Первое, на что вы обратите внимание, взглянув на Кита Харингтона, — это волосы. Или, в данный момент, их относительное отсутствие. В «Игре престолов», сериале, принесшем актеру мировую славу благодаря роли добродушного экшн-героя Джона Сноу, локоны Харингтона развеваются за его спиной, как боевое знамя, являя собой блестящее доказательство отсутствия тщеславия у его персонажа. Он слишком поглощен своим долгом, в конце концов, чтобы стричься. Это самые привлекательные кудри на малом экране после «Фелисити» (Felicity), отчего тем более удивительно, что Харингтон щеголяет теперь с короткими гладко зачесанными назад волосами.
Стрижка связана с его первыми гастролями с момента окончания съемок «Игры престолов» и ролью сценариста-неудачника Остина в классической американской пьесе Сэма Шепарда (Sam Shepard) «Истинный Запад» (True West), которая шла в лондонском Вест-энде с 4 декабря по 23 февраля. Однако для Харингтона стрижка является не профессиональной необходимостью, а скорее возможностью расстаться с образом Джона Сноу. «Во всех предыдущих моих работах до нынешнего момента у меня в контракте был пункт, что я должен вернуться в „Игру престолов" в том же образе, — рассказывает он за ланчем у себя дома в Лондоне перед вечерним спектаклем. — Не могу сказать, сколько у меня было разговоров с агентами о том, отращу я в будущем волосы или нет».
Это был стиль, характер, который порой накладывал слишком много ограничений. В 20 лет с небольшим он начал сниматься в сериале, который стал популярнейшим в мире и подвел его к пропасти 30 лет (сейчас ему 32). Тогда он стал задаваться вопросом, что еще должен осуществить в жизни. «Огромная часть моей жизни до 30 прошла в этом образе, — говорит он. — На наших свадебных фотографиях [с бывшей коллегой по сериалу, а теперь женой Роуз Лесли] я тоже в образе. Уже давно в преддверии окончания „Игры престолов" я чувствовал, что я хочу стать новым человеком, но застрял в этом образе». Однако Харингтон рассказывает о последнем дне съемок так: «Я снял костюм, и казалось, будто с меня сдирают кожу. Я очень расчувствовался. Казалось, будто меня чего-то лишают».
«Игра престолов» получила наибольшее количества премий «Эмми» среди сериалов, демонстрируемых в прайм-тайм, и стала самым популярным сериалом компании «Эйч-би-о» (HBO) за всю историю. Благодаря сериалу Джон Сноу превратился в икону незыблемой моральной силы по всему миру. А Харингтон, чьи экранные взаимоотношения с персонажем Эмилии Кларк (Emilia Clarke) Дейнерис Таргариен оказались самым неожиданным сюжетным поворотом последнего сезона, стал самой обсуждаемой звездой в мире, и его фанаты ждут не дождутся возобновления проекта 14 апреля, чтобы узнать, умрет ли Джон (снова), станет ли он посягать на корону или же нас ждет что-то среднее между первым и вторым вариантом.
Все это вылилось в два вида сопротивления в карьере Харингтона: по-первых, он научился оправдывать ожидания фанатов, будучи моральным стержнем сериала, а затем бросать вызов этим ожиданиям, чтобы быть не просто иконой. «Я не сказал бы, что сейчас горю желанием играть героев, — говорит он. — Во всех сценариях, которые я в последнее время читаю, действуют персонажи с глубоким изъяном, в каком-то смысле это антигерои. И меня не всегда берут на эти роли, поэтому придется с этим бороться и изрядно попотеть». Но надо отдать Харингтону должное: после нескольких лет участия в съемках фильма о борьбе добра со злом он знает, как затеять драку.
Пока он еще не совсем отошел от «Игры престолов», Харингтон должен пережить восьмой сезон сериала — шесть последних серий, обещающих разжечь бурные дискуссии в интернете в воскресные вечера этой весной. «Они приложили максимум усилий, я думаю, так это называется, — говорит Харингтон о восьмом сезоне. — Они могли остановиться на том же бюджете, что и в седьмом сезоне, но решили пойти еще дальше». Харингтон считает, что более масштабную цель в уже и без того очень успешном проекте поставили в уверенности, что «компания способна это сделать» еще до выхода продолжения сериала. Исполнительный директор телесети Ричард Плеплер (Richard Plepler) рассказал нашему журналу, что запланированный приквел, в котором должна сыграть главную роль Наоми Уоттс (Naomi Watts), — это «нечто особенное. Мы пытались не просто обыграть заново то, что уже было в „Игре престолов", а открыть новую свежую перспективу, которая позволила бы не упускать франшизу из рук».
Решение Плеплера о съемках «Игры престолов» помогло закрепить за компанией «Эйч-би-о» славу самого амбициозного в художественном отношении проекта; при завершении сериала Плеплер заявил о своем уходе из сети, которая была реорганизована под руководством группы, возглавляемой Робертом Гринблаттом (Robert Greenblatt), после того как ее выкупила компания «Эй-ти энд ти» (AT&T). Теперь сериал, помимо прочих его отличительных черт, является еще и мостиком между прошлым сети «Эйч-би-о» и будущим, каким бы оно ни было. Программный директор Кейси Блойз (Casey Bloys), остающийся в сети, написал в электронном письме, что «Игра престолов» — одновременно и ценная часть продукции («Я уверен, что когда Джордж Р. Р. Мартин опубликует две последние книги, у фанатов возникнет желание пересмотреть его»), и материал для приквела, съемки которого, по его словам, начнутся летом этого года. «Мы надеемся, что у „Игры престолов" будет долгая жизнь на „Эйч-би-о"», — добавил он.
При умении правильно устанавливать вертикаль власти и распределять бюджет для скорого возвращения «Игра престолов» — наиболее пристально изученное шоу в мире. А Харингтон — один из тех, кто его пристально изучает. Он смотрит каждую новую серию в одиночестве, ему даже пришлось отмотать назад и пересмотреть несколько прошлых сцен, чтобы выстроить свою игру в соответствии с длительной эмоциональной кривой Джона. То, что он видел, не всегда ему нравилось. «Пересмотрев весь сериал, я понимаю, что никогда не буду доволен 70% сцен. Но я уже смирился с этим». Грядущий восьмой сезон стал своеобразным прорывом. «Теперь я знаю, кто он, и я с этим примирился. Я понял, что это самое большое удовлетворение для меня в работе над Джоном Сноу».
Играть Джона было непросто: он выражает мощные, важные идеи — верность, упрямство, непоколебимость, — но ему редко достаются эффектные реплики. Долг и красноречие не всегда существуют бок о бок. Харингтон отмечает, что его роль, как и роль Эмилии Кларк (Emilia Clarke), уникально трудна в сериале, где персонажи второго плана порой перетягивают на себя все внимание: «Мы — молодые исполнители главной женской и главной мужской роли, и эти персонажи еще не раз столкнутся с такими трудностями. Это же не какие-нибудь Джоффри, они не столь броские. Где-то в середине работы над сериалом у меня возникало ощущение, что мне бы хотелось сыграть что-то характерное».
Чтение рецензий — что Харингтон зарекся делать где-то в третьем сезоне, когда сериал набрал обороты, превратившись из обычного хита в мегаблокбастер, — не приносило никакой пользы. Он просматривает прессу, пишущую обо всех остальных его проектах, но когда он вспоминает, что писали поначалу об «Игре престолов», он хмурится, и лицо его суровеет: «Мне на память всегда приходят слова о „скучном Джоне Сноу". И через какое-то время меня это стало задевать, потому что я думал: „Я же люблю его. Он мой, мне нравится его играть". Мне надоело, что о нем постоянно писали, что он не так интересен и не столь ярок».
По мере распространения политического хаоса в сериале весомый характер Джона стал казаться центром тяжести всего повествования. Харингтона номинировали на премию «Эмми» за шестой сезон, в котором была серия «Битва бастардов» (Battle of the Bastards), технически сложный эпизод, где Джон пытался спасти членов своей семьи и смело противостоял судьбе — беспощадно и с полной самоотдачей. «Теперь я оглядываюсь назад и думаю, что, блин, я же был центральным элементом всего этого, — говорит Харингтон. — Я — и Джон — очень гордился и горжусь этим. У меня ушло много времени на то, чтобы перестать считать себя худшей частью проекта».
Шквал критики, который выливается на «Игру престолов», был бы неприятен любому актеру. Но это была первая роль Харингтона на экране; сериал впервые вышел в эфир, когда актеру было 24 года, он закончил актерскую школу в Лондоне и появился в главной роли в постановке «Боевой конь» (War Horse) в театре Вест-энд.
«Мы с Китом похожи в том, что касается нашего опыта, — говорит Кларк. — Мы примерно одного возраста, наши персонажи идут параллельными путями, и в профессиональном отношении мы тоже шли параллельными путями. Мы оба снимались в дурацких боевиках, о которых сожалеем, и в прекрасных проектах, которыми гордимся, и всегда возвращались обратно к „Игре престолов". Именно у него я спрашивала: „Как ты с этим справляешься? У тебя все в порядке?" Мы прекрасно понимали друг друга, даже снимаясь на разных концах света».
В конце концов они оказались рядом во время съемок медленно развивавшегося романа Джона и Дейнерис в седьмом сезоне: «В первой сцене, которую мы сняли вместе, — рассказывает Кларк, — мы просто расхохотались. Почему ты так странно смотришь на меня и произносишь эти странные реплики? Мы же дружим!» Она вспоминает, как Харингтон делал вид, будто его тошнит, во время их совместных сцен: «Боже мой, дружище. Мне от этого ничуть не легче!»
Харингтон, как и Кларк, и актеры, играющие его братьев и сестер в сериале, повзрослел на глазах огромной аудитории. И это сопровождалось переживаниями, которые становились все сильнее. В начале проекта он был частью съемочной группы, в которую входили не только опытные актеры, такие как Питер Динклейдж (Peter Dinklage) и Лена Хиди (Lena Headey), но и большая команда молодых артистов. Благодаря слаженности команды этот опыт был не столь пугающим поначалу, но потом, когда Джон оказался в центре повествования, беспокойство, отошедшее на второй план, вновь заявило о себе. «Самое мрачное время для меня было, когда сериал сосредоточился вокруг Джона, когда он умер и вернулся, — говорит Харингтон. — Мне не нравилось, что все переключилось на Джона, пусть это и нивелировало мои переживания относительно того, что Джон — слабое звено, потому что теперь он был в центре событий».
Ко времени смерти Джона и его воскрешения через год Харингтон вот уже пять лет снимался в «Игре престолов». Общение с фанатами не было для него неожиданностью, но внимание широкой общественности оказалось огромным. «Когда вокруг твоего персонажа сосредотачивается вся интрига сериала, который, возможно, достиг пика популярности, то внимание к тебе чертовски пугает», — говорит он. Хотя персонаж Харингтона был, как предполагалось, убит в финале пятого сезона, актера все с теми же хорошо знакомыми и обременительными кудрями можно было увидеть в Белфасте, в штаб-квартире сериала. Тяжела шапка Мономаха. «На улицах люди бросаются к тебе с криком: „Ты умер?", и в то же время ты выглядишь так же, как в фильме. Любые неврозы — а я такой же невротик, как и любой актер — только обостряются при столь интенсивном внимании».
Эта мания была столь ярко выраженной, что глава сети Плеплер вспомнил, как тогдашний президент Барак Обама спросил его за официальным ужином, действительно ли Джон умер. «Господин президент, даже допуска к государственной тайне недостаточно, чтобы я ответил вам на этот вопрос», — ответил Плеплер.
Несмотря на то, что все это внимание отражало интерес к персонажу, созданному Харингтоном, оно также представляло и своего рода профессиональный вызов. «Это было не самое приятное время в моей жизни, — говорит он. — Мне казалось, что я должен чувствовать себя самым везучим человеком в мире, в то время как на самом деле я ощущал себя очень уязвимым. Тот момент в моей жизни стал нестабильным периодом, — как и у многих людей после 20 лет, наверное. В тот момент я начал посещать психотерапевта, стал разговаривать с разными людьми. Я чувствовал себя очень неуверенно и ни с кем не говорил об этом. Я должен был испытывать благодарность за то, что у меня есть, но я был невероятно обеспокоен мыслью, смогу ли я вообще играть, черт возьми».
Этот опыт спустя пять лет постепенно растущей славы изменил позицию Харингтона. «Можно сравнить это с вечеринкой, которая становится только лучше и лучше. Потом ты достигаешь точки, когда ты, кажется, добрался уже до самого пика. Не знаю, что еще я могу в этом увидеть. Понимаешь, что дальше уже некуда. Это предел. И вот это „больше" ты можешь увидеть как раз в работе, а не в удовольствии, которое ей сопутствует».
Восторги публики, которые принесла актеру роль Джона Сноу, достигли пика однажды субботним вечером у служебного входа в театр «Водевиль», где Харингтон и его коллега Джонни Флинн (Johnny Flynn) играли братьев-соперников в спектакле «Истинный Запад». Собралась огромная очередь, ожидавшая появления звезд. «Это же тот парень из сериала?— отмечает один наблюдатель. — Парень, который играет Джона Сноу!» К моменту появления Харингтона толпа вырастает до невероятных масштабов, и это удивительно для театра, где всего 690 кресел. Толпа заполнила тротуар, выплеснулась за его пределы и стала мешать транспортному потоку. Фанаты, возможно, даже не знавшие, что Харингтон играет в пьесе, бежали через дорогу, расталкивая друг друга, чтобы пробиться поближе; возможно, они заметили лицо актера в промежутках между вспышками айфонов.
Харингтон описывает себя как «неуклюжего англичанина. Я не могу просто выйти и пойти», — и здесь он вспоминает американский акцент, немного напоминающий тот, с которым он говорит в «Истинном Западе»: «Привет, ребята, как дела? Я же простой парень, причем такой, который не слишком-то хорошо справляется с большим количеством внимания». Места, где снимался сериал, часто расположенные вдали от цивилизации и всегда очень укромные, настолько далеки от подобной суеты, насколько это только возможно, и может показаться, что Харингтон, появляясь в мире знаменитостей, стремится поскорее вернуться обратно на съемочную площадку. Джон Брэдли (John Bradley), который в роли Сэмвелла Тарли вместе с Харингтоном играет в сериале брата Ночного дозора, вспоминает, что «мы были в 50 минутах от Рейкьявика, на вершине ледника посреди пустоты. Мы могли испытывать неловкость друг с другом, могли говорить о морозе, могли веселить друг друга, но то, что мы были вместе, невероятно все упрощало».
На съемочной площадке, как рассказывает Брэдли, «он осознает лежащую на нем ответственность, знает, что от него зависит, получится дубль или нет, — все работают на максимуме возможностей, но если он не работает, то дубль будет испорчен. Он знает, какая на нем лежит ответственность в любой момент, он знает, как поддержать хорошую атмосферу в команде. Он задает образец упорного труда, который сказывается на всех в этой съемочной группе».
Это не значит, что Харингтон мог работать бесконечно. В последнем сезоне «Игры престолов» съемки продолжались девять месяцев, это было тяжко «в ужасных погодных условиях и просто до хрена весивших костюмах, — говорит Харингтон. — В этом году я был там все время. Казалось, будто люди приходят и уходят, а Джон Сноу только, блин, и делал, что все время торчал там. Появляются эти шуточки для своих, формируются отношения, тянущиеся восемь лет. Это очень долго для подобных шуточек, и они никогда не устаревают, никогда не утомляют. А на съемках последнего сезона мне уже показалось, что они становятся утомительными. И, я думаю, мне так показалось, потому что мы просто почувствовали приближение финала. Это был способ эмоционально отстраниться: отношения начинали потихоньку усложняться, вот только по краешку пошли небольшие трещинки. Теперь все снова друг друга любят».
Несмотря на стресс во время съемок, прощаться никогда не бывает легко. Харингтон наблюдал, как его коллега Динклейдж заканчивал работу, «и я увидел, как он просто сорвался», рассказывает актер. На следующий день, когда заканчивал работу сам Харингтон, он, по его собственным воспоминаниям, ощутил «невероятный эмоциональный прилив. Я просто заревел». Харингтон плакал и во время совместной читки сценария последнего сезона, отметив, что «конец пути Джона, каким бы он ни был… я доволен финалом его истории».
«Игра престолов» также избавила актера от необходимости принимать решения исключительно ради репутации и денег. «Этот пункт был просто перевыполнен. Если я искал славы, что, честно говоря, как и любой другой молодой актер, я и делал, то я уже добился этого! Если бы с того момента моя карьера больше не принесла бы мне огромной славы, если я больше никогда не буду ходить на церемонии награждений, то я бы все равно на это пошел».
Если, как признает и сам Харингтон, свои ранние роли он выбирал главным образом в зависимости от гонорара — «Я был словно в состоянии оцепенения, думал: „Ого, впечатляюще"» — то теперь он ищет более масштабной работы. Его последней работой на большом экране стала роль в фильме режиссера Ксавье Долана (Xavier Dolan) «Смерть и жизнь Джона Ф. Донована» (The Death and Life of John F. Donovan), премьера которого состоялась в 2018 году на Международном кинофестивале в Торонто. Ролей для молодых актеров-мужчин у первоклассных режиссеров сейчас не слишком много, и Харингтон не первый в режиссерском списке предпочтений. «Сейчас, — говорит он, — я думаю, Аарону Тейлору-Джонсону (Aaron Taylor-Johnson) предложат более интересную, более мрачную, более характерную роль, чем мне. Я должен дождаться момента, когда я смогу доказать всем, что способен играть подобные роли. Мне придется расстаться с амплуа героя в телевизионном проекте, и это вызов, и это хорошо».
Харингтон восхищается карьерой своих британских соотечественников Бенедикта Камбербэтча (Benedict Cumberbatch) и Бена Уишоу (Ben Whishaw), которые смогли сочетать яркую личную работу с участием во франшизных проектах. «Я не хочу быть Брюсом Уиллисом (Bruce Willis), не хочу быть героем боевиков, — говорит он, — но думаю, те времена уже в каком-то смысле позади». Сейчас гораздо чаще можно увидеть совмещение разного. «Своего рода идеалом современного актера является такой человек: „О, снимусь-ка я в этой франшизе „Марвел", а потом у меня будет время на свои интересные проекты". Так было у меня в „Игре престолов", и я бы не возражал, если бы так продолжалось и дальше».
Чего он не будет делать, так это участвовать в проекте, который потребовал бы столько же усилий, как «Игра престолов». «Он должен быть совершенно ни на что не похож, и его должны будут снимать здесь [в Лондоне], — говорит он. — Думаю, я найду себе применение, не участвуя в марафоне длиной в шесть лет». Может, все-таки он согласился бы на нечто подобное сенсационному шестисерийному сериалу «Телохранитель» (Bodyguard), в котором снялся его коллега по «Игре престолов» Ричард Мэдден (Richard Madden)? «Да, это было бы идеально. Возможно, „Телохранитель-2"».
А пока впереди у нас требующий нашего внимания к Джону последний сезон «Игры престолов» и спектакль «Истинный Запад». Любопытство Харингтона, его стремление узнать, что о нем думает публика, его интерес к рецензиям на его роли и к критике были в некотором роде удовлетворены. «Я придавал много значения рецензиям, — говорит он. — Сейчас я проделал большую работу, и в рецензиях речь всегда шла о чем-то другом. Когда я играл в „Боевом коне", в них говорилось о коне. В данном случае рецензии были положительные, причем их авторы хорошо отзывались как обо мне, так и о Джонни. Читая их, я понял, что мне больше не требуется чтение рецензий. Просто, наверное, мне хотелось прочитать о себе какой-нибудь приятный отзыв».
Его напряженное лицо немного проясняется. «Мне показалось, что грань уже пройдена „Это же тот парень из ‘Игры престолов'". Я уже не просто парень из телевизора. Я полноправный актер, и это довольно приятное чувство».