Юрий Дейчакивски (Yuri Deychakiwsky) полагает, что находился дома в Норт-Потомаке, штат Мэриленд, когда посмотрел это видео. Он точно не помнит. Несмотря на то, что он выписал множество чеков в поддержку военных действий в далекой стране, картины о том, как бомбы падают на чужеземцев, не отпечатываются в его памяти.
61-летний Дейчакивски родился в США в семье украинских иммигрантов, кардиолог, член Сообщества врачей имени Джона Хопкинса (Johns Hopkins Community Physicians) в Бетесде. В период рождественских праздников в 2017 году он перевел 3 тысячи долларов одному украинскому эмигранту в Сиракьюс, штат Нью-Йорк, на покупку того, что его знакомый таинственно назвал «нашим кузнечиком», — на беспилотник, характеристики которого Дейчакивски отказался раскрыть, и который должен был попасть в руки Украинской добровольческой армии — батальона, сражающегося против поддерживаемых Россией сепаратистов.
И вот на смартфоне Дейчакивски появилось видео того, как этот беспилотник сбрасывает взрывчатку на окопы на востоке Украины, пока вражеские бойцы отчаянно ищут укрытия. В одном видеоролике бомба взорвалась прямо рядом с сепаратистом. Тот человек на мгновение застыл, затем бросился в сторону укрытия, а потом упал и пополз на животе — вероятнее всего, из-за ранения в ногу. «Меня, как врача и христианина, тревожит то, что я принимаю в этом участие, — говорит Дейчакивски. — Я стараюсь не наступать на муравьев. Я не хожу на охоту. Я бы не смог застрелить оленя. Но, разумеется, я ем гамбургеры».
Спустя десятилетия, в течение которых Украина находилась между Россией и Европой, в 2013 году она в итоге пережила кульминацию своего кризиса идентичности, когда пророссийский президент Украины Виктор Янукович внезапно отказался подписать торговое соглашение с Евросоюзом. За этим последовали массовые политические протесты и уличные столкновения в Киеве — так называемая революция Евромайдана, — а в феврале 2014 года Янукович забрался в российский военный вертолет и бежал из страны. Спустя несколько дней Россия воспользовалась беспорядками и захватила Крым. Она также начала вооружать сепаратистские войска на востоке Украины, в Донбассе, и (хотя она это отрицала) отправлять туда своих солдат и наемников.
Бои начались весной 2014 года, и многие украинцы оказались втянутыми в эту войну. Вооруженные силы Украины находились в плачевном состоянии. В результате нескольких десятилетий коррупции и абсолютного невнимания со стороны властей от 41 тысячи готовых к бою солдат осталось от силы 6 тысяч. Пока сепаратисты одерживали одну победу за другой, бронированные автомобили, изъятые у одного местного банка, перевозили украинских военнослужащих к линии фронта. Солдатам раздавали аптечки, где самым полезным в бою средством были презервативы. Некоторые приезжали на фронт в сандалиях. Часто им приходилось забирать оружие у убитых сепаратистов. Многие раненые солдаты возвращались в Киев и там умирали в коридорах военных госпиталей из-за банальной нехватки коек и хирургических инструментов.
Добровольцы решили восполнить это пробел. Более 15 тысяч мужчин и женщин — многие из них были ветеранами протестов на Майдане — устремились на фронт. Они собирались в батальоны, иногда поддерживая связь с ультранационалистическими группировками, которых объединяли русофобия и одержимость украинской идентичностью, порой доходящей до расизма. Довольно быстро возникла импровизированная цепочка поставок, которая должна была поддерживать их военную кампанию. Бывший директор по маркетингу компании «Данон» (Danone) постоянно ездил на восток, в конечном счете доставив туда продовольствие и самые базовые вещи на сумму в 2 миллиона долларов. Владелец одной компании восстановил старые советские танки и отправил их на фронт. А один инструктор по айкидо создал добровольческий корпус скорой помощи.
В процессе возникла целая сеть частных доноров, финансировавших все это. Они платили за снайперские винтовки и тепловизоры, за лечение ветеранов, а затем и за психологическую помощь. Всего за год Совет добровольцев — гражданская группа внутри Министерства обороны Украины — зафиксировала пожертвования на общую сумму около 12-14 миллионов долларов. И в этой сумме не были учтены пожертвования от корпораций, неденежная поддержка или человеческие ресурсы. Кроме того, диаспоры в США, Канаде и Европе пожертвовали еще несколько миллионов долларов.
Они продолжали переводить деньги — хотя и в меньших объемах — даже тогда, когда война на Украине вступила в фазу так называемого замороженного конфликта. Но, несмотря на такое название, восток Украины остается настоящей пороховой бочкой. Организация по безопасности и сотрудничеству в Европе за прошедший год насчитала сотни тысяч нарушений вдоль линии соприкосновения длиной в 500 километров. В ноябре Россия захватила три украинских военных судна и 24 моряков, что заставило украинского президента Петра Порошенко объявить о введении военного положения в приграничных районах. Как сообщили международные наблюдатели, за следующие две недели число нарушений режима прекращения огня выросло в два раза.
Дейчакивски отказался сообщить под запись, сколько именно денег он пожертвовал, однако он ведет учет, и та сумма, которую он назвал не под запись, оказалась весьма внушительной. «Я мог бы уже уйти на пенсию к настоящему моменту, — говорит он с усмешкой. — Поэтому я и езжу на шевроле». Он спешит добавить, что большая часть его пожертвований тратится на гуманитарную помощь, а не на беспилотники, способные сбрасывать бомбы.
В определенном смысле в такой активности частных спонсоров нет ничего особенно нового — вспомните Голду Меир (Golda Meir), которая собрала 50 миллионов долларов для армии Израиля, или ирландцев, которые собирали в Бостоне и Нью-Йорке пожертвования для участников конфликта в Северной Ирландии. Однако в спонсируемой частным лицами войне на Украине есть нечто новое. Добровольческие батальоны хвалятся своими победами в соцсетях. Медики собирают пожертвования через сервисы мобильных платежей, а затем при помощи смартфонов фиксируют визуальные доказательства того, что помощь достигла фронта. Инженеры покупают, конструируют и модифицируют дешевые и надежные дроны. Программисты пишут программы для наведения, которые артиллеристы затем используют на своих планшетах. Такая организационная среда, — начиная от получения финансирования и заканчивая поставками, — хорошо знакома любому стартапу.
Однако здесь есть и ловушки. Украинские олигархи оказали поддержку некоторым батальонам, что вызвало вопросы касательно верности и благонадежности этих формирований. Параллельная цепочка поставок лишь огибает коррумпированные украинские структуры, но никак не помогает бороться с проблемой коррупции. Кроме того, нет никаких механизмов, позволяющих гарантировать, что оружие не попадет в руки неонацистов или преступников. Народные спонсоры войны, возможно, помогли спасти страну и заставить российских агентов остановиться, однако Украине придется мириться с их наследием еще очень долго.
В мае 2014 года Виталий Дейнега, специалист в области ИТ, выкуривал одну сигарету за другой, сидя на кухне своей киевской квартиры и читая о том, как поддерживаемые Россией сепаратисты захватывают территории на востоке страны. Дейнега — вегетарианец, восхищающийся взглядами Махатмы Ганди и однажды посетивший фестиваль «Бёрнинг мэн» (Burning Man). Но тем вечером он опубликовал в Фейсбуке пост, пообещав перечислить 10 тысяч гривен (около 900 долларов) на покупку бронежилетов и приборов ночного видения для украинских солдат. Друзья восхитились его порывом, и он начал собирать средства. За шесть недель он собрал в 100 раз больше первоначальной суммы. Скоро он основал группу «Вернись живым», которая впоследствии стала одной из самых известных благотворительных групп на Украине — или, если точнее, одной из ведущих квазивоенных организаций.
Группе «Вернись живым» удавалось доставлять оборудование на фронт с потрясающей расторопностью. Спустя несколько месяцев после начала войны, как вспоминает офицер украинской армии Андрей Скороход, он попросил тепловизор, но почти сразу же забыл о своей просьбе. Прошло совсем немного времени, и в его лагерь недалеко от Донецка приехал автобус с журналистами и волонтерами. Женщина, вышедшая из того автобуса, крикнула: «Где Андрей?» Он поставил свою подпись, и она вручила ему новый тепловизор «Пульсар» (Pulsar) стоимостью в несколько тысяч долларов.
К настоящему моменту группа Дейнеги потратила около 5 миллионов долларов на оборудование. На сайте этой организации перечислены имена всех тех, кто пожертвовал деньги, — от нескольких центов до 50 тысяч долларов. «Я просто хочу помочь моей армии в ее борьбе против плохих парней, — говорит он. — Мы не хотим связываться с летальным оружием». Действительно, тепловизоры сами по себе не могут убить, однако это его заявление достаточно лицемерно: поздно вечером в мае 2015 года Скороход захватил группу сепаратистов. По его словам, без тепловизора он был бы вынужден бродить в темноте в надежде заметить врага первым. Но, имея в своем распоряжении тепловизор, он сумел найти место, где сепаратисты сидели, и расстрелять их из пулеметов.
Неофициальная цепочка поставок возникла отчасти потому, что европейские союзники Украины отказались продать ей оружие, опасаясь усиления конфликта. Американцы ограничились отправкой на Украину своих советников (при президенте Обаме) и противотанковых ракет (при президенте Трампе). Денежная помощь простых людей с самого начала способствовала тому, что поражения в Иловайске, Дебальцево и донецком аэропорте оказались просто сокрушительными, а не катастрофическими.
К настоящему моменту в боях на Украине погибло почти 13 тысяч человек. В феврале 2015 года Украина, Россия и сепаратисты подписали Минское соглашение, которое предписывало прекратить огонь и увезти тяжелое вооружение от линии фронта. В тот момент и начался замороженный конфликт. С тех пор объемы денежной помощи уменьшились, однако их все равно хватало для того, чтобы волонтеры могли покупать программы для наведения на цель, дроны и снайперские винтовки, подходящие для нового формата войны. А когда Порошенко ввел военное положение в конце прошлого года, объемы пожертвований, поступающих на счет «Вернись живым», взлетели в 10 раз, но затем снова упали.
Летом я приехал в Пески, поселок у самой линии фронта, где в конце 2014-го и начале 2015 годов велись ожесточенные бои. Сейчас там никто не живет, и он представляет собой руины — разрушенные бомбежками дома, заросшие сорняками. Он выглядит довольно мирным, но это иллюзия. Под ногами хрустят осколки, — мой проводник из 56-й бригады указывает на дом, который был разрушен снарядом всего двумя неделями ранее. Спустя несколько дней совсем недалеко от этого места два подростка случайно наступили на заложенную мину, пополнив список погибших в этой войне.
Ниже по дороге Андрей Моруга сидит в БМП-1 и в рамках учебно-тренировочного занятия рассказывает молодому лейтенанту с детским лицом, как наводить орудие на опору ЛЭП. Моруга получил ранение во время продлившихся целый месяц боев за донецкий аэропорт: рядом с ним упал артиллерийских снаряд, осколки которого повредили ему спину и оторвали три пальца. Тот же снаряд разорвал его товарища пополам. Находясь в больнице, Моруга посмотрел документальный фильм, в котором американские военные пользовались смартфонами для наведения орудий на цель. «Почему мы не можем сделать то же самое?» — спросил он себя.
Теперь около двух недель в месяц он проводит на линии фронта, обучая солдат пользоваться программой «Армор» (Armor), которая позволяет экипажам танков и минометчикам прицеливаться по позициям сепаратистов. Эту программу разработала GIS Arta, группа украинских программистов, которые объединились, чтобы помочь украинским солдатам. Группа «Вернись живым» предоставляет планшеты и ноутбуки, на которые можно установить эту программу.
В нескольких километрах к северо-востоку, в Авдеевке, Руслан Шпакович, бывший сотрудник компании по прокату автомобилей, передает солдатам множество снайперских винтовок «Ремингтон», закупленных частных образом для 92-й бригады. Шпакович, научившийся стрелять из снайперской винтовки еще в советские времена, говорит, что на линии фронта сотни таких винтовок. Россия регулярно отправляет винтовки российского производства сепаратистам на контролируемые ополченцами территории. Что касается украинской стороны, то киевские продавцы оружия фактически превратились в оружейные склады. Частные лица приобретают охотничьи винтовки — от 3 тысяч долларов за модель Savage 110 BA Stealth и до 19 тысяч долларов за Accuracy International AI-AX — и отправляют их на фронт.
Чем ближе вы подбираетесь к смертельному оружию, тем больше тайн окружают имена доноров. Шпакович упомянул о некоем бизнесмене-миллионере, многое потерявшем после аннексии Крыма и в результате войны на востоке Украины, который ежемесячно покупает 20 винтовок, а на них в свою очередь устанавливаются снайперские прицелы, приобретаемые анонимным экспатриантом, живущим в Чешской Республике. Патроны очень дорогие, как говорит Шпакович, поэтому волонтеры — опять же анонимные — вручную изготавливают по несколько тысяч патронов ежемесячно. Я спрашиваю, могу ли я встретиться с кем-то из поставщиков. В ответ он только заговорщически мне подмигивает.
Когда позже я приезжаю в штаб-квартиру Украинской добровольческой армии — ультранационалистического батальона, который получил «кузнечика» Дейчакивски — в Краматорске, чиновники рассказывают мне о проктологе из Москвы, который по неизвестным причинам покупает им прицелы. Я прошу назвать его имя. «Американский шпион», — сказал один из них, имея в виду меня. Вопрос о том, шутка это или нет, повисает в воздухе на следующие полчаса.
Когда началась война на Украине, эти разношерстные группы объединились. В результате возникли такие организации, как Revived Soldiers Ukraine, основанная Ириной Ващук Дискипио (Irina Vashchuk Discipio), которая переехала в Пасадену в 2003 году. Ее организация помогла почти трем десяткам раненых ветеранов, — собирая деньги, покупая билеты на самолет, договариваясь о скидках на операции.
Теплые отношения Трампа с Кремлем заставляли членов диаспоры активнее собирать средства. Юрий Плескун, инвестор в сфере недвижимости, иммигрировавший в Нью-Йорк в 1980-х годах, вспоминает, как в 2017 году спросил покойного сенатора Джона Маккейна, может ли он начать поставки снайперских винтовок на Украину. Маккейн заколебался. «Сенатор, — сказал ему Плескун. — Я лично отвезу это оружие на Украину».
Плескун любит рассказывать эту историю. Однако она подчеркивает правовые и этические аспекты финансовой помощи от спонсоров из народа. Дэвид Лауфман (David Laufman), который до недавнего времени был главой отдела по контрразведке и экспортному контролю в Министерстве юстиций США, говорит, что некоторые формы помощи могут представлять собой нарушение законов об экспортном контроле, а также Закона о регистрации иностранных агентов.
Одна из самых популярных компаний для перевода денег за границу «Пэйпал холдингс» (PayPal Holdings) подчиняется экспортному режиму под названием Правила международной торговли оружием. Представители «Пейпал» сообщают, что они как минимум трижды блокировали счета группы «Вернись живым» за нарушения условий обслуживания. То же самое они делали со счетами десятков других украинских некоммерческих организаций. По словам Дейнеги, он продолжает получать пожертвования через «Маниграм» (MoneyGram) и «Вестерн юнион» (Western Union), которым пользуется Дейчакивски. (Представители «Маниграм интернэшнл» не отреагировали на нашу просьбу прокомментировать ситуацию, а представительница «Вестернюнион» сообщила, что у компании «сложная фильтрующая программа, которая позволяет проверять каждый перевод в режиме реального времени по внутренним и правительственным спискам».)
Другой важный вопрос, — к кому в конечном счете попадают деньги. Закон о расходах США, подписанный в марте 2018 года, запрещает оказывать помощь батальону «Азов» — добровольческому формированию, входящему в состав украинских вооруженных сил, эмблема которого очень напоминает нацистскую свастику. Однако «Азов» — всего лишь самый проблемный представитель целого ряда ультранационалистических группировок, создававших добровольческие батальоны, которые до сих пор остаются своего рода теневой силой. Некоторые из них вошли в состав украинской армии, однако при этом зачастую сохраняют свою собственную символику и верность своим прежним командирам.
Я знакомлюсь с Юлией Паевской, основательницей добровольческого корпуса скорой помощи и бывшим членом «Правого сектора» (запрещенная в России организация — прим. ред.) — известной ультранационалистической группы. Мы встречаемся в ресторане в Мариуполе — портовом городе в 20 километрах от линии фронта. Все, с кем я разговаривал, утверждали, что Паевская — с множеством буддистских татуировок и синими волосами — руководствуется исключительно патриотическими чувствами. По ее словам, за последние четыре года ее организация, которой принадлежит старый шевроле, оснащенный камерой ночного видения, спасла 450 солдат, получивших тяжелые или очень тяжелые ранения. Каждый месяц она получает деньги, топливо и медикаменты на сумму около 20 тысяч долларов — примерно половина приходит из-за границы.
В ресторане мы заказываем шашлык. Водитель Паевской — суровый бородатый мужчина — сидит лицом к входу. Появляется официантка, в руках у которой блюдо жареного на гриле мяса. Водитель Паевской никак не реагирует, в то время как я вскакиваю, когда Паевская внезапно с громким щелчком раскрывает свой выкидной нож с лезвием в 15 сантиметров. Она отрезает себе кусок свинины. «У добровольцев есть права, — говорит она. — Они пролили свою кровь. Это их земля. Это наша земля. Я перегрызу врагам горло». Она вытирает нож, складывает лезвие и убирает его в карман.
Некоторым политикам в Киеве хотелось бы, чтобы добровольцы исчезли. Они уже выполнили свою функцию и теперь портят репутацию киевских чиновников в глазах западных союзников, представляя собой внутриполитическую угрозу. Движение самообороны переживает подъем, в прошлом году Фонд Карнеги за международный мир предупредил о том, что «олигархи могут использовать добровольческие формирования в качестве своих небольших частных армий, чтобы улаживать корпоративные споры». Паевская, которая покинула «Правый сектор» из-за разгоревшейся там внутренней борьбы, объясняет, что политики не могут заставить это движение просто исчезнуть. «Нет такого понятия, как бывший „Правый сектор"», — говорит она.
На следующий день у меня возникает довольно обескураживающий момент в процессе общения с Максом — 25-летним медиком из корпуса Паевской, который отказался назвать свою фамилию. Мы встречаемся в заброшенном ресторане рядом с пляжем, который служит ей своеобразной оперативной базой рядом с Широкино. Макс одет в футболку неонацистской компании «Сва стоун» (Sva Stone), а на его пальце красуется кольцо «Железный крест» (Iron Cross). Я делаю вид, что ничего не понимаю, и спрашиваю его, что значит этот символ. «У него много значений», — уклончиво отвечает он. И я погружаюсь в размышления над возможными вариантами, пока волны накатывают на берег.
Представители диаспоры предпочитают считать таких персонажей, как Макс, досадными вкраплениями в ткань всеобщей борьбы. «Любой такой человек дискредитирует общее дело», — говорит Дейчакивски. Роман Фонтана (Roman Fontana), юрист из Мэриленда и ветеран войны в Ираке, чья мать родилась на Украине, провел три месяца в этой стране в 2015 году в качестве частного тренера для молодых офицеров, которые прежде были членами батальона «Азов». По его словам, из 45 человек, с которыми он работал, как минимум четверо придерживались откровенно неонацистских взглядов. Он характеризует их идеологию как причудливую смесь национализма, расизма и многовекового стремления к территориальной целостности. «Когда я служил в морской пехоте, — говорит мне Фонтана, — к нам время от времени тоже попадали убежденные клановцы».
Несмотря на правовые препятствия, у украинских граждан и представителей диаспоры никогда не было больше инструментов для того, чтобы объединиться и принять участие в войне, — от написания программ до перевозки оборудования и денег через границы. Нетрудно представить, как эта украинская модель повторяет себя на Тайване, в Прибалтике и в других странах, живущих в тени своих более крупных и агрессивных соседей.
Однако историю Украины также стоит рассматривать и как предостережение. Хотя украинцы часто демонизируют Россию за ее вмешательство, тот военный кризис, который начался в этой стране, — это во многом дело рук самих украинцев. Сегодня правительство тратит гораздо больше денег на свои вооруженные силы — 1,6 миллиарда долларов в 2018 году, что на 28% больше, чем в 2017 году, — но коррупция никуда не исчезла. В 2017 году Украина заняла 130-е место в списке стран по индексу восприятия коррупции, составленном организацией Transparency International (примерно на одном уровне с Мьянмой и Сьерра-Леоне), и, хотя по сравнению с показателями 2013 года ситуация немного улучшилась, коррупция в области военных закупок остается катастрофической. К примеру, в прошлом году автомобильная компания «Богдан Моторс», принадлежащая деловому партнеру президента Порошенко, продала армии 100 машин скорой помощи по 32 тысячи долларов каждая в рамках неконкурентного контракта. Оказалось, что эти машины были проданы по завышенной цене и часто ломаются, и это вылилось для президента в серьезный скандал.
«Цена коррупции в армии — это жизни солдат», — говорит Дарья Каленюк, исполнительный директор Центра противодействия коррупции — одной из множество некоммерческих организаций, основанных ветеранами Евромайдана. Мы встречаемся спустя день после того, как она и другие активисты выступили против решения украинского антикоррупционного агентства закрыть дело о растрате в размере 520 тысяч долларов, в котором замешан сын министра внутренних дел Украины. (Сам он отрицает свою причастность.) На ее руках все еще видны пятна зеленки, которая с недавних пор превратилась в оружие. Ее применяют против реформаторов в России и на Украине. Люди, которым за это заплатили, облили зеленкой Каленюк и ее коллег.
По оценкам некоммерческой организации Каленюк, с 2012 года им удалось опротестовать сомнительные государственные тендеры на общую сумму в 150 миллионов долларов. Однако реформа так и не была проведена: сейчас огромное количество информации о коррупции, но практически нет механизмов, позволяющих посадить преступников в тюрьму и конфисковать их состояния, нажитые нечестным путем. Множество очень влиятельных людей хотят, чтобы Каленюк потерпела неудачу. Ближе к концу нашего разговора на ее смартфон поступает звонок. Ее коллега, опубликовавший в сети фотографии атаки с применением зеленки и попросивший помочь опознать обидчиков, стал получать угрозы.
В марте на Украине состоятся президентские выборы, и бывший премьер-министр Юлия Тимошенко пока является лидером по результатам опросов. Ее трудно назвать революционеркой: ее главные обещания касаются умеренного повышения минимальной зарплаты и пенсий. Кроме того, она провела более двух лет в тюрьме в связи с газовой сделкой 2009 года, которую она заключила, будучи премьер-министром Украины. Однако многие были убеждены, что дело в отношении нее было политически мотивированным.
С учетом приближающихся выборов волонтеры сделали небольшой шаг назад. Уже после нашей беседы Паевская, к примеру, присоединится к официальному медицинскому подразделению вооруженных сил Украины, продолжив управлять своим корпусом. Но эти люди никуда не исчезнут. Несмотря на все свои недостатки, эти добровольческие организации остаются тем институтом на Украине, которому, по результатам июньских опросов, простые граждане доверяют больше всего. Им доверяют даже больше, чем церкви и армии, не говоря уже о парламенте и президенте, а также судах, которые вообще находятся в самом конце списка. И напряженность в отношениях с Россией сохраняется. В декабре министр внутренних дел предупредил, что пропагандистское вмешательство России в предстоящие президентские выборы будет «колоссальным». В январе украинские христиане официально отделились от Русской православной церкви, что разозлило политических и религиозных лидеров России.
Все это в целом осложняет жизнь Украины. Каленюк и всех тех, с кем я встречаюсь, окружает какая-то аура нервозности. Они обрывают лепестки у цветов, стоящих на столах в ресторанах, приезжают на встречи раньше назначенного времени, вертят в руках мобильные телефоны. Эта энергия должна найти выход. И она представляет собой угрозу для России и ее ставленников, для украинских олигархов и политиков, стремящихся подобраться как можно ближе к кормушке, для международных посредников в урегулировании конфликта, а также для западных законов по контролю над торговлей оружием.
«Машина продолжает работать, потому что множество людей ее очень любят», — говорит Анна Сандалова, бывший менеджер по маркетингу в компании «Данон», которая переправляла продукты питания на фронт, имея в виду коррупцию на Украине. Она ликвидировала свою благотворительную организацию в 2016 году и теперь является депутатом киевского городского совета от небольшой партии, не имея практически никаких возможностей повлиять на политику. «Я жду третьего Майдана, — говорит она, намекая на оранжевую революцию 2004 года и на Евромайдан 2013 года. — Мы готовы».