Я принадлежу к поколению, которое помнит популярную в 1960-е годы песню Яна Петшака (Jan Pietrzak) под названием «Через 30 с небольшим лет», которая предлагала поэтический прогноз на 2000 год. Это был благоприятный период нашей «малой стабилизации», искреннего, а не только официального оптимизма и желания наконец забыть о военном прошлом.
Песня заканчивалась звучащими сегодня неполиткорректно строками о том, что «дожив до великого года», мы будем пить травяной чай и рассказывать внукам о «чудесных, восхитительных днях 60-х годов». Сегодня музыканты и поэты уже не делают прогнозов, они живут здесь и сейчас, поскольку это (на самом деле) самое важное. Прогнозы они оставляют скучным людям, позволяя им самим ломать голову. Это признак нормальности. Тем не менее я позволю себе в общих чертах представить собственное видение нашего мира в той же версии, что и Петшак, то есть «через 30 с небольшим лет».
Перенесшись в воображении на 30 лет вперед, мы увидим, что ключевое влияние на образ мира будут оказывать шесть явлений, с которыми мы отчасти сталкиваемся уже сегодня. Во-первых, произойдет необратимое изменение этнической структуры государств «Старой Европы», лицом которой станут поселившиеся там на долгий срок, но не ассимилировавшиеся меньшинства (?) мигрантов, принесенные на наш континент волной нового великого переселения народов с юга на север.
Во-вторых, страны «новой Европы», в том числе Польшу, будут заселять мигранты с востока, в первую очередь из разделенной на части угасающей Украины. В-третьих, начнется постепенный распад созданных в XIX веке государственных образований (Италии, Германии), которые будут видеть в атомизации шансы на хотя бы частичное сохранение своего самосознания и благосостояния.
В-четвертых, появившиеся в XX веке наднациональные организации, призванные заниматься экономической, политической и военной интеграцией, канут в прошлое или сохранятся лишь в таком декоративном виде, как нынешняя ООН. В-пятых, Китай подчинит себе восточную черную Африку, которая станет самым большим экономическим организмом мира и навсегда отделиться от Европы. В-шестых, США, на которые будет оказывать все более сильное внутреннее и внешнее влияние латиноамериканское население обеих Америк ограничит до минимума свой интерес к Европе (и старой, и новой), укрепляя антикитайский союз с Россией. Та, в свою очередь, восстановив влияния на утраченных в последнее десятилетие XX века «канонических землях Святой Руси», перестанет интересоваться нашим регионом.
А сейчас о каждом из вышеперечисленных факторов несколько подробнее. Первый будет иметь ключевое значение для «Старой Европы». Через тридцать с небольшим лет вырастет очередное поколение детей африканских мигрантов, которые будут считать этот регион мира своим местом на Земле, не чувствуя при этом потребности в ассимиляции с местным населением. Они частично освоят местные языки и будут говорить на немецком, французском, английском или итальянском, но языковой фактор перестанет служить элементом, связывающим их со всем остальным обществом.
Часть мигрантов и их детей останутся верны своему языку и культуре, а объединять диаспору будет общая религия и желание отомстить за современные и прошлые унижения. Попытки ассимилировать культурные элиты иммигрантских кругов спровоцируют (как это бывало в прошлом) появление внутренней оппозиции, которая возьмет на себя лидирующую роль в своей среде. Победу ей обеспечат продолжающие работать демократические процедуры и стремление пойти на компромисс ради сохранения мира в обществе.
Страны «Новой Европы» смогут защитить себя от иммигрантов из Африки и Азии, а компенсировать дефицит рабочей силы им поможет массовое бегство населения с территории современной Украины, которая к тому времени перестанет существовать в появившихся после распада Советского Союза границах (впрочем, мы уже это наблюдаем). Также произойдет реславянизация стран Балтии, а основным «получателем» мигрантов станет Польша, у которой есть шанс добиться мирной (хотя не слишком глубокой) ассимиляции гостей с Украины, из Белоруссии и… Литвы, где польское и белорусское меньшинство может даже стать большинством.
Третий и четвертый фактор, то есть постепенный распад появившихся в XIX веке европейских государственных организмов, станет защитной реакцией, нацеленной на сохранение культурно-этнической самобытности. В первую очередь этот процесс начнется в Германии и Великобритании, которые превратятся в федерации объединенных на довольно свободных принципах «малых национальных государств». На карту вернутся Бавария, Каталония, Пьемонт или Шотландия, что будет выглядеть самым разумным выходом, ведь концепция создания новой «проевропейской» Восточной Европы заключалась в разделении существующих государств на «обретающие независимость» небольшие страны. Так уничтожили Югославию, Чехословакию и Советский Союз. В то же время в Западной Европе разворачивался процесс объединения. Там не только создали такие странные образования, как объединенная Германия, но и решили превратить весь запад континента в одно федеративное государство под протекторатом Берлина. Эти проекты не доживут не только до середины века, но, возможно, и до начала следующего десятилетия.
Почему? Ответ прост: политическая интеграция создает организм, который не способен преодолеть даже те проблемы, которые сам создал. Единственный шанс на выживание военных союзов (в первую очередь НАТО) — вера в «российскую угрозу», в которую не верят даже те, кто считает эту тему частью своей политической программы. Здесь сработает испокон веков известный принцип: если большим государством управляют люди, верящие, что им угрожает сосед, можно либо постепенно двигаться в направлении к конфронтации и даже к войне (а ее никто не хочет) или сменить руководство на такое, которое сможет устранить угрозу. Для разоруженных (по сути, беззащитных) стран, где преобладают патриотические настроения, выбор пути очевиден.
Китай в конце концов победит в холодной войне с США и создаст на востоке Африки крупнейшую интегрированную экономическую область, которая станет самым большим заводом мира. Рост внутреннего потребления и увеличение населения будут служить укреплению автономии китайского экономического пространства. Оно будет играть более важную роль, чем наш европейский уголок, ведь там будет жить три миллиарда человек, способных самостоятельно удовлетворить свои потребительские потребности. Ранее, однако, китайцы обретут доминирующую позицию в нашем регионе мира при помощи новой версии Шелкового пути.
США станут страной двух языков: английского и испанского, а латиноамериканское население превратится во второй по значению электорат. Южная и Центральная Америка будут для Вашингтона важнейшим политическим пространством. В глобальной политике постпутинская Россия вернется к известному по XIX веку партнерству с американцами, с которыми ее будет объединять страх перед китайской экономической угрозой.
Польша перестанет выступать осью каких-либо международных споров, а наше положение окажется преимуществом. Польские политики смогут найти баланс в отношениях со структурно ослабленным Берлином и Москвой в версии Александра Дугина, которая уже забудет об антиамериканских настроениях. Подводя итог: образ Польши через 30 с небольшим лет выглядит оптимистично. Мы больше ста лет не будем сталкиваться с войной, а ослабление потенциальных противников, у которых возникнут «свои проблемы», это всегда самый лучший подарок судьбы. Нужно лишь по мере наших возможностей аккуратно поддерживать все процессы, отдаляющие нас от масштабных конфликтов грядущей эпохи.