Выступление Эммануэля Макрона на совещании французских послов (часть I)
Уважаемые президенты,
Уважаемый премьер-министр
Уважаемые министры,
Уважаемые парламентарии,
Уважаемые послы,
Дамы и господа,
Дорогие друзья,
Я много колебался перед тем, как прийти сюда сегодня, чтобы произнести эту речь перед вами. Несмотря ни на что мне хотелось следовать традиции, но я сомневался, не лучше ли было остаться на саммите «семерки», который недавно подошел к завершению. Я боялся быть не на высоте тех результатов, которых нам с вами удалось коллективно добиться. В любом случае, мне кажется, что время, проведенное с вами перед той работой, которую вам предстоит проделать, все равно имеет значение. Прежде всего, мы уже в третий раз встречаемся с вами в этом формате, и эта встреча особенно важна с учетом преемственности, саммита «семерки», который состоялся во Франции.
Прежде всего, мне хотелось бы сказать, что его успех — это ваш успех. Это успех дипломатов, которые организовали его, парламентариев, которые обеспечивали его сопровождение, команд многих министерств, которые проявили большой профессионализм в этой работе. Относительная неудача, отсутствие достаточных подвижек — все это коллективно ложится на нас, глав государств и правительств. Как бы то ни было, во всем этом есть доля настоящего успеха, которого удалось добиться французской команде, вашей команде. И мне сегодня хотелось бы искренне поблагодарить вас за это. Многомесячная подготовка в секретариате президента, работа всех министерств, обеспечение безопасности мероприятия, его эффективная организация, подключение всех сил государства и депутатов — все это позволило сформировать должный образ Франции и — впервые за долгое время — провести саммит семерки в спокойной обстановке. Я считаю, что это было полезно. Только будущее может сказать, стал ли он настоящим успехом: мы увидим, получится ли закрепить полученные на нем результаты. В любом случае, я уже сейчас могу сказать, что то, что было сделано — это ваше достижение, и что это успех.
Я также считаю, что этот саммит стал последовательной частью нашей стратегии, которая заключается том, чтобы вернуть Францию в центр дипломатической игры — я вернусь к этому чуть позже — и является продолжением того, о чем я говорил вам на протяжении двух лет. Перед тем, как прийти сюда на встречу с вами я перечитал за последние дни два моих прошлых выступления перед послами. Они всегда опираются на следующий триптих: безопасность, суверенитет и влияние. Он, безусловно, остается в силе, и вся проделанная за последние два года работа в сфере борьбы с терроризмом и всех прочих областях дает все более ощутимые результаты. Мне кажется, что стратегия, которую мы реализуем на протяжении двух лет, является последовательной, что, кстати говоря, проявилось и на недавнем саммите. Эти выступления также подтолкнули меня к тому, чтобы быть скромнее, поскольку многое из того, что мы планировали еще два года назад, до сих пор находится в работе, и многое из того, что мы озвучивали два года назад, к сожалению, до сих пор остается в силе, будь то Сахель, кризис в Ливии и прочее.
При всем этом меня поразила одна вещь, которой мне хотелось бы поделиться с вами перед тем, как вдаваться в детали. Все увязано друг с другом. Премьер-министр чуть позже будет говорить с вами о преобразованиях, которые были осуществлены во Франции правительством, и их смысле, а также связях с дипломатической деятельностью. Меня каждый день поражает то, что для нас как граждан ваша работа становится все важнее. Я думаю, что в этом заключается душа нашей страны, однако перемены в мире тоже способствуют этому. К сожалению, мы видели в нашей стране (и осуждали это), как представители государства оказались под ударом из-за подписания торгового соглашения с Канадой. Наша страна ощущает гордость, когда мы принимаем весь мир и добиваемся ощутимых результатов, как вчера. Я убежден, что отношение к миру во многом определяет нацию. Поэтому мне хотелось бы рассматривать нашу дискуссию не как какой-то изолированный элемент, а как логичную часть того, что мы делаем. Речь идет о социальных, экономических и климатических вопросах — все это тесно связано между собой.
Поэтому в первую очередь мне бы хотелось поделиться с вами своего рода общей картиной мира и его проблем, а также очертить в этой связи наши приоритеты. Дело в том, что именно они должны определять нашу работу во Франции, в Европе и на международной арене. Мы все живем в одном мире, и, как вы знаете еще лучше меня, международный порядок переживает небывалые потрясения. Если позволите, я бы выделил большое потрясение, которое, без сомнения, наблюдается впервые в нашей истории практически во всех областях и отличается поистине историческими масштабами. В первую очередь, это геополитические и стратегические преобразования и перестановки. Мы определенно являемся свидетелями конца западной гегемонии в мире. Мы привыкли к международному порядку, который полагался на западную гегемонию с XVIII века. Эта гегемония была, видимо, французской в XVIII веке благодаря Просвещению, безусловно, британской в XIX благодаря промышленной революции и, логично, американской за счет двух мировых конфликтов, а также экономического и политического доминирования этой державы. Все меняется. Ситуация серьезно изменилась из-за ошибок Запада в ряде кризисов, из-за решений Америки на протяжении нескольких лет — они, кстати говоря, начались не с нынешней администрацией. Все это заставляет задуматься об определенных последствиях в конфликтах на Ближнем Востоке, а также переосмыслить военно-дипломатическую стратегию и даже составляющие солидарности, которую мы считали нерушимой и вечной. Она была сформирована в четко определенные геополитические моменты, которые, кстати, с тех пор претерпели изменения. Далее, нужно отметить появление новых держав, значение которого мы долгое время недооценивали. Прежде всего, речь идет о Китае, а также о российской стратегии, которая, нужно сказать, реализуется последние годы с большим успехом — к этому я тоже вернусь чуть позже. Индия тоже набирает силу и становится не только экономической, но и политической державой, которая рассматривает себя как настоящее государство-цивилизацию. Она не только изменила международный порядок и заявила о себе в экономике, но и переосмыслила политический порядок и связанные с ним представления. Она проявила гораздо больше сил и вдохновения, чем есть у нас. Посмотрите на Индию, Россию и Китай. Ими всеми движет гораздо более сильное политическое вдохновение, чем есть сегодня у европейцев. Они смотрят на мир с настоящей логикой, настоящей философией и представлениями, которые мы потеряли в определенной степени. Все это очень сильно изменило расклад и смешало карты. Я также имею в виду подъем Африки, который подтверждается с каждым днем и тоже ведет к масштабным перестановкам. Позднее я подробнее остановлюсь и на этой теме.
Нам предстоит сделать выбор насчет этой великой перемены, великого перелома: будем ли мы младшими союзниками той или другой стороны? Или чуть-чуть одного и чуть-чуть другого? Или же мы будем пытаться вести свою собственную игру и оказывать влияние?
В настоящий момент мы переживаем небывалый кризис рыночной экономики. Мне кажется, что этот кризис не менее важен, чем то, о чем я сейчас говорил, и даже накладывается на него. Эта рыночная экономика, которая была придумана в Европе и для Европы, постепенно сбилась с пути за последние десятилетия. Прежде всего в ней произошла глубокая финансизация. Лежавшая в основе сформированного нами равновесия рыночная экономика — в некоторых теориях отмечалась даже социальная рыночная экономика — стала экономикой накопительного капитализма. В ее рамках финансизация и технологические преобразования привели к большому сосредоточению богатств в руках «чемпионов», то есть талантливых людей в наших странах, а также добившиеся успехов в глобализации больших метрополий и стран. Как следует из теории сравнительных преимуществ, и в соответствии с тем, что мы все старательно учили, рыночная экономика до недавнего времени обеспечивала распределение богатств и прекрасно работала на протяжении десятилетий, добившись небывалого в истории человечества свершения: сотни миллионов людей по всему миру смогли выбраться из бедности. Теперь процесс обратился вспять и ведет к неравенству, с которым больше нельзя мириться. Мы ощущаем это в нашей экономике. Франция очень остро переживала это за последние месяцы, но все это существует уже не первый год, причем по всему миру. Эта рыночная экономика формирует небывалое неравенство, которое приводит к глубоким переменам в нашем политическом порядке. В первую очередь, пошатнулась сама легитимность этой экономической организации. Как объяснить гражданам, что организация — хорошая, если они не находят в ней свое место? Кроме того, все это ставит под вопрос равновесие наших демократий. Дело в том, что с XIX века мы живем в сбалансированной системе, в которой личные свободы, демократические структуры и стабильный рост среднего класса с рыночной экономикой были своего рода треногой, удерживающей наш прогресс. Если средний класс, который представляет собой ядро наших демократий, больше не видит себя в них, у него возникают сомнения и вполне понятная тяга к авторитарным режимам, нелиберальным демократиям или критике экономической системы. В любом случае, речь идет о масштабных сменах парадигмы, о которых мы не задумывались до недавнего времени. Этот кризис может привести к закрытиям: некоторые проводят их, но Франция не стала делать этого весной 2017 года. Как бы то ни было, соблазн все еще есть. Именно поэтому нам следует хорошо задуматься о пересмотре равновесия в этой системе, которая касается не только Франции, но и Европы и всего мира. Нужно понять, как мы можем добиться открытости — я считаю ее необходимой и полезной для нашей страны, соответствующей нашим ценностям и ДНК — обретя при этом в ней должную часть контроля. В конце концов, то, что сторонники Брексита предложили британским народам, звучало очень правильно: возвращение контроля над нашими жизнями, нашей нацией. Мы должны понимать это и уметь действовать в рамках открытой нации. Возвращение контроля. Прошло то время, когда гражданам описывали блага переноса производства. Все это в порядке вещей, так будет лучше для вас. Рабочие места уйдут в Польшу, Китай и Вьетнам, а вы получите… Лично я уже не могу это объяснить. Другими словами, мы должны найти средства, чтобы заявить о себе в глобализации, а также переосмыслить международный порядок. Я осознаю масштабы того, о чем говорю, и понимаю, что все это не случится за день. Но я убежден в необходимости такого мышления и инициативы на уровне Франции и Европы. В противном случае мы рухнем.
Третья большая перемена, которую мы наблюдаем в современном мире, это, без сомнения, технологическая революция. Это небывалое явление. Интернет, социальные сети, искусственный интеллект… Это в первую очередь небывалая глобализация ума, набравший невероятную скорость технический прогресс. В то же время это глобализация представлений, эмоций, насилия, ненависти, это вносит большой вклад в одичание мира, которое мы наблюдаем каждый день. Это касающееся наших демократий глубокое антропологическое преобразование, а также новое пространство, которое формируется на наших глазах и требует переосмысления правил, находящийся на этапе становления международный порядок. Я уверен, что эта технологическая революция ведет не только к экономическому, но и антропологическому дисбалансу. Нам нужно осмыслить его и принять соответствующие меры. В противном случае у нас будет порывистая дипломатия, которая рискует быстро стать несостоятельной. Стоит отметить, что другие поняли это раньше нас. И сделали это инструментом дестабилизации демократий и влияния.
Наконец, поговорим о большом экологическом преобразовании. Я убежден, что его темпы только растут. Мы осознали это еще несколько лет назад, и Франция проводила активную экологическую дипломатию, результатами которой стали Конференция по климату в Париже и парижские соглашения. Мы видим, что этот вопрос сегодня набирает обороты, будь то потепление климата или борьба за биологическое разнообразие. Все укоряется, потому что последствия нашего коллективного бездействия в прошлом сегодня проявляются в наших обществах, экономиках и по всему миру. Все укоряется, потому что наши граждане в гораздо большей степени осознают ситуацию и требуют от нас действий. Все укоряется, потому что последствия этой большой перемены у нас перед глазами каждый день. Эти последствия представляют собой настоящие геополитические кризисы. Изменение климата, масштабные экологические потрясения ведут к серьезному нарушению регионального баланса, к масштабным миграционным явлениям. Они уже ускорили большие демографические изменения, которые выводят из равновесия мир. Вам все это известно. Но я думаю, что нам следует поставить все это в перспективу не просто для констатации фактов, а чтобы понять, как нам правильно действовать в данный момент.
Слова — это одно, но какую роль мы будем играть? Мы можем быть зрителями, комментаторами. И я могу остановиться на том, что уже сказал. И заявить, что мы продолжим те же действия во Франции и ту же дипломатическую работу. Это стратегия осторожности и сохранения привычек, потому что можно продолжить идти по этому пути, не считая его осторожным. Вне зависимости от того, о ком идет речь, предпринимателе, дипломате, министре, президенте, военном, любом человеке в этом зале, если мы продолжим действовать, как раньше, то окончательно потеряем контроль. А это будет означать исчезновение. Я могу с уверенностью вам об этом заявить. Нам известно, что цивилизации исчезают, как и страны. Европа исчезнет вместе с распадом этой западной эпохи, и мир будет выстраиваться вокруг двух больших полюсов: США и Китая. У нас будет выбор между доминированием двух сил. Мы можем сделать вид, что обо всем забыли. Мы прекрасно умеем это делать. Мы уже очень давно поступаем так по многим вопросам. Мы скажем, что у нас есть суверенитет. Мы будем бороться за сохранение рабочих мест в стране с помощью шатких компромиссов с группами, над которыми мы уже совершенно не властны. Мы попытаемся провести экологическую политику в стране и на континенте, но для нее будет уже слишком поздно, поскольку ситуация выйдет из-под контроля. Это путь большого падения.
Существует другая стратегия: приспособление. Она заключается в следующем: нужно двигаться быстрее в меняющемся мире. Мы попытаемся принять какие-то туманные меры по экологии, но нам нужно приспосабливаться к ускоряющемуся порядку, проводить реформы просто для того, чтобы нагнать других, не пытаясь на самом деле ничего изменить и ни на что повлиять. Это промежуточный сценарий, который, как мне кажется, приведет нас к тому же результату, но при этом еще вызовет резкую реакцию, отторжение населения, потому что наша страна не любит приспосабливаться. Мы не хотим менять мир, чтобы нам не пришлось приспосабливаться, ведь мы не любим это делать.
Я считаю, что цель Франции в соответствии с необходимостью настоящего времени состоит в том, чтобы повлиять на мировой порядок с имеющимися у нее на руках картами, не уступать року, а попытаться построить новый порядок, в котором нашлось бы место не только для нас, но и для наших ценностей и ключевых интересов. Я верю только в смелую стратегию, стратегию риска. Это означает, что не все, что мы делаем и сделаем, обязательно окажется успешным. Найдется немало комментаторов, которые скажут, что в определенные моменты это не работает. Это не важно. С учетом всего упомянутого, отказаться от попыток сегодня равносильно смерти. Отважная и дальновидная стратегия в том, чтобы попытаться найти в нынешних условиях то, что является глубинной чертой французского духа, и переосмыслить коренные основы европейской цивилизации. Мне кажется, что именно такой должна быть задача нашей страны в нашей европейской и международной стратегии. Французский дух — это дух сопротивления и стремления к всеобщности. Дух сопротивления означает нежелание поддаваться року, приспособлению, привычкам. Он означает, что если что-то несправедливо, мы можем принять меры, поэтому что даем себе средства, чтобы стать сильнее, проводим для этого экономические реформы, наращиваем экономическую и производственную мускулатуру. Нужно менять вещи, не поддаваясь окружающему порядку, вернуть наши истинные ценности. Я считаю, что Европа всегда характеризовалась настоящим гуманизмом, который проходит красной нитью через нашу судьбу. Я говорю об этом, потому что это уже не считается очевидным фактом. Если мы продолжим двигаться по пути к обвалу и рассматривать мир, так как я это описал, европейский гуманизм исчезнет. США находятся в западном лагере, но не несут в себе того же гуманизма. Они иначе относятся к вопросам климата, равенства и общественного равновесия. Существует примат свободы, который глубоко характеризует американскую цивилизацию и объясняет наши отличия, несмотря на прочные союзнические связи. У китайской цивилизации, мягко говоря, несколько иные коллективные предпочтения и ценности. Мы — единственное геополитическое пространство, которое поставило человека с большой буквы Ч на центральное место в своем проекте в эпоху Возрождения, Просвещения и всякий раз, как нам приходилось переосмыслить себя. Мне кажется, что с учетом этих потрясений, именно в этом заключается проект, который является нашим и должен вновь им стать. Он предполагает требования по отношению к нам самим и к другим по ключевым экономическим, промышленным и климатическим вопросам. Необходимо также переосмысление образовательного, производственного, социального и экологического проекта в нашей стране. Именно это мы сейчас пытаемся сделать, но мы не сможем сделать это в одиночку, поскольку, хотя социализм в историческом плане действительно не работает в одной взятой стране, гуманизм в одной взятой стране тоже не продержится долго. Нам нужно растить плоды в Европе и на международной арене. Именно здесь должна проявиться последовательность нашего проекта. Именно гуманизм лежит в основании плана правительства. Речь идет о новых усилиях в гуманитарной сфере на основании проекта в образовании, социальной сфере и здравоохранении. Нужны реформы, которые позволят нам получить настоящий производственный проект и провести необходимый переходный процесс в экологии. Я глубоко уверен, что мы должны руководствоваться именно этими целями.
Я принимаю мою роль в этой коллективной работе и осознаю незавершенность моих заявлений по этому вопросу. Как бы то ни было, нам нужно воссоздать на этой основе коллективный нарратив и представления. Именно поэтому я убежден, что наш проект следует признать проектом европейской цивилизации. Проект европейской цивилизации не может продвигать вперед ни католическая Венгрия, ни православная Россия. Мы же отдали инициативу двум этим лидерам. Я говорю об этом с большим уважением. Послушайте выступления в Венгрии или России: у этих проектов хватает различий, но они несут в себе культурную и цивилизационную жизненную силу, которую я лично считаю ошибочной, но вдохновляющей. Поэтому нам нужно найти с помощью европейского проекта, который я также считаю глубоко французским проектом, вдохновляющую силу для нашего народа. Это дух Возрождения, дух Просвещения. Это глубинный дух французского гуманизма, который мы несли вперед и осмысливали, и который нам теперь предстоит переосмыслить. Что это означает? Это означает, что часто упоминаемые нами темы не должны быть исключительно техническими вопросами. Они должны способствовать формированию представлений, настоящего цивилизационного проекта, в самом центре которого вновь стоит человек. Разумеется, я осознаю масштабы такого проекта, но считаю важным поделиться с вами моими убеждениями, потому что именно это должно питать наши действия и пространство на каждодневной основе. В рамках наших новых альянсов этот проект, безусловно, подразумевает требования с точки зрения человеческого достоинства. Те, кто сегодня с угрозой для жизни защищают по всему миру право на свободу, смотрят в нашу сторону. Когда я говорю о европейском цивилизационном проекте и французском проекте, я хочу сказать именно это. Мы вновь нащупали суть этого требования по всему миру без ущерба для суверенитета любой страны.
(Продолжение следует)