Внедряемая сверху единственно правильная квазигосударственная идеология, преследование за инакомыслие, милитаризация сознания и неуклюжее блокировка альтернативных источников информации делает россказни про наставшее после «революции достоинства» царство свободы несколько смешными.
Заявленная с трибун и сцен бескомпромиссная борьба с «совком», проведенная по-совковому, привела к безусловной и окончательной победе этого самого «совка», перелицованного в жовто-блакитные одежды с элементами черно-красного, с тризубами и «древними солярными символами», заменившими серпы и молоты, с Бандерой и Шухевичем на месте Ленина.
Что мы получили на практике? «Национальная демократия» вместо коммунизма, вступление в ЕС вместо мировой революции, безальтернативный неолиберализм вместо безальтернативно планового хозяйства, кровавый северный Мордор вместо американского империализма. Воистину, чем больше все меняется, тем больше все остается по-старому.
Если говорить на чистоту, построение антисоветского «совка» является единственным ощутимым социальным достижением эпохи майданов. Питательная среда и глубинная первопричина обоих майданов — разложение постсоветского государственного проекта. Их метазадача — окончательное переформатирование общества в массу атомизированных индивидов, из которых формируется некая историческая общность, новоукраинская политическая нация (не путать с украинским народом).
С одной стороны, эта общность самим фактом своего формирования легитимизирует сложившуюся в современной Украине посконную и домотканую, т.е. независимую социально-политическую систему, в рамках которой страна превращается в аграрную полуколонию, а государство обслуживает интересы 10 процентов меньшинства. С другой стороны, это позволяет правящим элитам снять с повестки вопрос о разворовывании и разрушении громадного материального потенциала, который достался Украине в 1991 г. Потенциал был тоталитарным, неправильным, а развал и распил хозяйства — это издержки, необходимая плата за построение молодой независимой европейской демократии. Конечно, ни один из майданов не провозглашал подобных идей, да и катализатором конкретных событий выступала борьба олигархических группировок и внешних игроков за власть, за доступ к ресурсам. Но именно общий интерес в цементировании системы объясняет, почему после каждого из майданов, несмотря на противоречия, складывался новый консенсус элит, а их результаты, в конечном счете, признавались всеми значимыми игроками, как внутренними, так и внешними.
Парадоксально, но сохранение социального стержня системы потребовало в какой-то момент реновации неэффективной политической надстройки посредством комбинации уличных протестов (которые заинтересованные силы «оседлали» и использовали в качестве картинки прикрытия) и внутривластного переворота, убравшего от руля группировки, подрывавшие равновесие элит своей неуемной жадностью. Однако самосохранение системы на каждой из итераций потребовало «переваривания» какой-то части государственного суверенитета. Поэтому объективно для страны первый майдан стал эпохой предпродажной подготовки и постепенного сползания в долговую яму внешних кредитов, второй же, как видим, ведет к распродаже остатков ценных активов, включая землю, а также к потере контроля над частью территории и населения (второе, в отличие от первого — надолго).
Можно ожидать, что гипотетический третий майдан, о котором мечтают определенные круги, приведет отнюдь не к утверждению «настоящей украинской власти» (данный титул присваивает себе каждая новая шайка временщиков), а к окончательной деконструкции государства, к разделению территории Украины на неофеодальные бантустаны. К радости соседей не только на северо-востоке, но и на Западе. Не знаю, кто как, а я, будучи убежденным реакционером, считаю, что наш лимит на майданы исчерпан. Как сейчас принято говорить и писать, никогда снова.