Предлагаем вашему вниманию новую рубрику «Форейн Полиси» под названием «Взгляд извне», в которой иностранные корреспонденты в Вашингтоне (округ Колумбия) обсуждают значимые события, послужившие информационным поводом у них на родине. На днях наше издание побеседовало с Ани Чхиквадзе, грузинской журналисткой из Вашингтона, которая сотрудничает с «Голосом Америки» (VOA). Взгляды, высказанные в этой статье, не отражают мнения VOA, Агентства США по глобальным медиа, или американского правительства.
Ани рассказала о причинах последнего политического кризиса, разразившегося в стране, о том, почему нельзя доверять Москве, и почему Грузия может оказаться первым тревожным звоночком, сигнализирующим о намерениях России. Приведенное ниже интервью подверглось незначительной редактуре для ясности и краткости слога.
Foreign Policy: Итак, какая новость находится сегодня в центре внимания грузинской общественности?
Ани Чхиквадзе: Сегодня самая главная новость в Грузии — это Россия, что не удивительно. Все началось с собрания православных парламентариев в Тбилиси, на котором присутствовал один российский депутат от Коммунистической партии. Он занял кресло спикера грузинского парламента, и этот факт вызвал негодование у тысяч людей, которые в знак протеста вышли на улицы. Кроме того, в российской оккупации находятся 20 процентов территории Грузии. Однако поводом для возмущения является не только Россия, но и то, что в последние несколько лет правительство страны позволяет себе некоторую мягкость во взаимодействии с соседом.
Протесты [которые продолжаются до сих пор] направлены не только против российской оккупации, но и против самого правительства, поскольку оно устроило жестокий разгон первой демонстрации [с применением слезоточивого газа и резиновых пуль]. В результате — 240 пострадавших, при этом два человека потеряли зрение. Протестующие требуют отставки министра внутренних дел.
Мы также увидели, как в подобной ситуации ведет себя Россия. Москва запретила прямое воздушное сообщение с Тбилиси, обратилась к своим гражданам с призывом воздержаться от поездок в Грузию — между тем на долю российских туристов приходятся десять процентов туристической индустрии Грузии, а она, в свою очередь, является основой грузинской экономики.
Мы стали свидетелями того, как против Грузии ополчились депутаты российского парламента. Все они разом возненавидели грузинское вино и грузинскую кухню. Мы понимаем, что Грузия не может зависеть от своего соседа, поскольку в случае необходимости эта зависимость непременно будет использована в качестве политического инструмента против нее самой.
— Как Вы охарактеризуете отношение к России правящей партии «Грузинская мечта»? С одной стороны, они продолжают евроатлантический курс предыдущего правительства, но с другой стороны, их обвиняют в том, что они слишком церемонятся с Россией.
— Ни одна лояльная России политическая сила в Грузии не может победить на выборах, и нынешние протесты — знак того, что большинство населения выступает за проевропейский путь: люди хотят больше свобод и больше возможностей, которые Россия им не предоставляет.
Нельзя сказать, что сегодняшнее грузинское правительство носит открыто пророссийский характер. Между тем его рамки довольно трудно очертить: на бумаге они отстаивают проевропейскую политику и в то же время пытаются найти некий баланс [в отношениях c Россией], который, как показывает грузинская история, не работает. Если вы спросите мнения простых грузин, большинство из них, разумеется, не хотят конфронтации. Люди хотят стабильности. Но в то же время правительство отказывается реагировать на убийства или похищения людей на оккупированных территориях, не желает сообщать об этих случаях своим западным коллегам и вообще делать их предметом обсуждения — такой подход нацелен на то, чтобы не создавать вокруг этих вопросов лишнего шума и не досаждать Москве.
Из всего этого мы можем извлечь один важный урок: русские ничего не дали грузинским политикам взамен. Они продолжают оккупировать территории. Они продолжают возводить заборы на оккупационной линии в Грузии. Они не пошли ни на какие уступки. Скорее наоборот: Россия стала гнуть свою линию еще сильнее. Тогда в чем же смысл этой сбалансированной политики, если вы ничего не получаете взамен?
Многовекторная внешняя политика в Грузии невозможна, потому что единственным гарантом безопасности для нее является Запад, и только он. Вот почему бесполезно затевать эту игру с Россией — история дает тому множество подтверждений.
— Именно жестокое подавление протестов в 2007 году стало переломным моментом, определившим дальнейшую судьбу Единого национального движения [предыдущей правящей партии Грузии, основанной бывшим президентом Михаилом Саакашвили]. Как Вы считаете: нечто подобное ждет и «Грузинскую мечту»? Им ничего не светит на выборах в следующем году?
— Они повторяют ошибки своих предшественников. Под занавес своего правления Саакашвили заботился только о том, чтобы удержаться у власти. К тому моменту он уже остановил реформы, от которых в наибольшей степени выиграло мое поколение — поколение эпохи реформ. Мы помним жизнь в 90-е.
Мы были детьми, а дети счастливы повсюду, но мы все-таки помним, как носили в школу масло для обогрева или сидели без электричества. Поколению наших родителей пришлось гораздо хуже, потому что, как я уже сказала, мы были детьми. И все последовавшие затем изменения шли нам на пользу. Нам не нужно было давать взятки для поступления в университет. Нам не нужно было становиться частью коррумпированного общества, которым, по сути, было поколение наших отцов.
Поскольку предыдущим правительством было сделано очень много, требования, которые мы предъявляем нынешнему, крайне высоки. На фоне роста запросов со стороны населения «Грузинская мечта» кажется застрявшей в прошлом: она ничего не предлагает молодым людям, вот почему мы видим среди участников уличных протестов так много молодежи.
Мы хотим больше свободы. Мы хотим, чтобы наши права были защищены. Мы хотим государство, которое эффективно работает на благо людей и отстаивает их свободы.
— Вы не обеспокоены тем, что евроатлантические аппетиты в Грузии начнут ослабевать по мере того, как будет отдаляться перспектива вступления в НАТО или членства в Европейском союзе? Что нынешний энтузиазм сойдет на нет? Или Вы полагаете, что Грузии удастся приблизиться к духу и ценностям западного общества, даже если это не выльется в членство в самих институтах?
— Я думаю, люди отдают себе отчет в том, что это не совершается в одночасье. Сегодня главным приоритетом для нас является НАТО, но мы также осознаем, как трудно в эту организацию вступить. Даже если бы перед НАТО, Европейским союзом и Западом в целом не стояли те проблемы, с которыми они сталкиваются в настоящий момент, мы бы, вероятнее всего, встретили бы то же противодействие [членству Грузии]. Но никогда не говори никогда, кто знает.
Европейский союз сейчас занят вопросом Брексит. Если посмотреть на эту ситуацию с точки зрения Грузии, то есть с точки зрения того, кто находится за пределами [ЕС], возникает предположение, что, раз возможна Европа без ведущих европейских стран — Европа без Великобритании — это означает, что Европа есть нечто большее, чем просто Европейский союз.
— То есть появляется возможность быть если не частью самого союза, то частью более широкого европейского сообщества?
— Да. Европейский союз, или западная интеграция, для Грузии является подтверждением ее многовековой борьбы. Подтверждением того, что она — европейская нация. В этом смысле можно говорить о своеобразном символе.
— Четыре года спустя после вторжения России в Грузию Соединенные Штаты инициировали перезагрузку с Россией. А потом случилась Украина, и это стало красной чертой. А затем, в 2016 году, в США прошли президентские выборы, и теперь все твердят о вмешательстве в них России. Должно быть, наблюдать за маневрами России в Грузии на протяжении последних двенадцати лет крайне досадно? Вы задаетесь вопросом, почему красной линией не стала Грузия? Вас не огорчает, что все говорят о вмешательстве России только сейчас, когда это произошло в Соединенных Штатах?
— Политика перезагрузки отношений с Россией, которую предприняла администрация Обамы, с нашей точки зрения, была стратегической ошибкой, потому что президент Владимир Путин посчитал, что ему дали карт-бланш, что он может взять и совершенно безнаказанно вторгнуться на Украину.
И, разумеется, он поплатился за это, но все-таки, на мой взгляд, Запад не достаточно эффективно согласовывал меры, направленные против российской агрессии. Соединенные Штаты в некотором роде отсутствовали, поскольку тогдашняя политика администрации подразумевала меньшую долю участия в делах других стран.
Сегодня мы наблюдаем некоторые позитивные изменения, например, Javelins [противотанковые ракеты, купленные Украиной у США] и постоянную военную поддержку, но до сих пор, как кажется, нет понимания того, что Россия никуда не делась, что она продолжит гнуть свою линию, какой бы договор вы с ней ни подписали.
Разумеется, меня волнует свобода Грузии, моя личная безопасность, безопасность моей семьи.
Но я все время веду эти разговоры в Вашингтоне. Чтобы американцы лучше поняли, говорю: «Если не защищаться, в один прекрасный день это может настигнуть и вас. Может стать и вашей проблемой». Я думаю, мы видели это на примере миграционного кризиса. Когда вы держитесь в стороне от принятия решений и пытаетесь замять проблему, делая вид, будто ничего не происходит — однажды это становится вашей проблемой.
Есть те, кто утверждает, что это может вызвать конфронтацию с Россией. Не думаю. По-моему, история свидетельствует об обратном: каждый раз, когда за решение проблемы брался Запад — взять то же расширение НАТО в Прибалтике — Россия никогда не решалась испытывать его на прочность.
— Некоторые называют Грузию передовой линией демократии. Вы согласны с этим определением?
— Да, согласна. Я думаю, что Грузия — это первые тревожные звоночки. Вне зависимости от того, добьемся мы успеха или потерпим неудачу, это послужит мощным сигналом — по крайней мере для других стран на постсоветском пространстве.