В одной из своих ранних работ («Рождение трагедии, или Эллинство и пессимизм») немецкий философ XIX века Фридрих Ницше (Friedrich Nietzsche) пересказывает древнегреческую легенду о царе Мидасе, преследовавшем мудрого сатира Силена, спутника бога Диониса. Когда Силен наконец попадает в руки царю, тот спрашивает его, что «для человека наилучшее». «Наилучшее для тебя вполне недостижимо, — отвечает Силен, — не родиться, не быть вовсе, быть ничем».
В минувшем месяце в интервью Би-би-си Рафаэл Сэмюэл (Raphael Samuel), 27-летний молодой человек из Мумбаи, сослался на аналогичный аргумент. Сэмюэл собирается подать в суд на своих родителей за то, что они привели его в мир страданий без его согласия. «К чему мне все эти мучения? Пробки на дорогах? Войны? Почему я должен работать? Почему должен испытывать боль или депрессию? Зачем мне делать то, чего я не хочу? Много вопросов. Один ответ, — написал Сэмюэл на своей странице в Фейсбуке. — Кто-то дал вам жизнь ради собственного „удовольствия"».
Когда-то такого рода мысли могли казаться заумными или даже эгоистичными. Однако сегодня подобная аргументация, известная как «антинатализм» — стремление к ограничению рождаемости, — распространяется по мере того, как потенциальные будущие родители все чаще обдумывают вопрос о том, стоит ли рожать детей в мире, которому климатические изменения грозят скорым разрушением. «Зачем вы меня родили?» — спрашивал Сэмюэл у родителей в детстве. Если безрадостные сценарии будущего планеты осуществятся, найдут ли родители удовлетворительный ответ на такие вопросы?
Основной аргумент антинаталистов прост, хотя его легко истолковать превратно. Как утверждал философ Дэвид Бенатар (David Benatar) в антинаталистическом трактате 2006 года, жизнь полна страданий и вражды, состояния удовольствия и счастья немногочисленны, мимолетны и призрачны, и в конечном итоге все заканчивается смертью. Это не то же самое, что говорить, будто жизнь не стоит того, чтобы жить, если вам довелось родиться, — уже хотя бы потому, что жизнь, а затем приход смерти могут быть сопряжены с собственной физической и психологической болью. Скорее, аргумент заключается в том, что было бы лучше вообще не рождаться. В некоторых случаях жизнь действительно способна приносить определенное удовлетворение и даже пользу. Но как потенциальный будущий родитель вы подвергаете рискам вашего собственного ребенка, потому что, как любезно напоминает нам Бенатар, «существует множество страшных судеб, которые могут быть уготованы любому появившемуся на свет ребенку: голод, изнасилование, плохое обращение, побои, тяжелые психические заболевания, инфекционные заболевания, злокачественные новообразования, паралич».
И вот теперь, в XXI веке, к ним добавляется еще одна угроза: изменение климата. Согласно докладу Межправительственной группы экспертов ООН по изменению климата за 2018 год, человечеству осталось всего 12 лет, чтобы не допустить глобального потепления до уровней, которые приведут к нищете миллионы людей и к наибольшей в истории человечества миграции людей, вынужденных спасаться от экстремальных засух и наводнений. Кроме того, подобные события, как правило, связаны с насильственными конфликтами. Учитывая прохладную реакцию на изменение климата, которую демонстрирует политическое сообщество, когда мировые лидеры, вроде Дональда Трампа и Жаира Болсонару (Jair Bolsonaro), отказываются признавать глобальное потепление реальным, не говоря уже о срочности его предотвращения, сохранять оптимизм довольно трудно. Поскольку существует вполне реальная возможность того, что в результате глобальной нестабильности следующее поколение будет жить намного хуже, некоторые молодые люди, как подтверждают последние тенденции, серьезно задумываются о том, стоит ли вообще становиться родителями.
Кто-то скажет, что, как и перечень человеческих страданий Бенатара, такой ответ слишком уж пессимистичен. Тяжелыми испытаниями никого не удивишь. Жизнь может иметь смысл и вопреки невзгодам, а порою даже благодаря им. Борьба дает вам то, к чему необходимо стремиться, а именно цель; это как раз придает жизни смысл, а не делает ее бессмысленной.
Самый большой вопрос в том, насколько эта участь неизбежна. Во времена холодной войны существовал экзистенциальный страх возможной ядерной войны между Америкой и СССР, которая привела бы к массовой гибели людей и страданиям. Вместо этого политическая история и фортуна приняли такой оборот, что уничтожение планеты в результате ядерных ударов стало менее вероятным, — хотя с тех пор и возрос риск ядерной войны. Если обратиться к еще более далекой истории, то можно вспомнить английского экономиста Томаса Мальтуса (Thomas Malthus), который на рубеже девятнадцатого столетия предупреждал, что грядущее перенаселение планеты приведет к неизбежной нехватке продовольствия. Этого тоже не произошло. Технологические достижения позволяют планете кормить население, во много раз превышающее численность жителей планеты в девятнадцатом веке, которая составляла около миллиарда. Так что, даже если мы не можем увидеть это с нашей сегодняшней позиции, есть надежда, что политика, технологии или их комбинация могут задним числом подтвердить преувеличенность наших нынешних опасений. Но, разумеется, тому нет никаких гарантий, — надежда сопряжена с собственными рисками.
Кто-то станет утверждать, что иметь детей есть способ сделать эту надежду более реалистичной. Хотя некоторые экологи предлагают снизить рождаемость для сокращения выбросов парниковых газов ради тех, кто остался, есть и другая сторона вопроса: молодые люди сегодня крайне озабочены проблемами окружающей среды, и их активная позиция необходима в качестве политического давления. В будущем молодые люди также станут учеными и инженерами, которые нужны нам, чтобы найти технологические решения для глобального потепления, которых у нас пока нет. К сожалению, оба эти отсылающие к «большему благу» аргумента за и против продолжения рода сводятся к тому, чтобы использовать будущих детей как средство для достижения цели, думать о том, каким образом они могут внести вклад в наше общее благоденствие, при этом забывая об их собственном индивидуальном благополучии.
Все эти оправдания, убеждающие иметь детей даже перед лицом потенциальных невзгод, вызывают тревогу потому, что изображают это решение как результат холодного расчета. Большинство людей предпочитают не иметь детей после проведения оценки риска возможных проблем, которые могут угрожать благополучию их детей в будущем. Философы, вроде Бенатара, разумеется, считают ошибкой наше неосознанное подчинение животному инстинкту размножения, — но, вполне возможно, если бы наше решение произвести на свет нового человека было результатом анализа сводных таблиц, оно привносило бы собственные антиутопические смыслы и несколько компрометировало сам по себе дерзкий характер данного поступка.
В конечном счете Ницше не поддался пессимистическому посылу Силена о том, что лучше было бы и вовсе не существовать. Вместо этого он подчеркнул жизнеутверждающую сторону мировоззрения Диониса, то есть полное признание тяги жизни к трагедии. Это утверждение охватывает жизнь во всей ее полноте, со всеми ее взлетами и падениями, не вдаваясь в мелочные расчеты того, какая из сторон наберет больше баллов. Для Ницше это был не рациональный аргумент или религиозная вера, а скорее отношение к вещам. Ницше назвал это «волей к жизни» или «триумфальным да»: «утверждением жизни даже в самых странных и жестоких ее проявлениях». Поскольку будущие родители, отвечая на вопрос «почему вы меня родили?», едва ли станут предлагать ребенку ознакомиться с полным собранием сочинений Ницше, они все же могут найти подобное отношение воодушевляющим в эпоху изменения климата.
Алексис Папазоглу освещает вопросы философии, текущие дела и политику. Ранее он преподавал философию в Кембриджском университете и Университете Роял Холлоуэй (Лондон).