Как в советские времена создавали «нового человека»? Какую роль играла церковь в обществе? Почему спорт в Советском Союзе был идеологизирован?
В этом эпизоде программы «Україна розумна» Владимир Ермоленко и Наталья Шлихта говорят о советском обществе и его роли для современной Украины.
Наталья Шлихта — заведующая кафедрой истории Киево-Могилянской академии, кандидат исторических наук. Исследует историю советского общества и историю церкви в советском государстве. Автор книги «Церковь выживших».
Разговор записали в Кафе Старого Льва в Киеве.
Hromadske: Чем для вас было советское общество, и какую роль оно играет для современной Украины?
Наталья Шлихта: Советская система стремилась убить человека — как индивида, как человека мыслящего, как человека, который задает вопросы и ищет ответы, который удивляется этой жизни. Для советского человека мир был разделен на «наше» добро и «их» зло. Некоторые из этих черт продолжают жить и в современном украинском обществе.
— Удалось ли СССР создать того «нового человека», советского человека, которого он стремился создать еще с 1920-х годов?
— Идея действительно появилась еще в 1920-х годах. Но больше всего присоединился к внедрению и реализации этой идеи Хрущев. Ведь он хотел построить коммунизм за 20 лет. В 1961 году была принята Третья программа Коммунистической партии Советского Союза, и там даже использовался термин «новый человек», «новое общество».
— Было утверждение, что английский язык — это язык капитализма, а русский — язык социализма.
— Да, и в 1920-х годах, еще во времена «коренизации», была выдвинута теория «борьбы двух культур». Мол, несмотря на коренизацию, языки малых национальностей являются языками крестьянскими, отсталыми. А вот русский язык — это язык модерности, современности, пролетариата. Поэтому даже несмотря на уступки разным народам, в том числе и украинскому, русский должен победить.
Другой чертой этого «советского человека» был коллективизм. Потому советский человек не мыслит себя вне коллектива. Советский индивид может существовать только в коллективе.
Еще одна черта: «советский человек» был готов самоотверженно работать на благо государства — или, как это называли, «на благо общества». Был такой термин «общественно полезный труд». Шутили о том, что если труд создал человека, то «общественно полезный труд» создала советского человека.
— И так появилось такое понятие, как тунеядец, «дармоед» — для обозначения тех, кто не работает.
— Да, потому что в советском обществе человек не мог не работать. У Стивена Коткина, американского исследователя-советолога, есть меткая фраза: «Все советские люди имели право работать, но никто не имел права не работать».
— «Нового человека» создавали также через «новое тело» — через спорт и физическое воспитание. Затем спорт становится инструментом самоутверждения СССР вовне. Это важная была тема?
— Да. Советский человек должен был быть, как писалось в тех же партийных документах, «гармонично развитым» — и физически, и душевно.
— Мне на ум приходит аналогия с другими тоталитарными режимами, например — с итальянским фашизмом. В фашистской Италии был очень популярен образ Муссолини с обнаженным торсом. Физически развитого «вождя».
— Действительно. Параллели есть. Телесность советского человека никогда не игнорировалась в течение всего периода существования Советского Союза. На уровне идеологии мы отслеживаем четкие месседжи: нужен физически здоровый человек, потому что это трудоспособный человек, а СССР хотел иметь трудоспособных людей.
Кроме того, физически здоровый человек может защищать свою родину на разнообразных «фронтах». А советский человек постоянно, всю свою жизнь боролся на разных фронтах, с видимыми и невидимыми врагами, защищал свою Родину.
— От «физического» давайте перейдем к «духовному». Одна из ваших центральных исследовательских тем — это тема церкви в СССР. Какую роль играла церковь, в частности Русская православная церковь, в Советском Союзе?
— Самый простой ответ таков: церковь не играла никакой роли. Потому что религия была одним из важнейших «капиталистических пережитков», с которыми советское государство постоянно боролось.
Но на самом деле церковь не исчезла как институт. Пропагандировать религию в Советском Союзе было запрещено, но людям позволяли, как говорила советская терминология, «удовлетворять свои религиозные потребности». Поэтому церковь существовала, хотя и были сделаны настойчивые попытки ее уничтожить.
— Насколько сильными были и другие отношения, инфильтрации партии в церковь, прежде всего — в русскую?
— Это другая сторона истории. Во время Второй мировой войны компартия осознала, что церковь можно использовать.
У Сталина вообще была идея превращения Московского патриархата во «второй Ватикан». Он думал через церковь получить какое-то влияние на те государства, которые в будущем стали социалистическими. Затем он от этой идеи отказался: сначала установили «народные демократии», затем эти «народные демократии» плавно перестали быть народными и стали социалистическими республиками; тогда церковь стала не нужна.
Сталин был готов жертвовать идеологией ради прагматических государственных целей. А вот Хрущев, был атеистом, «настоящим ленинцем». И Ленин, и Хрущев ненавидели Русскую православную церковь за все нехорошее, что она сделала еще во времена имперского режима. Поэтому при Хрущеве в 1960-х годах Русская православная церковь повторно уничтожалась.
— Но была и вторая цель, для которой использовали Русскую православную церковь, — например, у нас, на Украине.
— СССР стремился уничтожить так называемые «национальные церкви», а Украина в этом смысле была очень проблемной территорией. Ведь здесь была Украинская греко-католическая церковь. В 1920-х годах и затем уже во время Второй мировой войны была еще и Украинская автокефальная православная церковь, которая имела влияние в определенных регионах. Действовала она также во Второй Речи Посполитой, в Западной Волыни.
Поскольку эти территории СССР присоединил к себе в 1939 году, с этими церквями надо было что-то делать. Чтобы уничтожать украинские церкви, использовали Русскую православную церковь. А это совпадало с интересами самой Русской православной церкви.
— То есть, греко-католическая или Украинская автокефальная церковь были гораздо большими врагами советской системы, чем Русская православная церковь?
— Абсолютно. Хотя в одном из советских документов 1945 года есть интересная фраза: «Для нас все религии одинаковы — мы все их терпим». Но было больше резона терпеть Русскую православную церковь, чем украинские национальные церкви.
— Немало историков, философов и социологов называют сам коммунизм политической религией. В нем был культ личности, был культ мертвых, Мавзолей, система праздников. Вы согласны с этим мнением?
— Да, я разделяю это мнение. По моему убеждению, в Советском Союзе была создана политическая религия. Хотя ее создали скорее из необходимости, чем из какого-то желания.
Представьте себе Российскую империю состоянию на 1917 год. Это преимущественно сельская аграрная страна, в которой подавляющее большинство населения является верующими. В конце XIX — начале ХХ века в русском православии был кризис, и люди из «казенного» православия бежали в секты. Но все равно люди в основном верили в Бога.
А теперь представьте себе большевиков, которые совершают переворот, приходят к власти в этой огромной стране. Их идеология — современная, предложенная Марксом и прописанная никак не для отсталой Российской империи, а для самых современных европейских стран.
И эту идеологию надо распространять среди крестьян, которые даже читать не умеют. Что делать? Ответов было несколько. Один из них была ленинский: мы религию уничтожаем, начинаем ликбез для всех, используем «почту, телефон, телеграф» для пропаганды, пытаемся вытеснить церковь на законодательном и на физическом уровне.
Но был ответ других людей, которые называли себя «богостроителями». Самыми знаменитыми среди них были Максим Горький и первый советский нарком просвещения Анатолий Луначарский. Они говорили: только тогда, когда мы превратим марксизм в религию, его можно будет подать простым людям. А подать можно как? Через праздники, через обряды, через какие-то простые институты. Ты ходил в церковь, а теперь ходи в дом компартии. Только тогда мы сможем как-то выиграть эту «борьбу за души».
— Интересно, что «богостроителей» осудили, но какой-то степени их идеи победили.
— Их осудили, да. Но напомню, что, например, что Троцкому эти идеи очень нравились. И несмотря на то, что идеи осудили, произошло важное событие: умер Ленин. Представьте себе снова это государство, когда умирает вождь… Грех не воспользоваться, правда?
— Именно поэтому потом Горького вернули из эмиграции. И Сталин его начал использовать.
— Не только потому. Но, да. Ведь тогда только глупый не понял, что нужно использовать смерть вождя. Поэтому, по моему убеждению, грандиозным символом советской политической религии является ленинский Мавзолей. Вообще культ Ленина, и его воплощение в ленинском Мавзолее. Потому что культ Ленина — это единственное, что оставалось более или менее неизменным на протяжении всей советской истории.
Жена Ленина, Надежда Крупская, выступала против создания Мавзолея. Но его построили — и Зиновьев как-то сказал, что пройдут века, а это место будет для всех людей становиться «все более важным» и «никогда не зарастет к нему народная тропа».
— Советский Союз пытался построить бесклассовое общество, где все равны. Но действительно ли существовало равенство в СССР?
— Нет, в Советском Союзе равенства не было никогда. Даже на уровне идеологии его не было. Поэтому построение бесклассового общества постоянно «откладывали».
Сначала его «отложил» Ленин: он считал, что сначала надо победить всяких «буржуев», и только тогда можно будет строить бесклассовое общество. Затем его отложил Сталин: по его теории, в условиях приближения к социализму классовая борьба только обостряется. Поэтому все «эксплуататорские» классы надо было уничтожить. Отсюда 1930-е годы, отсюда Большой террор, Голодомор и т.д. Это уничтожение всевозможных «врагов».
И вот в 1936 году, в знаменитой Сталинской Конституции (как подчеркивалось — «самой демократической Конституции» тогдашнего мира) было прямо написано: все «эксплуататорские классы» мы победили. Предполагалось, что следующий вывод будет заключаться в том, что у нас равное общество. Но в 1939 году Сталин объяснил: у нас существует два класса, класс рабочих и класс кооперированного крестьянства. И между ними есть прослойка интеллигенции.
И плюс еще все эти «остатки» бывших классов, Сталин называл их «бывшие люди».
— Но потом начались знаменитые процессы и террор.
— Да. Сталинская Конституция, процессы, после этого Большой террор — они один за другим шли. То есть построение «равенства» отодвигалось во времени. И если почитать «Советский энциклопедический словарь» 1985 года, то там написано: достижение бесклассового общества предполагается в ближайшем будущем. Но в «ближайшем будущем», в 1991 году, Союз распался.
— А партийная номенклатура не считалась отдельным классом?
— Нет, на уровне идеологии ее ни в коем случае не считали отдельным классом.
А вот на уровне реальности советское общество никогда не было равным. Российские диссиденты Илья Земцов и Андрей Синявский как-то сказали, что советское общество было обществом двух классов: всевластного «нового класса» (партийной номенклатуры) — они ездили за границу, имели дачи, имели обеспечение — и остальных людей. Был один СССР для этих 10% «избранных», и совсем другой — для остальных людей. Поэтому советское общество никогда не было равоым, эти два «класса» существовали как бы в разных измерениях.
— А КГБ? Действительно ли это была отдельная корпорация внутри «правящего класса», которая была даже мощнее чем партийный аппарат?
— А каким было социальная, семейная жизни в СССР? Каким было положение женщины? Правы ли те, кто считает, что гендерная эмансипация в Советском Союзе была сильнее, чем в некоторых западноевропейских странах того времени? Потому что женщины работали, тогда как в буржуазных семьях они очень долгое время оставались на кухне. Или потому, что женщины получили избирательное право — пусть даже и фиктивное — значительно раньше, чем на Западе. Что Вы думаете?
— В таком мнении ест своя правда. Действительно, женщина в СССР одной из первых получила избирательное право. Второй фактор: как вы помните, в Советском Союзе говорили, что каждая кухарка и доярка могут управлять государством 3 и вот эти кухарки, доярки действительно входили и в местные советы, и в верховные советы. Есть очень показательны документальные кадры 1930-х годов: показывают женщин, руководят бригадами, и они говорят: вот у меня в бригаде столько-то мужчин, и я ими управляю.
Другое дело — почему это все делалось? Это делалось потому, что в 1930-е годы, в период первых двух пятилеток, нужна была рабочая сила — не важно, какая. И это все проводилось под лозунгом «мы женщину раскрепощаем». Поэтому женщины шли на предприятия, работали в металлургических цехах, мешали бетон и так далее. Это была часть идеологии и часть прагматики: использовать рабочую силу, все равно какую.
Затем пришла Вторая мировая война, и СССР теряет огромное количество мужского населения. Женщины не могли не работать, потому что мужчин было мало, и многие из тех, кто остался в живых, были инвалидами.
С другой стороны — да, эта ситуация дала возможность женщинам получать образование, продвигаться по карьерной лестнице. Но в то же время женщина все равно была ответственной за семью.
— Давайте поговорим о сопротивлении системе. У него были разные волны. Украина почувствовала давление системы раньше, потому что когда на Западе говорят о Большом терроре 1936-1938 годов, мы понимаем, что у нас это началось значительно раньше, еще с конца 1920-х. Насколько сопротивление этой системе играло большую роль? Насколько диссиденты причастны к разрушению системы?
— Следует сначала определиться с терминологией. 20-е и 30-е годы — это не террор в ответ на сопротивление, это террор «на опережение». Это не террор против тех, кого можно назвать оппозиционерами — это террор, прежде всего, против своей партии. Террор против управленческого аппарата, тех людей, которые действительно помогали строить эту систему. Был Сталин, и были Ежов, Ягода, Берия (руководители НКВД в разные времена сталинского периода — прим. ред.), которые выполняли то, что Сталин им приказывал.
— Но и Ежова, и Ягоду эта система тоже уничтожила.
— Да. Есть такая советская частушка: «Ежов, Ягода, Берия со Сталиным менялись, а в ЧК как были звери — так ими и остались». Поэтому Большой террор никоим образом не был ответом на настоящее сопротивление.
— Но был украинский национальный коммунизм — в определенной степени оппозиция русскому коммунизму.
— Украинский национальный коммунизм не дожил до Большого террора, он был уничтожен раньше. Сопротивление 1920-х годов закончилось самоубийством Хвылевого, смертью Скрипника и Шумского — это проявление сопротивления, или скорее, инаковости, людей, которые искренне верили в марксистскую, в коммунистическую идею. И искренне хотели построить социализм.
Это не были диссиденты в том смысле, в котором Вы их назвали. Это были создатели Советского Союза. На Украине советское и социалистическое имели очень много оттенков в 1920-х годах, и их нельзя сводить к большевистской или сталинской версии, которая в итоге победила.
Зато диссиденты — это позднее явление в Советском Союзе, явление конца 1960-1970-х годов. Есть разные дефиниции, что такое диссидентство в СССР. Некоторые считают, что это, в том числе, и люди, которые называли себя шестидесятниками — представители художественной и творческой элиты, которые почувствовали воздух свободы во времена хрущевской «оттепели». Но в узком смысле диссиденты — это явление уже 1970-1980-х годов.
О появлении диссидентского движения можно говорить с 1968 года, когда появились первые протесты, например, против введения советских войск в Чехословакию, против подавления «Пражской весны». Но в целом расцвет диссидентства — это правозащитное движение, которое начинается в Советском Союзе после 1975 года, когда Советский Союз подписал Заключительный Хельсинкский акт, одним из пунктов которого было соблюдение прав и свобод человека, право на свободу совести, свободу вероисповедания и тому подобное. И диссиденты указывали руководству СССР, что они этот документ подписали, а потому обязались эти права уважать.
— И так украинское движение стало правозащитным, либеральным. И вот здесь ключевой вопрос для меня. Сегодня, мне кажется, мы порой ищем героев в 1930-1940-х годах — в образах Бандеры, Шухевича и других. И, возможно, забываем о других героях — правозащитниках 1970-1980-х годов, когда украинское движение стало концентрироваться на вопросах прав человека. У вас есть такое ощущение?
— Герои могут быть разными. Кто-то идет в лес с автоматом, с оружием борется против своих оппонентов. А кто-то пишет петицию в СССР в защиту человека, который сидит в психиатрической больнице. Героем может быть композитор, который сочиняет музыку, не укладывающуюся в каноны соцреализма. Героем может быть писатель, который позволяет себе написать то, что он не должен писать как «инженер человеческих душ». «Герой» — очень размытое понятие, и герои могут быть разными.