Львов, Украина — 43-летний писатель и режиссер Олег Сенцов, недавно освобожденный из российского лагеря в Заполярье, по логике Кремля должен был пойти за пропагандой многострадального русского национализма и встать под знамена путинской идеологии крови и почвы.
В 2014 году, равно как и сегодня, внимание мирового сообщество было, как и сегодня, приковано к Украине, с той лишь разницей, что тогда главной темой была российская аннексия черноморского полуострова Крым. Господин Сенцов, этнический русский, является уроженцем Крыма. Как и у большинства крымчан, его родной язык — русский, а не украинский. А путинскому захвату Крыма многие русскоязычные восторженно рукоплескали.
Однако Сенцов вместо того, чтобы приветствовать Путина как спасителя «русского мира», — культурного и геополитического пространства с зыбкими контурами, куда входят миллионы этнических русских, внезапно оказавшихся из-за распада Советского Союза за границей, — наоборот, рассвирепел. По его мнению, ни он сам, ни думающие, как он, русскоязычные не просили, чтобы их «спасали».
Притворяться, что это так, заявил он в недавнем интервью, — это не что иное, как «политическая некрофилия», омерзительная попытка вернуть России былое величие, возродив труп советской власти.
За эту и другие ереси — тем более крамольные в устах этнического русского, а не украинского националиста — господин Сенцов провел в российских тюрьмах и лагерях пять лет. (Так в тексте, на самом деле Сенцов попал за решетку потому, что был признан виновным в подготовке взрыва памятника Ленину, в результате которого могли погибнуть люди — прим. ред.)
За решеткой он написал три сценария для будущих фильмов. По его словам, условия в российских тюрьмах улучшились со времен 1960-х, когда Александр Солженицын писал «Архипелаг ГУЛАГ» — насилия стало меньше, а пищи больше. Но в корне система не изменилась, считает он: «Цель одна — внушить страх».
Его тяжкие испытания в ледяных тюрьмах к северу от Полярного круга и всемирная кампания за его освобождение превратили скромного, но вызывающе несгибаемого режиссера в мощный символ сопротивления путинизму. В 2018 году Европейский Парламент наградил его престижной премией имени Андрея Сахарова «За свободу мысли».
«По крови и языку я полностью русский. По происхождению я крымчанин. Но по духу я украинец. И это главное», — заявил Сенцов после освобождения во время поездки в западную Украину. Освободили его в рамках обмена пленными, о котором Владимир Путин договорился с новым президентом Украины Владимиром Зеленским.
Разделяет ли его взгляды мать, русскоязычная пенсионерка, которая в свои 70 осталась в оккупированном Россией Крыму, Сенцов не пояснил. «Она любит меня как мать, — заявил он. — Вот что важно». У самого Сенцова двое детей — 16-летняя дочь и 15-летний сын, страдающий аутизмом.
После освобождения 7 сентября Сенцов и 34 других бывших заключенных были доставлены в украинскую столицу Киев. На прошлой неделе он отправился в полностью украиноязычный город Львов на западе страны на презентацию своей последней книги — на русском языке. Помимо литературного фестиваля Сенцов принял участие в митинге в поддержку десятков украинских узников совести, по-прежнему томящихся в российских тюрьмах.
Во Львове к Сенцову постоянно подходили на улицах за автографом или селфи, хотя российская пропаганда рисует город как гнездо фашистов, которые исходят пеной от ненависти к этническим русским и их языку. В зале Львовской филармонии говорящему по-русски Сенцову и вовсе устроили овацию — аплодировали стоя.
Такой прием, по признанию Сенцова, лишь укрепил его во мнении, что конфликт между Москвой и Киевом — ожесточенная война за территорию русскоязычных регионов на востоке Украины — строится не на языковых или этнических различиях, а на разнице ценностей.
«Это конфликт ценностей, мировоззрений», — заявил Сенцов. «Одни хотят жить как европейцы, а другие — как при Советском Союзе».
Последними, по его словам, верховодит Путин, «совершенно советский человек», который, несмотря на свой тщательно отточенный имидж жесткого, но просвещенного модернизатора, «тянет Россию обратно в прошлое».
В этой связи Сенцов сомневается, что недавний обмен пленными приведет в ближайшее время к миру, хотя этот обмен приветствовали, как важный шаг на пути к перемирию на востоке, и президент Зеленский, и канцлер Германии Ангела Меркель, и многие другие.
«Все войны рано или поздно заканчиваются миром. Но миру между Россией и Украиной не бывать, пока у власти Путин», — заявил он.
Сенцов родился в Крыму в скромной семье этнических русских. Его отец, уроженец Урала, до самой смерти проработал водителем. На говорящих только на русском друзей, которые почти все к украинским властям Крыма относились враждебно, в свои юношеские годы Сенцов внимания не обращал.
Политика ему была безразлична, говорит он. Куда больше его интересовал внутренний мир людей, особенно когда он занялся сочинительством и фильмами. «Жизнь всегда сложнее, чем кажется», — считает он.
В 2011 году его полнометражный дебют «Гэймер» высоко оценила критика. Фильм снимался в Крыму, но политики не касался. Главный герой — русскоязычный подросток, одержимый видеоиграми и забывший про все на свете, включая мать и подругу. В конце концов ему удается выйти из этой зависимости.
Сенцов собирался было снять второй фильм, «Носорог», — о гангстере, которого все считают толстокожим, но он совсем не такой, душа у него тонкая. И вот он втягивается в протестное движение против пророссийского президента Виктора Януковича, впоследствии свергнутого. В декабре 2013 года он приезжает в Киев, присоединяется к демонстрантам на центральной площади и остается на Майдане до конца февраля 2014, пока Янукович не сбежал в Россию.
На Майдане, признается Сенцов, он понял, насколько он по убеждениям украинец, а не русский. «Я никогда не отрицал, что я русский», — сказал он. «Крови моей семьи я изменить не могу. Но на Майдане я понял, что я украинец, готов бороться за Украину и умереть за нее».
Когда Россия в марте 2014 года направила боевиков без знаков отличия на захват правительственных зданий в его родном Симферополе, Сенцов покинул Киев и отправился домой в попытке сплотить движение сопротивления. По его словам, многие жители, даже некоторые этнические русские, выступали против московской аннексии, но предпочитали молчать, убоявшись расправы со стороны пророссийских дружинников-головорезов и наводнивших полуостров российских силовиков.
«Я поразился и возмутился: „Отчего же мы не сопротивляемся?". Мы же сдались без единого выстрела», — вспоминает Сенцов. Но когда несколько его единомышленников куда-то исчезли, он понял, что поддерживать Украину не только опасно, но и самоубийственно.
Осознав безнадежность вооруженного сопротивления, — «настоящей армии у Украины не было» — Сенцов помог эвакуировать осажденные украинские войска и вывез автобусными рейсами тысячу военных в безопасное место в материковой части Украины. Сам он при этом остался, решив собственным примером показать, что не все в Крыму поддерживают российскую аннексию.
«При Путине у тебя три варианта: заткнись, восхваляй или умри», — говорит он. Сенцов вспоминает, что в мае 2014, когда неизвестные вооруженные люди схватили его возле дома в Симферополе, надели на голову пакет и бросили в фургон без опознавательных знаков, он приготовился к худшему.
Оказалось, что это российские силовики. Убивать его они не собирались, а рассчитывали лишь припугнуть и использовать в пропагандистских целях, убедив местных жителей, что противники российской аннексии — сплошь террористы.
Сперва его пытали, пытаясь выбить «признание», что он участник террористической группы, а потом его увезли в Россию — вначале в Москву, а затем на суд в Ростове-на-Дону. Сенцов говорит, что следователи предлагали ему выбор: семь лет тюрьмы, если он «признает» себя членом террористической организации со штабом в Киеве, или двадцать, если откажется. Сенцов отказался.
На суде главный свидетель обвинения от инкриминирующих показаний отказался, заявив, что лидером террористической ячейки Сенцова назвал под угрозой физической расправы.
Просить о снисхождении режиссер отказался, заявив судье: «Суд оккупантов по определению не может быть справедливым. Ничего личного, ваша честь!». Судья дал ему 20 лет.