Я непостоянный и капризный читатель, который заглядывает ненадолго на страницы тысяч книг. На моем столе за последние месяцы скопились горы новинок, около семидесяти.
Сейчас я читаю биографию Михаила Горбачева — исключительный и подробнейший труд Вильяма Таубмана (William Taubman), уже получившего в свое время Пулитцеровскую премию за биографию Хрущева. Я поглощен рассказом о том, как Михаил Сергеевич пришел к власти. Он был амбициозным, энергичным человеком и перфекционистом, всегда знавшим, что хочет подняться на самый верх. Его характер был во многом противоположен характеру Андрея Тарковского, русского режиссера, чьи дневники я одновременно листаю. Они охватывают период с 1970-ого по 1986 год.
Последняя запись Тарковского от 15 декабря 1986 года о том, что у него сильно болят ноги, и он прикован к постели. И в конце: «Негатив, разрезанный почему-то во многих случайных местах…» Я не знаю, что он имел в виду, но это было последнее, что он написал, потому что десять дней спустя он умер в Нейи под Парижем, где лечился от рака легких.
Тарковский был мистиком, творцом, который искал красоту в своих творениях, не желая делать никаких уступок зрителю. Его фильмы прекрасны, но плохо продаются. Несколько дней назад я пересмотрел его картину «Андрей Рублев», которая рассказывает историю русского иконописца XV века. Стремление героя оставить след на монастырских стенах очень сродни мечте режиссера превратить кадры в живопись. Для того, вероятно, он и создал эту ленту.
Горбачев тоже был визионером, который думал, что может реформировать Советский Союз. Его поражение стало его победой, потому что он отказался от мысли применить силу, чтобы насадить перемены, и стал жертвой потрясений, которые сам же и вызвал. Михаил Сергеевич был в высшей степени культурным человеком, так же как его жена Раиса.
Генсек ЦК КПСС был человеком прагматичным, пережившим несколько партийных чисток, а Тарковский был художником, идеалистом. Но в обоих чувствуется этот разрыв между реальностью и желанием, который порождает смесь меланхолии и отчаяния от столкновения с неумолимой средой. В конце концов, оба они видели то, что не существовало, но могло бы существовать, и посвятили все свои силы борьбе с препятствиями на пути к утопии.
Оба они были мечтателями и индивидуалистами, и потому потерпели поражение в обществе, где правит атавистический культ власти и традиции. Такие отверженные типы нередки в России, стране Чехова, Гоголя, Булгакова, Пастернака, Ахматовой, которые писали об этой ране в славянской душе с пронзительностью, которая до сих пор нас впечатляет.