Я историк, это мое призвание на всю жизнь. Обратного пути нет. Я учился этому двенадцать лет. Когда ты принимаешь это решение, то тобой движет не разум, а пробуждающийся огонь внутри. И если ты уже рискнул, то не свернешь назад, несмотря на то, что можешь оказаться в тупике, говорит Хуан Камило Вергара (Juan Camilo Vergara).
С пятнадцати лет — в отличие от одноклассников — я интересовался литературой и историей. Я был мятежным подростком, меня исключали из всех школ. Причиной тому было желание всё узнать и понять, взглянуть под другим углом на ту информацию, которую услышал для того, чтобы составить объективную картину. Кроме того, в школах мне было невероятно скучно. Я всегда хотел, чтобы меня вызволили оттуда, дали возможность путешествовать, учиться, набираться опыта, составить собственное мнение о мире, а не повторять что-то, как все остальные, по инерции и, конечно же, знакомиться с людьми.
Я стал одним из первых учеников школы Тилата, в которой такие же интересующиеся гуманитарными науками мятежники и непоседы, как и я, могли подвергать что-то сомнению, проявлять себя и спорить о чем угодно. Для меня она стала идеальным местом для начала пути. В то время в стране появился интернет, благодаря которому увеличились возможности общения со всем миром. Это было настоящее чудо, потому что интернет открыл мне широкие горизонты. С самого начала я активно пользуюсь технологиями, наслаждаюсь ими и получаю пользу от их применения.
Благодаря чтению я открыл в себе особый интерес к России, поэтому в шестнадцать лет решил начать ее изучение. Всё свободное время я посвящал углублению знаний по этой теме. Через год сказал родителям, что отправлюсь в путешествие по России. Эта идея их ошеломила. Со временем я понял ту тревогу, которую они испытали в тот момент.
Я готовился к поездке, начал учить язык. У меня была вся необходимая информация, поэтому, когда закончил школу, то отправился в путешествие на месяц. Вернулся домой восхищенным этой страной. Я начал изучать историю в университете, однако уже в первом семестре ее возненавидел, по крайней мере, в том виде, в котором нам ее преподавали. Поэтому подумал, что стоит поехать учиться в Россию или Францию, ведь французские историки считаются одними из лучших.
Я отправился в Париж учить французский и без особых надежд подал документы в Сорбонну. Поступил и попал в круговорот событий, которые привели меня к защите докторской по истории России.
Я выучил русский язык. Год, когда я отправился в путешествие по Транссибирской магистрали, стал одним из лучших в моей жизни. Решив превратить любимое занятие в профессию, сам затянул петлю на шее. Я должен был не только стать историком, но и зарабатывать этим на жизнь.
В докторантуре предъявляли завышенные требования, у меня порой наворачивались слезы. Мне необходимо было достичь весьма высокого уровня, который позволил бы свободно владеть языком, взаимодействовать с бюрократией в России и стать частью ее общества.
Сначала это интересовало пятнадцать человек в неделю, затем сто сорок. Стало очевидным, что это работает, потому что для распространения культуры необходимы «баканерия», так на Карибских островах называют жизненную мудрость, юный ум и хорошее общение.
Так появилась «Илустре» — интернет-платформа для тех, кто хочет поделиться знаниями. Мы предлагаем методы, разработки и все средства, необходимые для того, чтобы выйти за пределы аудитории. В «Илустре» можно учиться, расширять кругозор, подвергать сомнению информацию, которая появляется ежедневно, таким образом она становится более критичной и менее идейной.
Я выбрал для названия слово «Илустре», чтобы напомнить о тех временах, когда к писателям Боготы обращались «Эль Илустре фуланито де таль…» (Выдающийся имярек…). Город поменялся и стал глобальным. И я считаю, что наши вечера и беседы могут спасти его.
Мой проект полон ностальгии. С детства, помимо литературы и истории, я люблю джаз, из-за чего меня и считали чудаком. Потом осознал, что существует нечто гораздо более глубокое, ведь этот ген я не унаследовал ни от папы — промышленника, ни от мамы — управляющей. Однако он обладает невероятной силой: так, например, моя тетя — писатель и историк, двоюродная бабушка — поэт. Среди моих предков есть и писатели, например, Хосе Мария Вергара-и-Вергара (José María Vergara y Vergara), писатель XIX века, что я узнал намного позже. Помню, когда проходил собеседование на радиостанции HJCK, Альваро Кастаньо (Álvaro Castaño) спросил, был ли в моем роду этот писатель, я задумался и решил выяснить.
— Что Вы находите в истории?
— Возможность понять собственную личность. Кроме того, она помогает спасти воспоминания, благодаря которым я больше, чем просто имя. Это осознание происхождения, потому что когда я понимаю это, то нахожу ответы на то, что происходит сейчас. Помню, как однажды мама передвинула кровать в комнате, чтобы я не пострадал от взрыва бомб, которые в то время сотрясали страну из-за жестокости Пабло Эскобара (Pablo Escobar). Меня всегда интересовала причина.
— Откуда возник интерес к России?
— В детстве мне как-то сказали, что жители советской России не могут выезжать за границу. Во мне зародилась фантазия на эту тему, которая со временем меня и обезоружила. Это разожгло во мне любопытство.
— Вы историк, эта профессия буквально заставляет жить в прошлом или делает Вас мечтателем, который предполагает и представляет себе что-то?
— Думаю, вопреки общераспространенному мнению историк живет, по меньшей мере, в настоящем. Он исследует или изучает историю, в зависимости от тех вопросов, которые возникают здесь и сейчас. Как популяризатор истории и культуры, а также поклонник технологий, я должен планировать самого себя. Я всегда хотел превратить историю в интересную, веселую, ничуть не скучную и крайне актуальную тему, прогнозируя ее в этом направлении.
— История — мир фактов и дат. Каким образом Вы ее воссоздаете?
— Мне нравится вести специализированный курс, который, если говорить научным языком, звучит очень скучно — «Инквизиция XVI века». Однако он посвящен преследованиям женщин и репрессиям в их отношении. Этот курс позволяет лучше понять то, что происходит в настоящее время. Если я рассматриваю историю как вереницу уже произошедших событий, то реакция будет одна. Однако если я представляю историю как то, что происходит сейчас, так скажем, — «перетаскиваю» ее в настоящее, — то ее будут воспринимать иначе.
— Если мы изучаем историю для того, чтобы не повторять ошибки или заимствовать всё то хорошее, что в ней было, то у меня возникает следующий вопрос: Вы взвешиваете каждый свой шаг, ведь так Вы оставляете след в истории?
— Не в этом смысле. У меня очень вспыльчивый характер, как правило, я импульсивен и безрассуден. Когда у меня возникает идея, я ее претворяю в жизнь, если чувствую, что так будет правильно. Несмотря на то, что я разработал четкую систему, в жизни прислушиваюсь к интуиции. Во мне есть подозрительность, хитрость и уравновешенность.
— Насколько широки Ваши рамки свободы?
— Когда отдыхаю, стремлюсь углублять знания. Мое свободное время состоит из продуктивной работы и отдыха. Например, я прохожу дистанционные курсы в таких университетах, как Гарвард, однако без проблем могу сесть и посмотреть сериал, и это делает меня счастливым.
— Вы планируете жизнь на десять, двадцать или даже больше лет или живете здесь и сейчас?
— Жизнь уже удивляла меня столько раз, что я практически не строю долгосрочных планов. Живу настоящим. Да, конечно, у меня есть маленькие мечты и удовольствия. Например, в домике в горах я спокоен и могу общаться с природой.
— Некая ностальгия?
— Да, думаю, так и есть. Чтобы по-настоящему любить культуру, нужно испытывать ностальгию. В плане культуры всё всегда в прошлом, ведь настоящее также станет прошлым. Если тебе нравится что-то очень сложное, как правило, существующее в ритме и времени прошлого, то для наслаждения необходимо немного впасть в ностальгию.
— Изучение прошлого — это такой способ перенести его в настоящее, чтобы сохранить?
— Прошлое — это то, что все постоянно придумывают. Существует событие, о котором никто точно не может сказать, как всё произошло на самом деле. Всегда есть видение, интерес, вопрос, на который хочется ответить. На всё это влияет происхождение и на данный момент культура. Так как это общественная наука, то она зависит от каждого человека. Существуют методы, чтобы более-менее гарантировать профессиональный подход, однако история придумана историками.
— Могли бы Вы выбрать себе другую профессию?
— Я никогда не решался задавать себе этот вопрос, потому что… А зачем? Возможно, работал бы в сфере общественных наук.
— Вы в какой-то мере считаете себя писателем?
— Да, безусловно. Когда я работал в Боготе и вел вместе с Даниэлем Сампером Писано (Daniel Samper Pizano) и Альваро Кастаньо Кастильо (Álvaro Castaño Castillo) программу «Мир» на радиостанции HJCK, мы рассказывали истории из разных стран. Я всегда делился своими, личными. Если рассказывал о России, то говорил о запахах, чувствах и одиночестве. Получалось очень художественно.
— О каком периоде Вы говорите?
— О настоящем, однако также и о времени бомб, отсутствия безопасности, распада страны, интернета и глобализации.
— При изучении истории Вы обнаружили такого персонажа, с которым настолько отождествляли бы себя, что могли сказать: «Это же я»?
— Нет, однако я обнаружил тех, кем я определенно никогда не хотел бы стать, как, например, Сталин. Этот уровень зла мне не понятен. Мы все сложные люди со своими пороками и демонами. Я никогда не встречал персонажа, который являлся примером для подражания, или того, с кем мог бы полностью себя отождествить. Одинаковых людей нет.
— Для понимания людей нужно ли слишком полагаться на психологию?
— Да, однако психология — это скорее работа полиции, Шерлока Холмса. Нужно понять не только то, о чем думает человек, но и выяснить то, что он скрывает. Это самое главное. Все великие исторические личности без исключения творят свою историю лишь для будущих поколений.
— Это имеет отношение и к повседневной жизни?
— Да. Думаю, что для историка это проявляется особенно ярко. Мы не можем от этого избавиться. Я всегда применяю исторический метод. Очень хорошо читаю людей, анализирую всё, что мне говорят.
— Оставляете ли Вы право на ошибку, на сомнение? Вдруг Вы не правы.
— Всегда. Рассматривая речь, я нахожу связи, которые выстраивают люди. Стараюсь понять и не осуждать. В этом заложено много психологии.
— Итак, нужно быть осторожным с людьми? Вы доверяете им?
— Конечно, я сохраняю бдительность, но, с другой стороны, доверяю. Ввиду жизненного и профессионального опыта я всегда читаю других людей.
— Значит, читаете между строк…
— Именно. Внимательно проверяю то, на чем человек сделал акцент, потому что он, возможно, захотел отвлечь внимание от основного или подчеркнул именно этот момент для того, чтобы я поверил в него.
Ввиду необходимых наблюдений и анализа историку нужно быть молчаливым, потом это становиться привычкой.
— Это нужная черта характера?
— Да, у меня это скорее интуиция. Редко выпадает возможность поговорить с источником, поэтому всегда нужно быть внимательным. Вспоминаю текст Карла Великого. Речь шла о предусматривающем ограничения законе, и я обнаружил, что через два, а затем и через четыре года он принимал один и тот же закон. Вывод: все его старания оказались безуспешны. Неоднократные попытки показывают слабость короля. Чем жестче закон и чем больше наказаний он предусматривает, тем более несостоятельным он мне казался. Когда кто-то говорит с тобой очень громко, он скрывает собственную слабость. Это научный метод. Понимание другого помогает мне избегать конфликтов.
— У Вас очень высокий уровень требований, Ваша уравновешенность распространяется на других?
— Принимать сторону человека и пытаться понять его — это часть подготовки историка. Если бы я был художником, то уделял бы внимание сочетаниям цвета и гармонии.
— Если бы Вы были цветом, то каким?
— Всегда отвечал — красный, но в последнее время сомневаюсь. Сейчас, скорее всего, тёмно-синий. Конечно, красный означает вспыльчивость, а синий — цвет зрелости.
— А если бы Вы были животным?
— Оленем в туманном лесу. Мне нравится это животное своим спокойствием, а также способностью обитать в природных условиях, которые производят на меня неизгладимое впечатление. Для меня холод, дождь и туман — убежище. Сидеть с чашкой горячего шоколада возле камина в дождливый день — идеально.
— Если бы Вы были предметом?
— Никогда об этом не думал.
— С каким материалом Вы себя отождествляете?
— С кожей. Даже уточню: это может быть диван с высокой спинкой, как кресло Честертон.
— Это связано с комфортом и другом, который всегда Вам рад?
— Да, тот, кто обнимает тебя.
— Если бы это был пункт назначения?
— Разумеется, Россия. Моя связь с Россией очень прочна.
— Ваша мелодия?
— Классика. Брамс. Виолончель.
— Какой Ваш самый ближайший проект?
— Создание семьи.
— Когда Вы уже сами станете историей, каким бы Вы хотели запомниться?
— Как человек, который помог вернуть людям культуру и вывел ее за рамки крупных учреждений.
— Какой будет Ваша история?
— Молодой человек вне шаблонов, который воплотил в жизнь свои мечты.