Восточная политика выступала важным элементом внешнеполитического курса Третьей Польской Республики, что было связано как с историческими и географическими факторами, так и с убежденностью в верности программы парижского журнала «Культура» (выпускавшееся польскими эмигрантами в 1947-2000 годах издание, ставшее центром польской общественной и политической жизни, — прим. пер.), в которой гарантией безопасности Польши назывались хорошие отношения с восточными соседями.
В этом контексте удивляет, насколько мало внимания уделил восточной политике действующий глава МИД Яцек Чапутович (Jacek Czaputowicz), подводя в декабре 2018 года итоги трех лет работы правительства партии «Право и справедливость» (PiS). Участников проекта «Восточное партнерство» он упомянул лишь в контексте польской помощи развивающимся странам, которую получают в том числе такие экзотические государства, как Танзания или Мьянма. Министр также сказал о необходимости стабилизировать ситуацию в Донбассе и вернуть территориальную целостность Украине и Грузии.
Такая лаконичность связана, по всей видимости, с тем фактом, что достижения «Права и справедливости» в сфере восточной политики были весьма скромными. Для сравнения: после трех лет пребывания у власти коалиции «Гражданской платформы» (PO) и Польской крестьянской партии (PSL) на счету министра Радослава Сикорского (Radosław Sikorski) был уже запуск программы «Восточное партнерство» и создание Польско-российской группы по сложным вопросам. Сейчас ситуация выглядит совершенно иначе.
Нехватка людей
В нынешней правящей команде мало людей, вовлеченных в сотрудничество с государствами Восточной Европы. С конца 1990-х годов в Польше существовал один центр, который занимался политической координацией действий на восточном направлении (в первую очередь я имею в виду отношения с Украиной): это был Президентский дворец. И Александр Квасьневский (Aleksander Kwaśniewski), и Лех Качиньский (Lech Kaczyński), и Бронислав Коморовский (Bronisław Komorowski) активно интересовались польско-украинскими контактами, а в президентской канцелярии работали люди, занимавшиеся сотрудничеством с Киевом (например, Марек Сивец (Marek Siwiec) или Хенрик Вуец (Henryk Wujec)). Сейчас такого центра нет.
На правительственно-партийном уровне у действующей правящей команды есть всего несколько экспертов, которые занимались Восточной Европой. В МИД внимания заслуживает, в частности, заместитель министра иностранных дел Бартош Чихоцкий (Bartosz Cichocki), который в прошлом работал аналитиком в Центре восточных исследований (OSW) и Польском институте международных дел (PISM). Между тем специалистами по Восточной Европе уровня Павла Коваля (Paweł Kowal) правящая партия не располагает.
Интеллектуальные тылы, которые могли бы поддержать политику «Права и справедливости» на восточном направлении, тоже относительно слабы. В этом контексте можно упомянуть эксперта по России Анджея Новака (Andrzej Nowak) или политолога и историка Пшемыслава Журавского вель Граевского (Przemysław Żurawski vel Grajewski). Потенциал экспертных организаций, которые занимаются проблематикой Восточной Европы, «ПиС» использует мало, между тем при коалиции «Гражданской платформы» и Польской крестьянской партии Центр восточных исследований служил практически кузницей кадров для правительства. С этой организацией были связаны министр внутренних дел Яцек Чихоцкий (Jacek Cichocki) и его преемник Бартоломей Сенкевич (Bartłomiej Sienkiewicz), а также заместитель главы МИД Катажина Пелчиньска-Наленч (Katarzyna Pełczyńska-Nałęcz).
В кругах сторонников «ПиС» можно услышать мнение, что о Польше за восточной границей судят через призму критических публикаций «Газета Выборча». Отчасти этот тезис верен. Издание (равно как и политические силы, которым она симпатизировала: «Демократическая уния», «Уния свободы», «Гражданская платформа») с 1990-х годов уделяло много внимания Восточной Европе и в особенности Украине. В кругах посткоммунистов были свои эксперты по России, например, Станислав Чосек (Stanisław Ciosek) — последний посол в СССР, а позже советник президента Квасьневского. У «Права и справедливости» подобной поддержки нет.
В связи с этим, правящая партия, которая одновременно не доверяет кадрам из МИД, вынуждена обращаться к услугам сторонних специалистов. Примером может здесь служить посол Польши в Киеве Ян Пекло (Jan Piekło), который ранее возглавлял Фонд польско-украинского сотрудничества ПАУСИ. Этого человека хорошо знали на Украине, а он знал эту страну и активно занимался развитием двусторонних отношений. Однако он обладал слабой политической позицией в Польше, и в итоге в декабре 2018 года его сняли с должности, поскольку, по мнению нашего руководства, в отношениях с украинской стороной он допускал излишнюю мягкость.
Отсутствие идей
Ни Анджей Дуда (Andrzej Duda) в своей инаугурационной речи, ни премьер Беата Шидло (Beata Szydło) в своем отчете перед парламентом не уделили особенного внимания восточным соседям Польши. Этим они разительно отличаются от своих предшественников, в том числе от Леха Качиньского, который заявил в день своей инаугурации: «Всему тому, что связано с нашими отношениями со странами, которые находятся на востоке от наших границ, необходимо придать новое качество».
За три года пребывания у власти «ПиС» не удалось создать долгосрочную стратегию восточной политики, которая бы четко формулировала наши интересы, а одновременно способствовала развитию контактов с соседями. В 2008 году Польша и Швеция предложили программу «Восточное партнерство», годом позже ее одобрил ЕС. К проекту подключились шесть постсоветских государств. В программе «ПиС» 2014 года говорилось о том, что вместо «Восточного партнерства» появятся новые инструменты углубленного сотрудничества. Однако дальше идей дело не зашло.
В непредвиденных ситуациях Варшава сейчас занимает удивительно пассивную позицию. В 2008 году, когда началась российско-грузинская война, Лех Качиньский отправился в Тбилиси вместе с лидерами стран Балтии и Украины. Там он произнес свои пророческие слова: «Сегодня Грузия, завтра Украина, а послезавтра, возможно, придет черед моей страны, Польши». После недавней эскалации российско-украинского конфликта в Керченском проливе президент Анджей Дуда провел телефонный разговор с Петром Порошенко, но, следует отметить, что украинский лидер сам ему позвонил. Насколько «амбициозна» польская восточная политика, показывает следующая ситуация: после выборов в оккупированном Донбассе польская сторона потребовала, чтобы ЕС ввел санкции не против пяти, а против девяти человек, ответственных за организацию этого незаконного голосования.
Отсутствие согласованности
Главной целью в отношениях с Российской Федерацией Варшава считает блокирование ее экспансионистской политики в нашем регионе. И если сама цель вполне верна, то действия, которые предпринимаются для ее достижения, не всегда оказываются адекватными и эффективными. Польша стремится к наращиванию военного присутствия НАТО на его восточном фланге. Нашим успехом можно назвать то, что ЕС регулярно продлевает действие антироссийских санкций, а провалом — бесплодные попытки заблокировать строительство газопровода «Северный поток —2». Еще одна проблема — это активность российской пропаганды.
Вопросы вызывают деятельность и связи некоторых представителей правящей партии и ее назначенцев. Речь идет в первую очередь об Антонии Мачеревиче (Antoni Macierewicz) и его кадровых резервах из Национального центра стратегических исследований, эксперты которого ставили под вопрос надежность гарантий НАТО и предостерегали об исходящих от Украины угрозах, а также о новом заместителе главы министерства внедрения цифровых технологий Адаме Андрушкевиче (Adam Andruszkiewicz), которого называют «российским агентом влияния».
В политике в отношении Украины на первое место тоже ставится безопасность. В декабре 2016 года был подписан двусторонний договор о сотрудничестве в оборонной сфере. В июне 2017 появился контракт на сумму в 750 тысяч евро, по которому Польша обязалась поставить украинской армии оптическое оборудование. Кроме того, польские военные проводили тренинги для своих украинских коллег.
Участия в переговорах на тему донбасского конфликта, которые ведутся в рамках «нормандского формата», мы при этом не принимаем. С одной стороны, Варшава не отказывается от действий, направленных на поддержку проводимых Украиной реформ и ее сближения с ЕС, но с другой — не предлагает в этой сфере никаких новых инициатив. Польша из-за изменений во внутриполитической сфере и конфликта с Европейской комиссией утратила роль образчика государственной трансформации и адвоката Киева в ЕС. Также следует отметить, что Украина не вошла в число участников «Инициативы трех морей» — самого важного международного проекта, инициированного польской правящей партией.
Шаги, направленные на поддержку украинцев, сопровождаются обострением споров на тему совместной истории. Их порождает как популяризация традиций Украинской повстанческой армии (запрещенная в РФ организация, — прим.ред.) на Украине, так и конфронтационная историческая политика «ПиС». Ее проявлением стали принятый Сеймом закон, признающий Волынскую резню актом геноцида, а также поправки в закон об Институте национальной памяти, которые приравняли украинских националистов к нацистам и коммунистическим преступникам. Украинцы заявили, что это не соответствует исторической правде, и сочли шаги Варшавы недружественными.
Произошла политизация исторической проблематики: представители Польши констатировали, что историческая политика Украины, строящаяся на прославлении УПА, помешает этой стране вступить в ЕС. Обе стороны предпринимали попытки переломить ситуацию (в 2017 году, в частности, была возобновлена работа Польско-украинского форума партнерства), новые инициативы, однако, позволили изменить атмосферу лишь в незначительной степени.
Другой проблемой стали украинские мигранты. При «Праве и справедливости» получила распространение антииммигрантская риторика, что привело к росту числа инцидентов на почве ксенофобии. Кроме того польские власти заявляли, что Польша приняла миллион беженцев с Украины, а поэтому мы не можем принять беженцев из региона Средиземного моря. Украинцы отнеслись к таким заявления отрицательно, поскольку тезис не соответствовал действительности: за последние годы статус беженца в Польше получили всего несколько десятков украинских граждан.
Из-за своей политики Варшава растеряла часть того политического капитала, каким она обладала. Если в 2016 году о своем положительном отношении к Польше говорили 58% жителей Украины, то в 2018 году таких людей было всего 48%. Поляки, в свою очередь, стали проявлять меньше симпатии к украинцам. Кроме того, за последние годы от Польши отвернулась также часть украинских интеллектуальных элит.
Между тем в какой-то момент произошла активизация отношений с Белоруссией. Это было связано с двумя факторами: во-первых, с изменением политики ЕС, который предпринял в 2015 году попытку нормализации двусторонних контактов, считая, что Минск должен иметь какие-то другие варианты помимо сотрудничества с Россией, а во-вторых, с желанием Варшавы одержать успех на международной арене. Суть новой политики отражало высказывание Станислава Карчевского (Stanisław Karczewski) (спикер верхней палаты парламента Польши, — прим.пер.), который назвал Лукашенко «душевным человеком».
В 2016 году польский МИД разорвал договор о финансировании телеканала «Белсат». Можно предположить, что его закрытие было платой, которой требовал Минск за нормализацию двусторонних отношений. В 2018 году финансирование возобновили, но теперь канал в большей степени подчиняется государственным властям. В сентябре оттуда уволили одного из сотрудников, который опубликовал в социальных сетях наделавшую шума фотографию, на которой изображены Анджей Дуда, стоящий рядом с восседающим за столом Дональдом Трампом. Этот снимок, как объяснялось, выставляет польского президента в смешном виде.
Как мы видим, главная цель, которую преследует «ПиС» в восточной политике, — это безопасность. После 2014 года такой подход выглядит совершенно естественным, однако, сведение отношений с восточными соседями исключительно к этой сфере противоречит прежнему курсу. Третья Польская Республика стремилась наладить отношения с находящимися за нашей восточной границей государствами (в первую очередь с Украиной), а одновременно поддержать процесс их трансформации, что должно было обеспечить нам безопасность у рубежей, а нашим партнерам — стабильность, развитие и независимость от России. Партия «Право и Справедливость» практически отказалась от этой концепции, но не предложила при этом осмысленной альтернативы.