Интервью с видным специалистом по современной России, русистом и переводчиком Томашем Гланцем (Tomáš Glanc)
Forum 24: Когда-то стал популярен термин гомо советикус. Что он означал, и можно ли его применить к современной России или к чешским гражданам?
Томаш Гланц: Гомо советикус впервые появился в 1958 в бестселлере немецкого журналиста Клауса Мехнерта, который в книге под названием «Советский человек» подытоживает свои впечатления после 12 поездок в СССР. Не знаю, знал ли он, что духовный мыслитель Сергей Булгаков, прежде чем навсегда покинуть Россию, еще в 1918 году писал о революционных солдатах и матросах как о Гомо советикус. Мерхнерт проследил за развитием советской системы собственными глазами с конца 20 годов, а кроме того, по собственному опыту знал, как в то время жилось в Китае, Японии и США. В середине 30-х он оказался в СССР и работал там журналистом, а после преподавал в Беркли и Гонолулу. Это был космополит, эксперт, который прекрасно владел русским языком. В середине 50-х он принял участие в переговорах канцлера Аденауэра с советским руководством, а затем в легендарном ХХ съезде советской Коммунистической партии, на котором Хрущев впервые раскритиковал сталинизм.
— И эта советизация граждан удалась?
— Интересно как раз то, что его Гомо советикус означает гражданина, который через 40 лет после революции крепко обработан идеологией. Напротив, Мехнерт утверждал, что русские, несмотря на все кампании, не поддались советизации и в подавляющем большинстве оставались аполитичными. На коммунизм им было в общем-то наплевать. Подобный взгляд, разумеется, чужд политической истории, которая сосредоточена на событиях в идеологических элитах.
Я также удивился, когда в одной российской деревне мне рассказали, как еще в 30-е годы председатель колхоза каждую неделю отправлял гостинец на телеге, запряженной лошадьми, для местного православного священника, который приезжал из близлежащего городка проводить службы и обряды. Кстати, например, даже Борис Ельцин был крещеным, о чем он сам рассказал в своей биографии. Но это уже было после коллективизации, когда власть, казалось бы, все давно взяла под контроль, пожертвовав миллионами человеческих жизней. В особенности на периферии одно рабство просто сменилось другим, а идеология, по-видимому, зачастую являлась чем-то внешним и одновременно неизменным.
Термин Гомо советикус постепенно превратился в распространенную метафору человека, на котором сказалась жизнь в политической системе определенного типа. Об этом писали разные авторы, и особую известность получила книга эмигранта Александра Зиновьева, написанная в начале 80-х. Она так и называлась. Зиновьев был математиком, социологом и язвительным критиком системы, который описывал ее средствами иронической сатиры и приправлял ее черным юмором. В странах, где царил режим советского типа, по-моему, можно разглядеть черты схожие с Советским Союзом. Хотя в Чехии многим не нравится это слышать, и они предпочитают хвастаться тем, как при «большевиках» сумели «выстоять» и «не прогнуться».
— Уже вошло в привычку при упоминании российской гибридной войны с иронией добавлять, что «во всем виноват Путин». Так, наверное, никто не думает, и все же насколько на пространство наших СМИ, политики и социальных сетей влияет российская деятельность за рубежом?
— Я бы сказал, что самое опасное влияние, которое оказывают кремлевские медиа-холдинги, заключается в их цинизме в обращении с фактами и картинкой. Она эмоционально импонирует разочарованным, неуверенным, уставшим потребителям новостей, которые хотят понимать, что происходит, но без лишнего напряжения. Они обслуживают людей с самыми разными мнениями и предрассудками, которые верят в теории заговоров и рассказы о том, что за всем происходящим стоят чьи-то интересы. Согласно этим представлениям, любая форма преподнесения информации имеет определенную цель: правды нет нигде, и никто не без вины. Тот, кто распространяет подобный нигилизм, что парадоксально, в глазах людей обретает чрезвычайную достоверность. Я бы сказал, что чешское медиа-пространство тоже восприимчиво к этому пониманию новостей и упрощенному пониманию сложных явлений. Это хорошо заметно, скажем, в интернет-обсуждениях, где люди не церемонятся и «выкладывают все карты на стол». И друг к другу они относятся настолько серьезно, что яростно грызутся и полемизируют, как будто их жалкие выкрики имеют хоть какую-то основу под собой.
Этот подход, несомненно, является предметом российского экспорта за рубеж. Но не стоит жаловаться. Здравый смысл и развитое медиа-пространство должны устоять перед этим давлением.
— Привлекательна ли идея славянства для России в контексте ее идейного наступления, или это скорее мертвая категория для сомнительных сообществ? Некоторые идейные вдохновители Владимира Путина, по-видимому, упорно цепляются за славянство, однако Россия, в конце концов, не только славянская страна, да и не все государства, которые интересуют Кремль, имеют какое-то отношение к славянству.
— Идеология славянства в постсоветский период дала серьезный крен вправо, в сторону этнического национализма, расизма, антисемитизма и ксенофобии. В документах и выступлениях выразителей официальной идеологии, пожалуй, можно найти интеллектуальные следы панславистов и, прежде всего, Николая Данилевского. Но речь идет не о предложенной им идее славянского супергосударства и супернарода, а о критике «Европы» и акценте на российское своеобразие и российскую непохожесть. С 90-х годов эта тенденция проявляется все заметнее. Это служит аргументом в пользу того, что никто ничего не должен навязывать России и ни у кого нет права ее критиковать, поскольку она являет собой самостоятельную цивилизацию с собственными правилами, ценностями, образом жизни и мировоззрением. Также популярны идеи Ивана Ильина, антибольшевистского политического мыслителя середины 20-х годов, который мечтал о режиме, во главе которого стоит сильный лидер и на насилие отвечает насилием.
— Александр Солженицын по-прежнему является легендой, однако некоторые идеи в конце его жизни вызывали на Западе сомнения. Как он, собственно говоря, относился к нынешнему режиму?
— В 60 — 70-х годы Солженицын был главным рассказчиком интересных историй из политической жизни России, и его «Архипелаг ГУЛАГ» вызвал большой резонанс в мире, став самым важным свидетельством о советских концентрационных лагерях, которое очень изменило отношение к советскому строительству социализма и коммунизма. Мало кому удавалось написать столь значимую книгу.
Но Солженицын всегда с подозрением, если не с отвращением относился к идеалам западной демократии. И уж точно он не считал их образцом для России. В начале нынешнего режима ему было больше 80 лет. Целостного представления он уже не успел сформировать, но по-прежнему отличался склонностью к конфронтации. Например, он отказался принять награду от Ельцина, заявив, что тот довел страну до разрухи. Популярность Горбачева на Западе Солженицыну претила. В Путине ему нравилось то, что он хочет возрождения и стабильности. Солженицын поддерживал его, ссылаясь на то, что Буша никто не упрекал за его работу во главе ЦРУ. В определенном смысле Солженицын пошел на поводу у истеблишмента Путина и Медведева и даже позволил воспользоваться собой, причем сознательно, ведь он прекрасно понимал важность своих жестов. Его никто не заставлял пить с ними у себя на кухне чай и принимать от них поздравления с днем рождения в присутствии фотографов. Теперь в благодарность его именем назван один из самолетов Аэрофлота.
— Путин вручил барду Яромиру Ногавице медаль Пушкина, и у нас это восприняли неоднозначно, мягко говоря. Когда-то ее также получил Вацлав Клаус. Можете ли Вы сказать, отстранившись (хотя это весьма сложно) от политического аспекта, кто и чем заслуживает эту медаль?
— Было бы интересно выяснить, как родилась идея вручить путинскую медаль Пушкина Ногавице. Кому это вообще пришло в голову. Подавляющее большинство посетителей концертов Ногавицы в России, насколько мне известно, — это сотрудники чешских и чешско-российских фирм, а также члены семей дипломатов. И это понятно, ведь русские не могут понять текстов его песен, а без текстов творчество за рубежом вряд ли может быть признано (разве что только в Словакии или Польше, где Ногавица, кстати, часто поет по-польски). Таким образом, награждение явно не было подтверждением популярности Ногавицы в России. Тогда награда досталась бы, например, Карелу Готту или Зденеку Трошке. Однако награду Ногавица получил и не за то, что поддерживал режим Путина или оспаривал критику против него, в отличие от Клауса или Земана. Но с Ногавицей не тот случай.
Сама идея оценить чешское восприятие Ногавицей российских бардов мне понятна. Думаю, он испытывает неподдельный интерес к некоторым российским поэтам, и точно речи не идет о какой-то конъюнктуре. В конце концов, Окуджаву и Высоцкого он предлагал даже тем, кто по своим примитивным и дремучим «убеждениям» отвергал все, что связано с Россией.
Проблема, разумеется, в том, что, приняв подобную награду, лауреат подспудно дает понять, что кормится у этого режима с руки. Если бы он критиковал то, как в этом государстве обращаются с людьми, которые за свою гражданскую смелость в разных областях жизни подвергаются физическому насилию и неправомерному аресту без надежды на справедливый суд, то медаль ему никто не дал бы.
Ногавица, конечно, не высказывается по политическим вопросам не из-за каких-то медалей, а потому, что не хочет вмешиваться в политику. Почему он так поступает, нам неизвестно, но это его святое право. Тем не менее его благодарность за такого рода политически окрашенное признание разочаровала и огорчила многих его поклонников и поклонниц. Удивляться этому не приходится.
— Можно ли в России сегодня опубликовать критический материал? Похоже, государственные СМИ и вообще большие СМИ полностью контролируются Кремлем, и тем не менее могут издаваться книги, существуют большие и малые СМИ и культурные институты, которым дозволяется работать. Почему режим это допускает?
— Оценивая коммунистическую цензуру в прошлом, можно сказать, что она была чрезвычайно примитивной. Она стремилась практически все привести в соответствие с государственной идеологией. Только изредка допускались какие-то более или менее независимые театры, концерты с весьма протестным потенциалом, редко — идеологически спорные книги или «конструктивная критика» в публицистике или с «научных» позиций.
Современные автократии намного хитрее. Они позволяют практически все, что непосредственно им не угрожает. Это чрезвычайно эффективно: всегда можно указать на случаи безнаказанной критики, и многие из тех, кто в других условиях эмигрировал бы или ушел в тень, обслуживают зоны, которые в итоге укрепляют этот режим внутри страны и за ее пределами.
Но каждый по собственному опыту и опыту своего окружения знает, что каждый может в любой момент под абсурднейшим предлогом лишиться места, попасть в тюрьму или столкнуться с большими проблемами. Понимание этого ведет к самому эффективному ограничению свобод — к самоцензуре.
— Когда Россия отклонилась от демократии и встала на путь к авторитарному режиму? Вероятно, это произошло в начале правления Путина?
— В 90-х существовали свободы, которые сегодня немыслимы и о которых многие вспоминают с понятной ностальгией. Однако та демократия не могла защитить людей и их свободы от стихийной преступности, которая пронизывала все общество. Слабость государственного аппарата и неопределенность в обыденной общественной жизни имели свои большие плюсы, но и огромные минусы тоже. Та демократия сочеталась с произволом и жестоким бандитизмом. После ухода Ельцина все это, конечно, могло привести к разным последствиям, но мы уже никогда не узнаем, как и что могло бы быть.
— Смирение и страх уже взяли верх. Недавно социологи из авторитетного «Левада-Центра» опубликовали показательные данные о том, что почти никто в России не хочет как-то участвовать в общественной жизни, чего-то добиваться или кого-то поддерживать. Режим это устраивает, и эти люди ведут себя рационально. Любая общественная или политическая деятельность в России опасна. Но тем больше восхищения и надежд внушает то, что, несмотря на внешнюю и внутреннюю эмиграцию, еще есть люди, которые не только не смирились, но и даже готовы рисковать в самых разных областях, действовать свободно и противиться унижению. Этот потенциал человеческого достоинства — большой вклад в будущее России, каким бы оно ни было.