На 26 декабря приходится 27-ая годовщина распада Советского Союза — события, о котором, согласно опросам общественного мнения, жалеют две трети россиян. Хотя большинство из них живет намного лучше, чем в те времена. Тогда откуда же сожаления?
С 2012 года, когда сожаления по поводу распада СССР выразили всего 49% россиян, их число постоянно растет, и нынешний уровень приближается к показателям рубежа веков, когда Россия переживала беспрецедентный экономический упадок и период социально-экономической и политической нестабильности.
Владимир Путин, как известно, назвал распад СССР «величайшей геополитической катастрофой ХХ века». Одним из важнейших последствий этого события Путин, на удивление, считает не утерю Россией статуса сверхдержавы, а тот факт, что за границами России оказались миллионы соотечественников и прервались вековые культурные и экономические связи.
Однако за 18 лет у власти Путину удалось «поднять страну с колен», и по сравнению с советским уровнем жизни сейчас большинству россиян живется куда лучше, а Россия, прежде всего благодаря решительным действиям на Украине и в Сирии, снова обрела вес на международной арене. Лучшее подтверждение успехов России — западные санкции, которые ввели потому, что Запад боится России. Да, как и в советские времена, Запад боится. И как только произойдет обещанный технологический прорыв, и Россия станет одной из пяти крупнейших экономик мира, Западу придется бояться ее еще сильнее!
Так почему же усиливается ностальгия по тому, что распалось и что было хуже современной России? Неужели россияне тоскуют по стране, где «правительство делало вид, что платит нам, а мы делали вид, что работаем»? Неужели они ностальгируют по вездесущим лозунгам о борьбе за мир или за зерно или по ритуальным упоминаниям Ленина? Им не хватает постоянных очередей за мясом, туалетной бумагой, обувью или колготками — в общем, за всем что можно?
С миссией руководить младшими братьями
Возможно, объясняется это тем, что сильнейшую ностальгию вызывают нематериальные вещи. Многим россиянам кажется, что сегодня полностью отсутствуют социальные гарантии. В советские времена они, правда, были в большей степени воображаемыми, нежели реальными, но зато «пользоваться» ими могло подавляющее большинство граждан. Например, у всех было право на труд (хотя на самом деле это была обязанность), право на плохое, но бесплатное образование и здравоохранение, а также на дешевое, но очень некачественное жилье.
С этим тесно связано также глубоко укоренившееся и очень распространенное представление (нынешнее политическое руководство его всячески поощряет) о том, что в «союзе народов» бывшего СССР русские играли роль старшего и мудрого «брата». Эта роль по праву принадлежала им после Второй мировой войны. Младшие «братья» искренне и почтительно относились к этой роли. На этой ментальной основе родилась идея о естественном русском праве на руководство, когда каждый русский для нерусского является защитником, поборником традиций, учителем и первопроходцем, открывающим новые горизонты.
На международном уровне эта роль естественно принадлежит российскому президенту Владимиру Путину. В 90-е годы прошлого века американский политолог Джозеф Най, профессор международных отношений из Гарвардского университета, ввел понятие так называемой мягкой силы. Под ней подразумевается способность государства добиться нужных результатов без применения силы и давления, а только благодаря привлекательности собственной политической и социально-экономической модели. Москва, видимо, полагает, что обладает этой мягкой силой как минимум на постсоветском пространстве, и пытается ею пользоваться. Однако результаты плачевны. Почему? Прежде всего потому, что Россия не умеет действовать без применения силы, и все соседи знают, что в этом она себе верна. Да и, кстати, посудите сами.
«Нет», — говорит Лукашенко Москве
В середине декабря против российских «интеграционных предложений» резко выступил белорусский президент Александр Лукашенко. Он отреагировал на заявление премьера Дмитрия Медведева, который на заседании министров Союзного государства России и Белоруссии сказал, что Москва готова предложить Минску рубль в качестве внутренней валюты. По мнению Медведева, этот шаг полностью соответствует интеграционной логике Союзного государства (сегодня это скорее формальное объединение, которое в конце 90-х создали для того, чтобы добиться более глубокой политической, экономической и социальной интеграции). В свою очередь, Лукашенко счел слова Медведева явной угрозой и посягательством на белорусский суверенитет.
Лукашенко якобы даже провел закрытое заседание, на котором белорусские эксперты обсуждали, как защититься от российского давления. Однако на прямой вопрос пресс-секретарь Лукашенко ответила, что «вопрос о суверенитете нашей страны уже давно закрыт, и эту проблему мы больше не обсуждаем».
С самого начала исключением была Эстония, Латвия и Литва, которые немедленно дали понять, что не хотят иметь с бывшим Советским Союзом ничего общего, и решительно приступили к политической и экономической трансформации. Оставшиеся 12 республик бывшего СССР заявляли о таких же намерениях, но на самом деле пошли по совершенно другому пути. Первым на него встал именно Александр Лукашенко, который в 90-е годы заслужил прозвище Последний диктатор Европы. В конце третьего десятилетия возведения «демократии» на постсоветском пространстве можно констатировать, что Лукашенко не одинок и, даже напротив, стал «корифеем» в плеяде авторитарных лидеров, список которых на протяжении 18 лет возглавляет Владимир Путин.
В ловушке ближнего зарубежья
Учитывая расстояние, разделяющее нас, я позволю себе опустить размышления о Средней Азии, где постсоветский метод правления опасно трансформировался в модель, которая до сих пор нам была известна в основном по африканскому континенту. Я сосредоточусь на шести постсоветских странах, расположенных в Восточной Европе. В определенном смысле, как отметил, например, Иэн Бонд, внешнеполитический эксперт из аналитического Центра европейских реформ, все это государства, оказавшиеся в своеобразной ловушке. В отличие от Прибалтики они не относятся безоговорочно к Европе, но при этом очевидно, что и азиатскими их не назовешь. Кроме того, они не Россия (пока?). Эти страны — самые яркие представители феномена «постсоветскости» и «ближнего зарубежья», где, по мнению Москвы, она имеет право или даже обязана применять свою мягкую силу во благо местного населения. Насколько ей это (не) удается?
В декабре 1991 года Борис Ельцин, Леонид Кучма и Станислав Шушкевич, которые тогда стояли во главе РСФСР, УССР и БССР, упразднили СССР. Руководителей других союзных республик они просто поставили перед фактом. Их договоренности было достаточно, и остальных никто ни о чем не спросил.
Чтобы технически справиться с распадом СССР, была создана такая структура, как Содружество Независимых Государств (СНГ). Оно существует до сих пор, однако, несмотря на принятие ряда деклараций и подписание десятков межправительственных договоров, с его помощью ни разу не удалось решить ни одной серьезной проблемы. Лучше всего это подтверждает полный провал при решении этно-политических и территориальных конфликтов, которые из «замороженных» постепенно превращаются в горячие.
Армения и Азербайджан начали воевать еще до распада СССР. В Грузии воевали в 90-е, а в 2008 году была российско-грузинская война. На территории Молдавии в Приднестровье бои велись в 90-е. В 2014 году Россия напала на Украину. Единственная страна из этой группы, которая пока избежала войны, — это Белоруссия. Единственная страна, где сейчас нет российских войск (будь то по договору, либо оккупантских), — это Азербайджан (Габалинская радиолокационная станция была закрыта в 2013 году).
Армения, Грузия, Молдавия и Украина уже пережили «революции», протесты или хотя бы политические кризисы в виде парламентских споров. Белоруссия же во главе с Лукашенко и Азербайджан, который стал диктатурой семьи Алиевых, что приближает эту страну к среднеазиатским стандартам правления, являются островками постсоветской «стабильности». На самом же деле эта стабильность — проявление полного социального и политического застоя.
2008 — год, когда Путин раскрыл себя
Москва активно применяла насилие как у себя дома (наиболее заметно это было во время двух чеченских войн), так и у соседей. Кремль очень критиковали за насилие в Чечне, а вот навязывать или поддерживать мир на постсоветском пространстве ему удавалось без особых проблем.
После атак 11 сентября Путин предпринял всего один политический шаг, который можно назвать гениальным. Один звонок американскому президенту мигом превратил чеченское смертоубийство в часть глобальной войны с терроризмом. Благодаря этому Москва стала полноценным партнером Вашингтона, начался интенсивный диалог с Североатлантическим альянсом, а через год был создан Совет Россия — НАТО.
Одновременно начали расти цены на нефть и газ, и Россию наводнил, казалось бы, неиссякаемый поток нефтедолларов. Тогда казалось, что Россия обрела уважение США и Запада, и даже более того. Когда Москва дала понять, что не хочет дальнейшего расширения НАТО, Украина и Грузия покинули саммит, проводившийся в Бухаресте, ни с чем.
Стоит отметить, что российские действия в Грузии вызывали неоднозначную реакцию не только в мире, но и непосредственно на постсоветском пространстве. Большая часть государств призывала прекратить бои и искать политическое решение, поддержав территориальную целостность Грузии. Когда Москва в конце месяца признала независимость Южной Осетии и Абхазии, ни одно другое постсоветское государство к ней не присоединилось. Москве не оставалось ничего другого, как «купить» их признание у правительств Никарагуа, Венесуэлы, Науру и Сирии.
Маска с добродушной улыбкой отброшена
После победы в августовской войне в России появился тезис о том, что на юге (в Чечне) удалось предотвратить распад России, а на другом юге (в Грузии) Москва остановила экспансию НАТО. И более того, там же, на юге (в Сочи) Москва продемонстрирует миру, насколько современной, богатой, приветливой и успешной страной является Россия.
Сочинской Олимпиаде предшествовали другие масштабные международные политические, экономические и спортивные мероприятия, которые проводила Россия. Это и зимний саммит АТЭС во Владивостоке (2012 год), и саммит Большой двадцатки в Санкт-Петербурге (2013 год), и летняя Универсиада в Казани (2013 год). Апогеем всего этого должен был стать чемпионат мира по футболу в 2018 году. Россиянам удалось выстроить новую и современную спортивную инфраструктуру, построить или реконструировать аэропорты и вокзалы. Ни одно из мероприятий не нарушил террористический акт.
Однако зимнюю Олимпиаду затмила аннексия Крыма, а потом положительное впечатление от нее перечеркнул громкий допинговый скандал с российскими спортсменами. Как только цены на нефть и газ упали, Россия перестала быть богатой. Как только Россию покинули восторженные спортивные болельщики, режим перестал притворяться приветливым.
Во внешней и внутренней политике Россия все больше возвращается к советской модели поведения. Потрясает, что, несмотря на это, растет число россиян, которые ностальгируют по СССР. Неужели они ничего не видят? Ведь, например, от внимания наших коммунистов это не ушло, и большинство из них не скрывает радости.