Журналист-расследователь Андрей Солдатов рассказывает, почему возмутительные действия Кремля за рубежом могут поведать многое о том, что происходит в самой России.
На протяжении последних 20 лет журналисты-расследователи Андрей Солдатов и Ирина Бороган рассказывают о российских службах безопасности, у которых — как они отмечают в своей будущей книге The Compatriots («Соотечественники») — довольно кровавая история.
Начиная с расправы над советским революционером Львом Троцким в Мексике в 1940 году и заканчивая покушением на убийство бывшего российского агента Сергея Скрипаля и его дочери в Великобритании в 2018 году — российские службы безопасности неизменно стремились сводить счеты за границей. В результате столетних репрессий, длящихся со времен Российской империи и Советского Союза вплоть до сегодняшнего дня, сформировалась русская диаспора, третья по величине в мире, и отслеживание, привлечение к работе, а порой и убийство членов этого обширного эмигрантского сообщества сделались одной из центральных функций неуловимых российских спецслужб. Самой недавней их мишенью стал этнический чеченец, командир сепаратистов, сражавшийся с российскими войсками и нашедший убежище в Германии: он был застрелен в конце августа среди бела дня на улице Берлина. Предполагаемый убийца вскоре был задержан и оказался гражданином России.
«Форейн Полиси» побеседовала с Солдатовым о том, какими мотивами руководствуются изобретательные российские службы безопасности, и в каком направлении движется эта система при президенте Владимире Путине. Для ясности изложения интервью подверглось небольшим сокращениям и редактированию.
«Форейн Полиси»: Сегодня Россия в центре внимания мировых СМИ. Учитывая все происходящее, каким образом история о русских за границей объясняет нам ситуацию, в которой мы оказались в настоящий момент?
Андрей Солдатов: Совершенно ясно, что Путин, вступающий в последнюю стадию своего пребывания у власти, не только проявляет интерес к международным делам — он желает видеть Россию мировой державой и пытается использовать все имеющиеся в его распоряжении средства, чтобы этого добиться. Учитывая долгую историю пребывания русских за рубежом, восходящую к 19 веку, а также недавний отток россиян из страны при путинском режиме, мы подумали, что было бы крайне интересно разобраться, что происходит в этих диаспорах — особенно в нашу эпоху связанного мира.
— Большая часть книги повествует о роли служб безопасности, которые занимаются исключительно русскими за рубежом. Судя по тому, что устраивает российская разведка в последние несколько лет, действительно создается впечатление, что в своих заграничных операциях они стали действовать более агрессивно, особенно когда дело касается преследования других россиян. Следует ожидать продолжения и усиления этой тенденции?
— Здесь речь идет о политической стабильности, а лучший способ гарантировать себе стабильность как лидеру — стать популярным. К сожалению, Путин обнаружил, что такую популярность ему обеспечивает эскалация с Западом. Вторая чеченская война преподносилась как конфликт, в котором другая сторона якобы действовала при поддержке Запада. Война с Грузией в 2008 году послужила тому еще более ярким подтверждением. То же самое произошло с Украиной и Сирией. Каждый раз, когда популярность Путина идет на спад, он понимает, что ему нужна некая эскалация, способная эту популярность вернуть. Как мы видим, подобная тактика рано или поздно теряет свою эффективность, но за последние 20 лет она, безусловно, сослужила президенту хорошую службу.
— В «Красной паутине» (The Red Web) и в нынешней книге Вы говорите о том, что вмешательство в американские выборы 2016 задумывалось как операция с низким уровнем риска, чего очевидно не произошло. Как это объяснить?
— Если посмотреть на то, как начиналась вся эта операция, мы увидим, что российские хакеры просто собирали информацию и вовсе не намеревались ее публиковать. Но в апреле 2016 года были обнародованы Панамские документы, и это сильно разозлило Путина, потому что под ударом оказались его близкие друзья и собственные активы, и, похоже, он решил использовать то, что у них было [взломанные документы], и нарастить их кибер- и онлайн элементы. Очевидно, что когда вы совершаете атаку такого рода, риск разоблачения увеличивается в разы.
В нашей предыдущей книге мы сосредоточились в основном на сетевых элементах: хакерах и троллях. Но теперь мы хотели понять, как работают сети кремлевских оперативников и так называемых соотечественников за границей через религиозные, культурные и гражданские организации, базирующиеся в [Соединенных Штатах]. К нашему удивлению, мы обнаружили, что [в 2016 году] они не были активированы — на мой взгляд, это довольно странно. По какой-то причине Кремль решил этого не делать, и, честно говоря, я все еще пытаюсь понять почему. Вероятно, одной из причин является то, что онлайн-элемент был раскрыт очень рано. Они начали использовать их в апреле, а к июню уже вышел первый отчет «Краудстрайк» (Crowdstrike). Вероятно, они решили, что их шпионский элемент более ценный и его не стоит лишний раз подвергать опасности.
Другой вопрос: если вы посмотрите на историю советских или российских разведывательных операций на Западе и на то, чем они оборачиваются для западной аудитории, вы увидите вопиющую некомпетентность. Однако для российской аудитории, будь то внутри страны или среди эмигрантского сообщества, они срабатывают невероятно эффективно.
— Как это было с отравлением Сергея Скрипаля, бывшего российского офицера, который работал двойным агентом в Великобритании?
— Да, это хороший пример. Запад считает эту операцию явным провалом, тогда как с российской точки зрения это был успех. В процессе работы над книгой мы беседовали со многими русскими за рубежом, после случая Скрипаля все они крайне напуганы. Большинство этих людей оповестили о том, что следующими могут быть они и, если надо, их из-под земли достанут. Так что до некоторой степени это сработало.
— Но, учитывая последствия отравления Скрипаля, неужели эту операцию действительно можно считать успехом?
— Кремль живет в двух параллельных реальностях. Взгляните на скандал с российскими «нелегалами», пойманными в 2010 году. В обеих странах это событие преподносилось как победа. Соединенные Штаты считали его победой потому, что им удалось поймать и разоблачить российскую шпионскую сеть. Но и российской публике толковали о победе. Даже спецслужбам эту историю приводили в качестве примера, демонстрирующего людям, что Россия возвращается на мировую арену. Посыл заключался в том, что мы способны сделать это снова, как в старые добрые советские времена.
— Разумно ли ожидать, что в 2020 году будет предпринята еще одна попытка вмешаться в американские выборы, как предполагают некоторые американские чиновники?
— К сожалению, да. Это вполне возможно, но мне нужно немного углубиться в детали, чтобы должным образом ответить на этот вопрос.
У нас здесь есть несколько разных спецслужб, и на протяжении большей части путинского правления мы сосредотачивали свое внимание на ФСБ [агентстве безопасности], СВР [службе внешней разведки], а также потомках КГБ. Но теперь у нас появился новый элемент и игрок в этой партии: российская армия. Речь идет не только о ГРУ (российской военной разведке). В политическом отношении армия занимает с каждым разом все более активную позицию как внутри страны, так и за ее пределами. К примеру, сегодня они играют все большую роль в российской официальной идеологии, истории, экономике и, все чаще, в делах православной церкви. Этот вопрос необходимо изучить более глубоко, и он меня крайне беспокоит. Еще никогда армия не играла в России подобную роль — она всегда находилась под контролем служб безопасности. Доверие к вооруженным силам в прошлом году превзошло даже доверие к Путину, что выглядит полным безумием — учитывая, насколько низок был этот уровень доверия после чеченских войн.
Армия стала наиболее эффективным инструментом внешней политики Путина и занимает центральное место в геополитических амбициях Кремля. В настоящий момент они более активны и более независимы — такого не было раньше. Многие заграничные авантюры, начиная с Сирии и заканчивая Скрипалем, имеют военную составляющую, и все они становятся более рискованными и с меньшим числом сдерживающих факторов. Сегодня им разрешено проводить свою собственную независимую международную политику, вот почему возможно все.