«Это помещение может использоваться любым человеком, независимо от гендерной идентичности или самоопределения», — говорится в уведомлении на двери туалета бара, в котором я нахожусь в субботу вечером. Это чтобы приумножить мою собственную важность. У меня есть выбор, варианты — это касается того, кто я есть, и того, как я хочу выразить эту исключительно важную для всего мира личность — и мир затаил дыхание, ожидая, чтобы я ему объяснила, почему я особенная.
И все же я не чувствую себя уверенной в этом отвечающем современным веяниям туалете, потому что в баре одни пьяные, коридор, где расположен туалет, слабо освещен, а в очереди одни мужчины. Поэтому я чувствую унижение, беспокойство и опасность.
Возможно, девушки помладше привыкли к чувству уязвимости, которое я так ярко ощутила в субботу вечером. Подобно тому, как британские школьницы привыкают к своей гендерно-нейтральной форме и таскают ее на себе целый день в школе (с риском заражения инфекциями) — что угодно, лишь бы избежать гендерно-нейтральных туалетов.
И вот они впервые попадают туда в школе. Согласно отчету, опубликованному ранее в этом месяце, все большее число учащихся настолько стыдятся и боятся делиться кабинами с учениками мужского пола, что вообще пропускают поход в туалет.
Британские бренды, тем временем, привыкают к запугиваниям — компания Procter & Gamble капитулировала одна из первых, убрав рекламу маргарина Flora c сайта Mumsnet (сайт, где все родители делятся своим опытом) после обвинения в том, что этот «родительский» сайт был трансофобным. В субботу уступила транс-сообществу компания Always, согласившись убрать с упаковки прокладок символ Венеры после того, как ЛГБТ-группы пожаловались, что не все, у кого есть месячные, определяют себя как женщины.
Это было бы почти смешно — посмотрите, как далеко мы зашли: борьба за владение гигиеническими прокладками! — если бы не более ошеломительная капитуляция после этого. На этот раз это была полиция, вынужденная сообщить в воскресенье, что подозреваемые и осужденные насильники теперь регистрируются как женщины при аресте, если именно так они решают идентифицировать себя.
«Мы примем к сведению подробности, предоставляемые нам человеком, и будем относиться к ним соответствующим образом», — заявила полиция Южного Йоркшира. В это же время полиция Темзы-Вэлли согласилась, что в ситуации, когда привозят насильника — «человека мужского пола, который идентифицирует себя как женщина», он должен быть «зарегистрирован как женщина в нашей системе».
Я поняла. Какая разница, что юридическое определение изнасилования подразумевает несогласованное проникновение пениса, и, отрицая существование этого пениса, вы отрицаете существование оружия, которым было совершено это преступление. Какая разница, что, как отметил директор организации Fair Play for Women («Честная игра для женщин») Никола Уильямс, «изнасилованной женщине было бы обидно знать, что, согласно записям, на нее напала женщина». Мы ушли слишком далеко от здравого смысла и логики.
Но речь идет о нападении на женщин. И я не думаю, что ведущая активистка-феминистка Джули Биндел преувеличивала, когда в воскресенье сказала: «Сейчас мы движемся к полной ликвидации биологии женщин».
Это не про феминисток, активистов, социологов и намеренно недоступного жаргона, который все они предпочитают использовать в своих публичных поединках. И это не о тех, кто претендует на менструацию со всеми ее атрибутами (но забирайте их, пожалуйста, вместе с растяжками, менопаузой и уверенностью, что вас использовал каждый встречный).
Речь идет о хрупких молодых девочках, все еще пытающихся изо всех сил смириться с тем, что их собственные меняющиеся тела вынуждены вступать в нелепую близость с мальчиками. Речь идет о трансгендерных спортсменах, таких как Рэйчел Маккиннон, которая второй год подряд выиграла чемпионат мира по велоспорту, убив женский спорт.
Речь идет о серии будущих преступлений, нападений и запугиваний, которые должны произойти, прежде чем кто-то поймет, что наличие большого количества пьяных мужчин и женщин, использующих одни и те же туалеты в барах и клубах, — не лучшая идея. Речь идет о насильниках, которых балует полиция, пока их жертвы подвергаются насмешкам.
И речь о том, чтобы, когда мы достигли пика гендерного безумия, получить знак. Пожалуйста, Боже, пусть это будет он.