Очевидны два вывода:
— Если гонконгцы выходят на демонстрации, борясь за свои свободы, то молодежь материкового Китая поддерживает национализм, видя только солидный экономический рост своей страны.
— Поскольку взгляды у них сильно различаются, а общей истории из-за Великого китайского файрволла (файрволл — «огненная стена», наложенные китайскими властями ограничения на Интернет-ресурсы с центрами за рубежом — прим. ред.) нет, неудивительно, что взаимное недоверие усиливается.
Как человеку, называющему своим отчим домом соседний с Гонконгом Гуанчжоу, где говорят по-кантонски, мне больно смотреть на то, как в последние десять лет постепенно, шаг за шагом портятся отношения между двумя сторонами. В результате этого существенно усиливаются культурные, эмоциональные и информационные расхождения.
Этот разрыв за последние несколько недель вышел на новый уровень, когда миллионы демонстрантов прошли по улицам Гонконга, выражая свое несогласие с непопулярным законом об экстрадиции оказавшихся в Гонконге преступников из других регионов Китая в распоряжение властей КНР. Этот закон поддерживает Пекин. Массовые протесты привлекли внимание мировых СМИ, хотя, что весьма примечательно, не на моей родине на противоположном берегу реки Шэньчжэнь.
В пределах Великого китайского файрволла кадры этих событий остались почти незамеченными. Обитатели сети, осмелившиеся загружать такой контент, могут лишиться своих аккаунтов в социальных сетях. Единственную точку зрения, которую они слышат, излагают государственные СМИ, которые заявляют, что такая ситуация в Гонконге сложилась по причине «внешнего вмешательства».
В результате большинство моих друзей из социальных сетей Weibo и WeChat понятия не имеют о том, что происходит в Гонконге. Кое-кто критикует гонконгцев за то, что они превратились в марионеток США, которых легко можно подбить на бунтарские действия в момент, когда Америка ведет торговую войну с Китаем.
Были времена, когда мы относились друг к другу намного теплее. До 1997 года Гонконг на протяжении десятилетий был для Китая самым крупным источником иностранной валюты, в то время материковый Китай находился в изоляции и жил бедно (так в тексте, на самом деле Китай начал выходить из изоляции еще в конце 1970-х, а к 1997 году такие экономические центры, как Шанхай, уже давно успешно конкурировали с Гонконгом — прим. ред.). В трудную эпоху правления Мао и особенно во время большого голода начала 1960-х годов сотни тысяч людей бежали в Гонконг и осели там.
После событий 1989 года на площади Тяньаньмэнь отважные гонконгские добровольцы тайком переправляли в безопасные места диссидентов в рамках операции, получившей название «Желтая птица». В 1991 году Гонконг всего за 10 дней собрал более 470 миллионов гонконгских долларов (это 60 миллионов долларов США) для оказания помощи жертвам страшных наводнений на востоке Китая. А в 2008 году Гонконг оказал щедрую и оперативную помощь населению провинции Сычуань, где в результате землетрясения погибло более 100 000 человек.
Опрос, проведенный за два месяца до Олимпийских игр в Пекине, показал, что примерно половина гонконгцев считают себя китайцами: 41,2 процента респондентов в возрасте от 18 до 29 лет и 54,5 процента тех, кому 30 лет и больше. Но с тех пор эти цифры существенно изменились в сторону уменьшения. На прошлой неделе Гонконгский университет опубликовал данные социологического исследования, которые показали, что число считающих себя китайцами жителей Гонконга рекордно снизилось и составляет менее 11 процентов.
Что же случилось? Во-первых, у жителей Гонконга сейчас более агрессивное национальное правительство, и они обеспокоены тем, что могут потерять свободы, обещанные им при «одной стране, двух системах». Когда гонконгцам в 2014 году ответили отказом на требование предоставить подлинное всеобщее избирательное право, люди протестовали 79 дней, сформировав «движение зонтиков».
На материке информацию о демонстрациях в защиту демократии подвергли строгой цензуре и неоднократно искажали. Блюстители официальной версии в интернете называют сепаратистом любого, кто стремится защитить гражданские свободы и демократию, подвергая этих людей запугиваниям и бойкотам в онлайне.
Страх настолько велик, что в этом месяце гонконгская актриса Шармейн Ше Жемэн (Charmaine Sheh Sze-man) была вынуждена признаваться в любви к Китаю после того, как «лайкнула» пост в Инстаграме, показывающий протесты против закона об экстрадиции, вызвав тем самым мощное раздражение у китайских интернет-пользователей.
Вдобавок ко всему гонконгцы сталкиваются с сильным ростом цен на жилье, с длинными очередями в государственных медицинских учреждениях и с усилением неравенства доходов.
За последние 20 лет почти полтора миллиона китайцев переехали в Гонконг, стремясь получить образование и работу. Такой наплыв людей вызывает страх у местного населения, которое считает, что ограниченные ресурсы их города просто закончатся, а качество оказываемых услуг резко ухудшится.
Вот лишь один заметный пример. В 2013 году гонконгцы пожаловались на дефицит детских молочных смесей из-за того, что китайские туристы скупили в городе все запасы из-за панического страха приобрести некачественное детское питание у себя в материковом Китае. Правительство Гонконга было вынуждено ограничить количество вывозимых смесей двумя банками, и этот запрет остается в силе по сей день.
А еще были жалобы на поведение туристов с материка, которые бросают на улицах мусор, плюют и кричат в общественных местах.
По этим причинам гонконгцы, особенно молодежь, с недоверием относятся к центральным властям, а теперь вдобавок ко всему они обижаются на жителей материковой части. Результат печален: приезжих они называют презрительно «саранча», а в Гонконге усиливаются антикитайские настроения.
Отношение к событиям со стороны гонконгской молодежи становится все более равнодушным из-за того, что традиционная стратегия лагеря демократических сил Гонконга становится все более оторванной от жизни. А поскольку в Гонконге терпимо относятся к сохранению памяти о событиях на площади Тяньаньмэнь, многие молодые студенты проявляют все большее безразличие к Китаю.
Между тем молодое поколение материковой части Китая все больше поддерживает национализм, поскольку видит внушительный экономический рост своей страны. Оно мало знакомо с той уникальной ролью, которую играет Гонконг, являющийся крупным международным финансовым центром и обладающий поразительной мягкой силой в области культуры. Но это поколение болезненно относится к предвзято-отрицательному отношению гонконгцев к материковому Китаю.
Более того, экономическое положение Гонконга уже не то, каким оно было в 1990-е годы, когда на его долю приходилось 20 процентов китайского ВВП. В прошлом году его впервые превзошла экономика соседнего города Шэньчжэнь.
У многих жителей материка сегодня складывается впечатление, что в Гонконге наступает упадок, а его жители не меняют свой образ жизни лишь благодаря щедрости и особому отношению Пекина. Поэтому они презирают гонконгцев, видя в них неблагодарных людей и «лакеев Запада».
Этот порочный круг замкнулся, а благодаря Великому китайскому файрволлу у двух сторон становится все меньше общих площадок для общения, выяснения недопониманий, развенчания стереотипов и ведения разумных дебатов по вопросам, вызывающим общую озабоченность.
Недавно я увидела скриншот диалога в WeChat. Житель Гонконга беседует о протестах с другом с материка, который ничего о них не знал и был потрясен прочитанным. Он ответил: «Что ж, наверное, пора слить две системы в одну, и тогда нам будет намного удобнее посещать Гонконг».
Надеюсь, это черный юмор. Но в основе всего этого лежит резкое расхождение в ценностях. Большинство жителей материковой части больше ценят стабильность и развитие, и они не понимают, почему их соседи на юге раз за разом разжигают волнения вместо того, чтобы наслаждаться тем, что они имеют — ведь у них гораздо больше свобод.
Не знаю, можно ли будет в ближайшем будущем устранить эти разногласия. Я могу лишь надеяться, что Гонконг, эта жемчужина Востока, сохранит свой потрясающий стиль и романтические идеалы.