Отвратительные мужчины: Дональд Трамп напал на меня в примерочной 23 года назад, но он был не единственным ужасным мужчиной в моей жизни (The Cut, США)

Читать на сайте inosmi.ru
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Движение #MeToo докатилось и до президента США. Журналистка американского "Эль" Джейн Кэрролл в своей книге обвинила президента США Дональда Трампа в изнасиловании. Эти события произошли 23 года назад в примерочной магазина на Манхэттене. В Белом доме обвинения опровергли и назвали их "совершенно ложной и нереальной историей".

Отрывок из книги «Зачем нам нужны мужчины? Скромное предложение» (What Do We Need Men For? A Modest Proposal) Джин Кэрролл (E. Jean Carroll.)

<…> Однажды ранним вечером я уже собиралась выйти через вращающуюся дверь универмага Bergdorf Goodman на 58-й улице, когда через эту же вращающуюся дверь — или в то время это была еще обычная дверь, я уже не помню точно, — вошел один из самых известных людей Нью-Йорка. Увидев меня, он сказал: «Эй, вы же та самая ведущая, которая дает советы!»

И я ответила номеру 20 в моем Списке самых отвратительных мужчин в моей жизни: «Эй, а вы тот самый король недвижимости!»

Я удивлена тем, как хорошо он выглядит. Однажды мы уже встречались, и, возможно, все дело в тусклом освещении, но сейчас он выглядит как никогда привлекательным. Должно быть, это осень 1995 года или весна 1996 года, потому что он одет в безупречное легкое пальто, а на мне — черное платье-пальто Donna Karan и высокие каблуки.

«Дайте мне совет, — говорит мужчина. — Мне нужно купить подарок».

«О, — отвечаю я, очарованная им. — Кому?»

«Девушке», — говорит он.

«Разве не помощники ваших секретарей должны этим заниматься?» — говорю я.

«Не с этим подарком», — отвечает он. Или же он сказал «не в этот раз» — я точно не помню. Он любит поговорить, и с того мгновения, как мы столкнулись, он говорит о себе без умолку так, будто он Александр Македонский, собирающийся разграбить Вавилон.

Пока мы находимся внутри вращающейся двери, я указываю на сумочки. «Как насчет…»

«Нет», — отвечает он и делает такое лицо, будто он пытается удержать ложку между губами и носом. А потом он начинает рассказывать, как некоторое время назад он раздумывал над тем, чтобы купить Bergdorf.

«О, шляпка!» — произношу я с энтузиазмом, подходя к сумочкам, которые в те времена всегда размещались рядом со шляпками. «Ей понравится шляпка! Ошибиться со шляпкой невозможно!»

Не помню, что именно он мне отвечает, но он продолжает шагать, приветствуя консультанта Bergdorf так, будто этот универмаг принадлежит ему, и ловя на себе восхищенные взгляды продавцов. Он направляется прямо в отдел мехов.

«Позвольте, — говорю ему я. — Ни одна женщина не захочет носить на голове шкурку мертвого животного».

Я не помню, что он мне отвечает, но я помню, что он гладит меховую шапку так, будто у него на руках детеныш выдры.

«А сколько лет девушке, которой вы выбираете подарок?» — спрашиваю я.

«А сколько вам лет?» — отвечает он вопросом на вопрос, продолжая гладить шапку и глядя на меня так, будто он — Луис Лики (Louis Leakey), определяющий возраст кости, обнаруженной им в ущелье Олдувай.

«Мне 52», — говорю я.

«Вы такая старая!» — произносит он, смеясь, — самому ему было примерно 50 — и в этот момент он бросает шапку и смотрит в направлении эскалатора. «Нижнее белье!» — говорит он. И мы идем к эскалатору. Я не помню, чтобы кто-то еще приветствовал его или подходил к нему, чтобы заговорить, — доказательство того, насколько мало людей находится в магазине в этот момент.

Я не помню, где именно находился отдел нижнего белья в ту эпоху существования Bergdorf, но мне кажется, что он был на том же этаже, что вечерние наряды и купальники.

Когда мы с этим мужчиной попадаем туда — я это отчетливо помню — там нет никого.

На витрине находятся две или три изящных коробки и прозрачное кружевное боди серо-лилового цвета. Мужчина хватает это боди и говорит: «Иди примерь это!»

«Лучше сам примерь, — отвечаю я со смехом, — это цвет тебе пойдет».

«Ну, давай же, примерь», — говорит он, бросая боди мне.

«Он подчеркнет цвет твоих глаз», — отвечаю я, бросая его обратно.

«Ты в хорошей форме, — говорит он, держа прозрачное боди. — Я хочу увидеть, как оно смотрится».

«Но это твой размер», — говорю я, смеясь и пытаясь отбиться от него одной из коробочек, стоявших на витрине.

«Давай, — говорит он, беря меня за руку. — Надень это».

Это будет забавно, говорю я себе — и теперь, когда я это пишу, я поражена своей глупостью. Когда мы направляемся в примерочную, я громко смеюсь, а про себя думаю: я заставлю его надеть это прямо поверх брюк!

Есть несколько фактов, касающихся того, что произошло дальше, которые настолько трудно объяснимы, что мне хотелось бы расставить все точки над и, прежде чем мы двинемся дальше.

Сообщила ли я об этом полиции?

Нет.

Рассказала ли я кому-либо о произошедшем?

Да. Двум своим близким подругам. Первая — журналистка, автор колонки в журнале, корреспондент утренних телешоу, автор множества книг и так далее — умоляла меня пойти в полицию.

«Он изнасиловал тебя, — повторяла она мне, когда я ей все рассказала. — Он изнасиловал тебя. Иди в полицию. Я пойду с тобой. Мы пойдем вместе».

Моя вторая подруга — тоже журналистка и телеведущая. Когда я ей все рассказала, она сначала замолчала, а потом схватила меня за руки и сказала: «Не говори никому! Забудь! У его 200 адвокатов. Он тебя уничтожит». (Спустя два десятилетия обе мои подруги все еще хорошо помнят тот случай, и они подтвердили мой рассказ в интервью New York.)

Есть ли у меня фотографии или какие-то вещественные доказательства?

Должно быть, камеры наблюдения в универмаге Bergdorf, установленные на входе, засняли, как мы входили. Должно быть, нас также сняли, когда мы были на первом этаже в отделе сумок и шляпок. Камеры должны были снять нас, когда мы поднимались на эскалаторе в отдел нижнего белья. Законы города Нью-Йорк в то время не запрещали устанавливать камеры наблюдения непосредственно в примерочных с целью предотвращения краж. Но, даже если это и попало на пленку, — многое зависит от расположения камер — было бы очень трудно разглядеть, как этот мужчина расстегивает брюки, потому что на нем было легкое пальто. А мое сопротивление могло быть истолковано как «заигрывание». Однако все эти рассуждения неактуальны: руководство магазина подтвердило, что в то время никаких камер наблюдения там уже не было.

Почему в отделе нижнего белья не было продавцов-консультантов?

Достоинства универмага Bergdorf Goodman настолько хорошо всем известны — это роскошный магазин, куда может попасть далеко не каждый, — что гораздо проще признать, что на меня напали, чем признать тот факт, что в отделе нижнего белья не оказалось — пусть даже на очень короткий промежуток времени — ни одного консультанта. Это было попросту немыслимо. Бывает, что покупатель не может найти продавца-консультанта, скажем, в Saks. Иногда покупателям приходится искать консультантов в Barneys, Bloomingdale's или даже в Tiffany's. Но в универмаге Bergdorf консультанты находятся на своих местах 99% времени. Все, что я могу сказать, — лично я даже мельком не увидела ни одного продавца-консультанта. Другой странностью стало то, что примерочная была открыта. Обычно в Bergdorf примерочные держат закрытыми до тех пор, пока какой-нибудь покупатель не захочет что-то примерить.

Почему я раньше не рассказала о произошедшем?

Угрозы расправой, риск лишиться жилья, работы, оказаться вывалянной в грязи и присоединиться к тем 15 женщинам, которые поведали миру свои невыдуманные истории о том, как этот мужчина хватал, приставал, унижал, мучил и нападал на них, только чтобы этот мужчина отмахнулся от их слов и начал им угрожать, никогда не вызывали у меня особого энтузиазма. Кроме того, я трусиха.

Поэтому сейчас я расскажу вам, что произошло.

В тот момент, когда закрылась дверь примерочной, он навалился на меня, прижал меня к стене, сильно ударив меня головой, и прижался ртом к моим губам. Я была настолько шокирована, что оттолкнула его и снова засмеялась. Он схватил обе мои руки и снова прижал меня к стене, и, когда я осознала, насколько он большой, он уже прижал меня плечом к стене и запустил одну руку мне под платье, чтобы снять колготки.

Меня поражает то, что я сейчас напишу: я продолжала смеяться. В следующее мгновение мужчина, все еще оставаясь в дорогом деловом костюме, рубашке, галстуке, легком пальто, расстегнул свое пальто, затем брюки и, запустив пальцы в мою интимную зону, вставил в меня свой пенис наполовину — или полностью, я не могу точно сказать. Все превратилось в ожесточенную схватку. На мне была пара крепких черных лакированных туфель на высоком каблуке, и я попыталась наступить каблуком ему на ногу. Я пыталась оттолкнуть его свободной рукой — по какой-то неведомой причине я продолжала другой рукой держать мою сумочку. Наконец мне удалось поднять колено настолько высоко, чтобы оттолкнуть его, повернуться, открыть дверь и выбежать из примерочной.

Все это длилось не более трех минут. Я не думаю, что он успел достичь оргазма. Я не помню, чтобы в тот момент, когда я выбежала, в отделе находился хотя бы один покупатель или консультант. Я не помню, побежала ли я к лифту или медленно поехала на эскалаторе. Как только я оказалась на первом этаже, я пробежала через весь магазин и оказалась на улице, на Пятой авеню.

Он стал последним отвратительным мужчиной в моем списке. Мое платье Donna Karan до сих пор висит у меня в шкафу, но с того вечера я его не чистила и не носила. И я не знаю, в чем здесь дело — в моем ли возрасте, в том, что за последние два десятилетия я не встретила человека, который смог бы разжечь во мне страсть, или в том пятне позора, которое на мне оставил король недвижимости. Но только с тех пор у меня больше ни с кем не было секса.

Обсудить
Рекомендуем