«Фигаро»: С 28 января по 10 февраля девять церквей пострадали от вандализма или даже осквернения. Как католики воспринимают такие злонамеренные действия в свой адрес?
Франсуа Югнен (François Huguenin): Мне кажется, что при виде вандализма или даже осквернения в церквях, христиане испытывают в первую очередь глубокую грусть и непонимание, их поражает произошедшее. Как бы то ни было, они чаще всего ведут себя достойно: такие действия не становятся предлогом для выражения гнева или каких-то требований. Но да, у нас, христиан, подобное вызывает в первую очередь большую грусть. В нескольких церквях, например, в Дижоне, скинии были открыты, а облатки высыпаны на пол. В Ниме их даже смешали с экскрементами и нарисовали крест на стене… Для христиан это страшное кощунство, ужасная боль. Они видят в облатках тело Христово, и это означает, что Бога бросают в грязь! Ведь красота веры кроется именно в святом причастии: чудо Бога, который так любит людей, что после воплощения, смерти и воскрешения обретает плоть в священном хлебе. И когда христиане приобщаются к телу Христову во время службы, как говорит Святой Августин, они становятся телом Христовым. То есть, попирая облатку, попирают всю церковь. Христианская вера — это одновременно локальная и всеобщая сущность, антитеза глобализации, которая отрицает одновременно локальное и всеобщее, как напоминает американский теолог Уильям Кавано (William Cavanaugh): посягательство на один храм — это посягательство на всю Церковь.
— Как бы то ни было, реакция Церкви, судя по всему, была весьма незначительной. «Мы не хотим разжигать страсти», — сказал «Фигаро» один епископ. Не видите ли вы в этом робость? Католики — легкая цель, которая всегда готова подставить другую щеку?
— Не знаю, свойственно ли христианам чаще подставлять другую щеку, потому что они — такие же люди, как и все. Тем не менее французские епископы действительно очень слабо отреагировали на произошедшее. Как мне кажется, это связано с новой и абсолютно парадоксальной ситуацией. С одной стороны, на верующих сегодня приходится крошечное меньшинство: лишь 5% французов до сих пор считают себя верующими католиками. С другой стороны, церковь занимала доминирующее положение в прошлом, а христианство было государственной религией на протяжении многих веков. Не думаю, что епископы чего-то боятся. Они оказались в новой ситуации, когда образ Церкви размыт, и найти ответ на подобные поступки стало непросто. Значимость Церкви сегодня уже не та, что была в прошлом, но воспоминания о былом величии остались. Образ меняется медленнее, чем реалии. Церковь по-прежнему отличается высокой заметностью. Христиане осознали, что находятся в меньшинстве, хотя и по-прежнему несут в себе общественные ориентиры. Именно эти ориентиры становятся целью нападок на них, и поэтому им труднее выражать возмущение, чем другим общинам, которые всегда были в меньшинстве.
— Как бы то ни было, христиане становятся главной целью антирелигиозных акций во Франции. Вам не кажется, что СМИ не уделяют этому достаточно внимания?
— Как объяснить эту ненависть к христианской вере?
— Враждебность к христианам связана сегодня с двумя факторами: отторжение к их прошлому влиянию и презрение к нынешней слабости французской церкви. Здесь просматривается наслоение множества туманных представлений в коллективном бессознательном. Я, конечно, не оправдываю подобные поступки, но они связаны с понятным осуждением определенных церковных эксцессов прошлого, которые нашел смелость признать Иоанн-Павел II. Одновременно с этим они отражают верно подмеченное Ницше презрение к христианину как к воплощению слабости. Два этих фактора противоречат друг другу, но разве это удивительно? Христиане идут за Иисусом, который в полной мере признал себя символом мировых противоречий, Мне не кажется необычным, что против христиан направлены иррациональные явления, которые опираются на выраженные и совершенно противоречивые обвинения. Абсурдно заходить в церковь для ее осквернения, особенно если ты не веришь в Бога! Это абсурдно, если не считать это актом вероненавистничества, что говорит о значимости христианства в глазах тех, кто утверждают, что больше не верят в Бога. Такая ненависть появилась не вчера: первые христианские святые зачастую были мучениками. Христиане не давали некоторым покоя вне зависимости от эпохи. Даже в великие периоды для христианства, самые последовательные христиане, основатели порядка и мистицизма, зачастую вызывали не лучшее отношение к себе.
Сейчас христианам следует задаться вопросом о том, как они могут отреагировать на эти нападки. Подобно дзюдоисту, который использует силу противника против него самого, христиане могут воспользоваться этой агрессией, чтобы вновь быть услышанными, не напирать на идентичность или необходимость реванша, а воспользоваться уязвимостью, чтобы провозгласить Евангелие. Первые апостолы тоже не находились в позиции силы, и мы сейчас ближе к первым годам христианства, чем к средневековой эпохе, как не раз отмечал Бенедикт XVI. Возвращение уязвимости может помочь развеять подозрения и, как ни парадоксально, придать больше силы словам христиан. Христианство больше не находится в позиции силы и может вновь в полной мере играть свою роль критической инстанции и изобретателя новых социальных моделей. Возможно, новая ситуация дает нам шанс! При условии, что мы продолжим борьбу за свободу вероисповедания, которой угрожают разные проявления религиозного и философского фундаментализма. Церковь же находится в наиболее выгодном положении для этого, поскольку свобода — это суть послания Христа.