Биатлон на Украине — топ-тема Tribuna.com всех прошлых лет. Десятки статей о том, как система не работает, как ничего не развивается, о том что несмотря на ситуативные успехи нельзя закрывать глаза на проблемы. Но перед новым сезоном вопросов возникло так много, что уже невозможно было идти по старой схеме, где мы просто критиковали федерацию за все подряд.
Договориться с Владимиром Брынзаком об интервью было легко. Легко было найти офис федерации биатлона (да, он существует) в центре Киева. А вот разговор легким не назовешь. Политика, маркетинг, телевидение, ожидания от нового сезона — пожалуй, это самое масштабное интервью, которое давал Владимир Брынзак после ОИ-2018.
Tribuna: Вы президент федерации биатлона уже двадцать один год. С каким тренером вам было комфортнее всего сотрудничать?
Владимир Брынзак: Не скажу, что мне было комфортно, но это не так важно. Важны коммуникации и профессионализм тренера. Если я вижу, что это тренер не для спортсменки, а для всей команды, тогда приятно работать. А когда еще видишь результат и не у одного спортсмена — это важно. Иногда и для биатлонистов много делаешь, а бывает некомфортно. Особенно, когда им уже пора заканчивать карьеру, тогда все валится на федерацию, на меня, получается что-то не так.
— Можно предположить, что профессионализм Юрая Санитры вам более-менее нравится?
— Конечно, Юрай — профессиональный тренер, не создает никаких проблем. Полностью сам создал логистику, методику, коммуникацию в команде, подобрал себе молодых тренеров, которым хочет передать свой опыт. К сожалению, в женской команде такой атмосферы не удалось создать, потому что всегда приходилось по тем или иным причинам менять тренеров.
— До какого года рассчитан контракт Санитры?
— Нет никакого контракта, пожали руки и работаем. Чем больше будет получаться, тем дольше он будет на посту. В любой момент сотрудничество можно прервать, если что-то пойдет не так. У нас нет четких рамок. И ни с одним тренером нет контракта, в женской команде тоже. У нас когда-то был инцидент с Королькевичем, он сам просил поработать до Олимпиады, мы по-мужски пожали руки, а он сбежал в Россию.
— Кто из тренеров женской сборной главный в принятии решений?
— Валерий Лесников.
— Почему именно он, а не, например, Шамрай?
— Шамрай работает лишь с двумя девушками, а не с командой. Я вообще за командный подход, так им говорю, и это сейчас можно наблюдать. Летом не было главного тренера, но они сами сказали, что нужен человек, который будет ходить на собрание капитанов, представлять команду. Это как раз Лесников.
— На эстафеты выставлять команду будет Лесников?
— Нет, это будет решение команды.
— Например, Шамрай захочет поставить Виту Семеренко на первый этап. Они договорятся?
— Поверьте мне, договорятся, потому что все хотят, чтобы было как можно лучше для команды. И я участвую в этом процессе. Сам был биатлонистом и тренировал женскую сборную Украины и Советского Союза, а со стороны иногда лучше видно. Могу высказать свое мнение, могу его аргументировать, но основное решение за тренерами.
У каждого тренера есть какие-то свои личные интересы. Имеет Шамрай больший интерес к сестрам Семеренко? Имеет. Я же нейтральный, для меня все равны. Хочу сделать команду, а не учитывать, что Зоц, Шамрай или Меркушин хочет. И приходится немного влиять.
Но последнее слово всегда за тренером — сядут вместе Лесников, Шамрай и найдут выход. Я могу только высказать свое мнение. Например, была ситуация, когда в нашей юниорской команде захотели проводить тренировки перед чемпионатом мира в Сянках. Я им говорю, какие Сянки? У нас там постоянные болезни: то корь, то кишечная палочка, то простуда. И высота всего 1000 метров над уровнем моря, а трасса чемпионата мира в Швейцарии — 1400. Я почти настоял, и они пересмотрели планы по тренировкам в Австрии, где хорошие условия, питание, бассейн и высота 1500 метров. Разве плохо, что я предложил такой вариант? Ведь это логично, а никто из тренеров об этом не подумал?
Нам же нужны медали. Я уже общался с заместителем министра нового министерства, и он сказал, что деньги будут давать только тем, кто показывает результаты. И найти правильное место подготовки — очень важно.
— Какой у вас прогноз на этот сезон?
— Я не верю, что не будет медалей в этом сезоне. Но для меня главное, чтобы была команда. В биатлоне может такое случиться, что у тебя будет двадцать четвертое место. Ветер не туда подул, сервисмэны не так намазали лыжи. Доступ к технологиям у нас хуже, чем у других сборных. Буду доволен, если спортсмены смогут реализовать себя в гонках.
— Джима в конце прошлого сезона очень жаловалась на здоровье, на опорно-двигательную систему. Вы с ней разговаривали, она восстановилась? По новостям показалось, что все очень критично.
— Летом проводилось обследование, у нее обнаружились проблемы с тазобедренным суставом. Отправили ее на лечение, и перед сезоном ей снизили нагрузки. В прошлом году она работала с мужской командой Словении и переусердствовала с тренировками. Она, как и Семенов, думала, что чем больше, тем лучше. Получилось не очень. В этом году Джима начала тренировки на полтора месяца позже, уменьшила объемы, идет по другой методике.
— Сестры Семеренко сейчас снова подходят к началу сезона лидерами. Это нормально, что на них делается ставка даже в таком возрасте?
— Не сказал бы, что лидерами. Сестры Семеренко, Джима, Блашко — все сейчас находятся на одном уровне. И если у спортсменов есть желание и мотивация, почему они не могу иметь право бегать за сборную? Почему Бьорндален бегал до 40 лет, а им в 33 нельзя?
— Это же женский биатлон.
— Ну и что? Вспомните Бергер, Мякярайнен…
— Они были намного быстрее на трассе. В Пекине, который является главной целью сборной, сестрам будет 36 лет, Елене Подгрушной — 35.
— Мы о Пекине сейчас не говорим, есть нынешний сезон. У нас есть сестры Семеренко, они сегодня лучшие, значит будут бежать. Но и про молодежь мы не забываем, для них созданы все условия. Обращаем внимание на Бех, Журавок, Кривонос. Та же Меркушина, но она тренируется по своей методике с отцом. Анастасия могла бы выступить намного лучше, если бы они были более командными людьми, а не сами по себе.
— Если смотреть прямо сейчас, то это логичное решение. А если говорить о будущем?
— А что вы предлагаете?
— Больше молодых спортсменок ставить в основной состав. Они никогда не будут готовы, если останутся в резерве.
— Готовы будут, но позже. Бех еще не выступала на кубке IBU, а вы хотите, чтобы ее сразу поставили на кубок мира?
— Бех, Блашко, Рассказова, Москаленко — они все уже показали себя. Почему нет новых девушек, которые бы воспитывались на Украине?
— Во-первых, они все украинки, которые вернулись на свою родину. Я им даже сначала отказал, и они уехали из России в Белоруссию. Но потом мне позвонил отец Ильи Лопухова (тренер Бех, Москаленко и Рассказовой —прим. ред.), просил за девушек и сына. Я не хотел их брать, тем более что они из России, зачем они мне нужны, когда такая ситуация в стране? Но потом узнал, что у них родители из Украины — и как я мог не помочь украинкам, которые попали в сложную ситуацию, остались на обочине? А теперь Бех двукратная чемпионка мира, а на юниорском чемпионате мира они все составят 75% нашей эстафеты.
Во-вторых, почему этот вопрос ко мне? Если тренеры не готовят, то что мы можем сделать? Если Зоц везет в Молдавию спортсменок, потому что ему кажется, что здесь что-то не так. Например, Ничипоренко, которая была для нас очень важной, была медалисткой чемпионата мира среди девушек. Но он говорит: «Для них нет места в команде, нет международных стартов». Хотя в тот же сезон, когда они уехали, мы не могли на стартах закрыть шесть квот — вот в чем проблема.
Моя задача — создать условия, а не готовить или тренировать спортсменов.
— Не удивительно, что в условиях, которые вы создали, нет прогресса?
— А не странно, что вообще никого нет в лыжных гонках? Там нет стрельбы, нет патронов, неудивительно, что нет результатов? Нет результатов в других видах спорта? Просто хотеть недостаточно, надо приспосабливаться. Есть молодые спортсменки, Александра Меркушина или Юлия Огородная, мы о них думаем, обеспечиваем всем необходимым, тренируем.
Вы же об этом не знаете, а видите только ситуацию извне и паникуете: «Ой, у нас Семеренко или Подгрушная…». Если у ветеранов есть желание, то пусть бегают. И молодежь у нас есть, но нельзя их сразу привлекать к самому высокому уровню. Пусть выступают в юниорах, потом на Кубке IBU, получают медали и опыт. Перепрыгивать через уровни неэффективно.
В России в прошлом сезоне на Кубке мира выступала молодая Васнецова. Даже заняла место в десятке лучших, а потом просто исчезла. Сейчас она не попала вообще никуда — молодая и перспективная, а в этом сезоне ее нет даже на Кубке IBU.
— Вы человек, который находится в системе и управляет процессом. Почему украинский биатлон не готовит новых людей в достаточном количестве?
— Потому что это не может быть только задачей президента федерации биатлона, если на местах нет заинтересованности. Если в Тернополе губернатор подает заявку на строительство трамплина стоимостью 80 миллионов гривен, не имея никаких спортивных результатов. И закрывают единственную детскую спортивную школу по биатлону. Что я могу сделать? Я приезжал туда с министром, с депутатами бюджетного комитета, проводили совещания — обещали все восстановить, но так ничего не изменилось.
Вы видели в каких условиях тренировался Дмитрий Подручный в Подгородном? Поле, лес, все разбито. Если губернатор не заинтересован, если он не хочет строить трамплин или канал для гребли на озере. В Тернополе есть хотя бы один спортсмен по гребле в сборной Украины? То почему вы не построите биатлонную базу, когда есть свой чемпион мира, олимпийская чемпионка и огромный потенциал?
— Как этот узел разрубить?
— Надо сознание чиновников менять. На президента федерации губернатор не обращает внимания. Почему я вложил 100 тысяч долларов в черниговскую базу? Когда приехал и увидел, что дети в комнате готовят еду, рядом сушится белье, нары двухярусные, огромные щели в окнах. И это в Чернигове, в одном из сильнейших биатлонных районов Украины. Выложил 100 тысяч из собственного кармана, база ведь чужая, но там сделали ремонт в комнатах, бойлеры, душ, столовую. А ведь я один не могу содержать по всем областям такие объекты.
Если бы власть хотела что-то изменить, она могла бы сказать: «Тернополь пусть развивает биатлон, еще какая-то область — бокс, еще какая — фехтование». Но когда детские спортивные школы просто отдали областям, а там губернаторам ничего не надо, и все начало закрываться — пришлось срочно открывать государственный биатлонный центр олимпийской подготовки в Чернигове, чтобы хотя бы собрать лучших детей и дать им достойную подготовку.
Сейчас миллионы патронов лежат на складах министерства обороны — тех, которые подходят к нашим винтовкам, а такого оружия в армии уже нет. Но их все равно уничтожат, потому что у них такое постановление, и решить бюрократические проблемы невозможно. А за бутылку — без проблем. Наш тренер приходит, дает прапорщику коньяк и получает обратно ящик патронов. А потом сжигают склады, чтобы списать все это имущество. У нас такое государство.
— Когда уйдут звездные спортсмены — украинский биатлон будет обречен?
— Почему? Уже двадцать лет крутимся, резерв есть, а еще пытаемся думать о смене поколений. Но разве это так просто?
Или вы думаете, что наши основные спортсменки такие простые, с ними комфортно работать? Меркушина, Джима, Подгрушная, сестры Семеренко. Все они не наивные люди, а с характером. Тренируются, выступают — порой ощущаешь, что они это делают для кого-то, а не для себя. Раньше 15% от суммы призовых на Кубке мира шло в федерацию, но мы давно от этого отказались, для того, чтобы спортсмены могли больше получить. А еще параллельно надо, чтобы мы обеспечили все расходы, связанные с тренировочным процессом, каждую травму вылечили. Полторы тысячи евро стоит каждое обследование в Германии.
И так каждый день. Сломались два автобуса в Норвегии — за ремонт одного 3000 евро, за другой — 3700. И кто это возместит, государство? В какой смете это можно предусмотреть? Это вам легко написать и дать красивую картинку, что уже пора всех менять, президент федерации уже старый, надо там Дериземлю или Цербе.
— Какой вы видите федерацию биатлона без Брынзака? Она реально может существовать?
— Пока не вижу. Знаю, сколько делается каждый день, и не знаю, кто бы мог все это потянуть. Хотел бы, чтобы Дериземля больше привлекался, мне нравится, как работает Седнев, но он был дисквалифицирован за употребление допинга.
— Понимаете, федерацию может возглавить Дериземля, Седнев, Гарец или Сеньков. Но если в кармане нет денег, то мы не сможем ничего сделать.
— Не только денег. Еще если ты плохой менеджер или у тебя нет возможностей и связей. Но связи не коррумпированные, а цивилизованные, чтобы люди тебя уважали за твою работу. Не могу пока отойти от дел, потому что не хочу, чтобы федерация биатлона рухнула так же, как это получилось в других видах спорта.
Я стараюсь создать систему, которая бы заработала и без меня. Только ее немного нужно поддерживать. Есть Тростянец, в котором сами предложили построить комплекс, есть Харьков, который восстанавливает развитие биатлона. Подтянулись новые молодые люди, 30-35 лет, которым могу доверять, и которые могут развивать биатлон на местах. Теперь надо подготовить руководителя, который сможет эффективно управлять всем.
Я все равно далеко никуда не уйду, буду вице-президентом или просто где-то рядом. Потому что это смысл моей жизни — никаких дивидендов не получаю, просто мне очень интересно этим заниматься.
— Федерация не хочет заключить контракты со спортсменами, где бы были прописаны важные для нее пункты?
— Это невозможно сделать у нас, у биатлонистов уже есть контракт с министерством. Власть планировала передать все действия федерации, а сейчас снова передумала. Некоторым федерациям напрямую выделяли средства, несмотря на то, что все тренеры, все спортсмены находятся на контракте с министерством — как здесь работать эффективно?
Поэтому мы не идем на этот эксперимент. Они делают свое дело, а мы свое. Федерация не получает государственных средств вообще, потому что сразу начинается: «Ты коррупционер, ты вор, откуда у тебя новый Мерседес? Наворовал из бюджета, а теперь живешь в Конче-Заспе?» Мы закрываем дыры, которые не хочет закрывать государство.
— У нас имеется информация о 64 миллионах гривен, которые министерство выделило биатлону в 2019 году. На что федерация может их потратить?
— Самолеты, гостиницы, проживание и питание. И это вообще не деньги федерации, я даже не углубляюсь в детали. Я не подписываю смету, приказы не подписываю. Это деньги государства, к которым я не имею никакого отношения. Говорят: «Давайте проверим, как федерация и Брынзак освоили 64 миллиона гривен». Проверяйте! Мы не взяли ни копейки: есть начальник команды, государственный тренер, который едет и оплачивает все счета.
Моя задача — подобрать тренеров, штаб, массажистов. А освоение средств государства — только на министерстве. Спонсорские деньги — да, на федерации. Это мои друзья, которые подставили плечо, которые любят биатлон. Они знают, что деньги здесь не воруют, они идут по назначению.
— За последние полгода новые спонсоры появились?
— Откуда? Наоборот, их количество уменьшилось.
— Подручный в марте стал чемпионом мира — неужели никак не помогло?
— У нас это не работает. В футболе, возможно, в баскетболе — и то там Бродский крутится и подписывает свои контакты. А индивидуальные виды спорта, такие как фехтование или биатлон, никому совсем не нужны.
— А как насчет продвижения через соцсети?
— Есть у нас соцсети, занимаемся и инстаграмом, и твиттером. Но вообще мне не нравится, когда каждый день какой-то спортивный чиновник преподносит в соцсетях: «Ой, тут я новую школу открыл, а тут тапочки выдал». Это чистый пиар, зачем он мне?
— Без этого пиара не получится много заработать. Тот же Дима Подручный пытался найти личных спонсоров, используя активность в соцсетях.
— Нет у него спонсоров, это я точно знаю — все должно проходить через федерацию. Ни у одного биатлониста сборной Украины нет с кем-то личного контракта. Был контакт с одним из производителей тернопольского пива, но у нас случился конфликт интересов из-за основного спонсора — «Первой частной пивоварни». Там была очень малая сумма денег, которую может закрыть даже федерация.
— Если разработать крутой пиар и маркетинг, может появиться больше финансов.
— Так сделайте.
— Мы не работаем в федерации биатлона.
— А какая разница? У нас вообще никто не работает — я волонтер уже двадцать один год. Сделайте крутой маркетинг, подпишем соглашение о сотрудничестве — получите проценты от суммы, которую вы привлечете. Я же вообще не против.
— Когда вы уйдете, с вами уйдут и деньги ваших друзей-спонсоров. Как тогда жить?
— Вы же сами все говорите, что вот деньги, деньги на биатлон, как их много. А это вообще не просто так, а за результат. И этого я добился, чтобы приняли эту систему — и в НОК, и в министерстве. Раньше же как было? Могли депутаты или другие чиновники звонить министру или президенту НОК и требовать выделить тому или иному виду спорта больше средств. Теперь все прозрачно без ручного режима.
Каждая медаль оценивается и выводится общий балл. На олимпиаде с 1-го по 12-е место получают свои баллы, на ЧМ — с 1-го по 8-е, ЧЕ — с 1-го по 6-е. Так считают все виды спорта, а потом условный миллиард выдается всем федерациям в процентном отношении. Так мы и получили своих 64 миллиона гривен. Порой было даже больше, чем нам нужно, но мы их заработали за результаты.
— Чемпионат Европы по биатлону выиграть куда легче, чем по баскетболу.
— Идеальную систему не разработаешь никогда. Но ведь лучше, чем по звонку выделять деньги?
— Какую долю бюджета для функционирования биатлона закрывает именно федерация?
— Официально потратили двадцать миллионов гривен за четыре года. Есть еще мои личные средства, которые некорректно приплюсовывать: принял участие в финансировании покупки квартиры Журавок, дома Кривонос сделал ремонт на базе в Чернигове.
— Почему в федерации биатлона до сих пор нет своего собственного сайта?
— Потому что нет смысла делать противовес сайту (biathlon.com.ua — прим. ред.). Ничего лучшего мы не сделаем.
— У него же частный владелец.
— Ну и что? Болельщику нужна информация. Такие сайты часто нужны, чтобы пропиариться, а мне надо, что он освещал все важные вещи. Если все правильно, есть фотографии, статистика — у них один из лучших в мире биатлонных сайтов. Зачем делать еще?
— Официальный сайт федерации существует, чтобы вы могли четко выражать свою позицию по тому или иному вопросу.
— Да, у нас есть соглашение с этим сайтом, где мы можем все это делать.
— То есть вы платите за это?
— Не платим. Когда сайт купил новый владелец, мы с ним встретились и предложили вложить средства в какие-то технические вопросы. До этого мы каждый год официально финансировали техническое обеспечение.
Но новый владелец сказал, что ему это не надо, потому что он самодостаточный человек. Мы договорились, что на сайте разместят наших спонсоров, а они используют имя федерации, что позволит им привлекать больше болельщиков, размещая для них свою рекламу. Это взаимовыгодно всем, нас не отвлекают, мы не тратим деньги. Хватает одного звонка, чтобы опубликовать нужную для нас информацию.
Я думал о новом сайте, когда этот закрывали. Мой сын занимался этим вопросом, он учился в США, разбирается в программах. Но потом ситуация разрешилась, и будет лучше, если я эти деньги потрачу на обеспечение команды или детей.
— Вы довольны показом биатлона на украинском телевидении?
— Не доволен, а что можно сделать? В прошлом году федерация впервые за всю историю сама выкупила право на показ. Мы хотели реализовать его какому-то второму телеканалу, но вообще никто не заинтересовался, и пришлось опять договариваться с «UA: Перший».
Попали в минус на 240 тысяч гривен — когда покупали права в IBU, то мы заплатили НДС, который по закону государственная компания не может нам погасить. В этом году мы отказались от этой практики, каждый должен заниматься своим делом.
— Сейчас коммуникация с «UA: Перший» у вас отсутствует? Например, в плане показывать меньше рекламы.
— Им тоже нужно зарабатывать, откуда у них появятся деньги на права? Да, мне не нравится такое количество рекламы, но что вы предложите?
— Вы в прошлом году владели правами на показ. Нельзя было прописать соответствующие условия для телеканала, которому вы их передали?
— Так бы никто эти права у нас бы не купил. И одно дело количество рекламы, а другое — когда она во время важной стрельбы, или когда спонсорами не вовремя закрывают мишени на экране. Это просто непрофессионально.
Я с ними борюсь, уже несколько раз с ними говорил, например, о комментаторах. Предложил телеканалу, чтобы они летом пришли к нам и поработали с нашими специалистами, услышали о биатлоне из первых уст. «Да-да-да, конечно». И ни разу никто не появился.
«Спорт-1» в прошлом сезоне приглашал экспертов, бывших биатлонистов, а «UA: Перший» никогда. И это несмотря на то, что я член наблюдательного совета Общественного вещания на всякий случай. Каждый сезон я их критикую в личных беседах, они обещают исправиться — а все на месте.
Интересовался: «Почему вы привлекаете именно этих комментаторов?». Ответ: «Потому что они у нас и так работают, с ними легче договориться».
— И член наблюдательного совета никак не может это изменить?
— Почитайте закон: член наблюдательного совета не имеет право влиять на текущую работу Общественного вещания. Мы выбираем председателя правления, принимаем отчеты, голосуем за зарплаты. Все. А сколько раз я посылал комментаторов на этапы, потому что у телеканала не было средств? За свои деньги, за деньги федерации. Хочется, чтобы было все лучше.
— Вам вообще не обидно? Не первый раз слышим, что вы за что-то платите, а потом не можете на это повлиять.
— Такое у нас государство. Но хоть что-то есть и мы стараемся работать в таких условиях. На «UA: Перший» говорили — посмотрите, как Губерниев делает, давайте и мы попробуем что-то такое. Программы перед сезоном, и хотя бы летний чемпионат Украины в Чернигове можно нормально осветить. А они вообще не реагируют — еле одну камеру прислали, и это благодаря нашему транспорту.
По своей инициативе мы возили журналистов в Буковель — надо же, чтобы люди видели, как там дело идет и как центр строится?
— У вас лично есть ответ: почему биатлон показывают именно так, почему комментаторы работают именно так?
— Это их дело, к которому я не имею отношения. Я, например, не согласен с тем, что порой пишет Гарец. Много необъективных фактов, непроверенная информация, фейки. Но я же не могу влиять на «Трибуну», у вас свой сайт и он свободный журналист.
Так и с телеканалами. Прихожу к человеку, который там за спорт отвечает — Никита Хорозов. Говорю: «Уважаемый господин Хорозов, вы отвечаете за спортивные программы и за десять лет мне не сделали ни одного звонка. Давайте наладим коммуникации, хотя бы поснимаем тренировку биатлонистов, прорекламируем, что скоро соревнования по биатлону, чтобы люди знали». Ноль реакции.
— Мы сейчас не спрашиваем о вашем влиянии на телеканалы. Нам просто интересно ваше мнение — почему так?
— Везде у нас непрофессионализм. Что в министерстве, что на «Суспильном» — везде такое. Государственная контора, люди ходят на работу, чтобы просто отсидеться, потому что у них маленькая зарплата. Безынициативны, потому что даже если сделают лучше, то все равно не получат больше денег.
Рейтинги «UA: Первый» во время биатлона растут в три раза. Но другие каналы права покупать не хотят. Мы с владельцами через общих знакомых говорили, и они вроде бы согласились взять биатлон на «Интер».
Даже сетку составили, но в последний момент все отменили. Им лучше сериал показать, от которого бабушки плакать будут и он получит семь процентов рейтинга. А биатлон — лишь три.
— Очень много спортсменов из Швеции, Чехии, Канады говорили о допинге в России. Украина заняла нейтральную позицию, даже учитывая, что у нас война. Почему?
— Моя позиция такая: в России не только плохие и негативные люди. Я не об этом. Есть и спортсмены нормальные, которых мы знаем и общаемся. Когда приезжаем в Контиолахти, там много российских болельщиков, которые искренне поддерживают наших биатлонистов.
У нас поддерживают идею, что мы должны освистывать и оскорблять русских. Но если они нормальные люди, то почему это нужно делать? Все равно мы когда-то помиримся и будем мирно жить.
— В России нет допинга?
— Конечно, есть и это никто не скрывает. И у нас был, хоть и не на официальном уровне. Тот же Седнев сам нарушил антидопинговые правила, когда увидел, что у него падают результаты. Но это все без системы.
С проблемами с допингом в России пусть разбираются специалисты. Если ее признают виновной, то тогда и накажут. У нас была ситуация с Абрамовой, мы увидели, что она не нарушала антидопинговые правила — наняли адвокатов на свои деньги, которые выиграли для нас суд. С нее сняли обвинения в допинге. Это был первый случай, когда в биатлоне кто-то такое сумел сделать. В России пока никто ни разу не боролся за своих спортсменов.
— Строительство стадиона в Тростянце — это вообще серьезная история?
— Серьезная, там такой мэр, что добьется своего. Он на хорошем счету в кабинете министров, если надо, будет убеждать, что это важно для региона. Часть расходов будет частными инвестициями, часть покроет государство. Там будет не только биатлон, а и выставки, народные фестивали. Два бассейна, помещения для отдыха летом. Культурно-оздоровительный и спортивный комплексы — лучше сделать так, потому что одним биатлоном все затраты не покроешь.
Мы же больших соревнований не проводим — разве что раз в пять лет. Да и сборная не будет каждый год там тренироваться, потому что нужно менять высоты, выезжать постоянно на снег. Я не рекомендовал строить только биатлонный комплекс, и мэр прислушался к нашим советам, он действительно хочет начать строительство.
— Биатлонистка ушла из спорта из-за серьезного заболевания, а тренеры, которые подчинены министерству, даже не рассказали об этом федерации. Как так? Вам было бы легче, если все было подчинено одной структуре?
— Конечно, надо чтобы было так, и не важно, какой именно структуре. Либо в министерстве должна быть вся вертикаль, либо в федерации. Как можно отдать детскую школу губернатору, которому по барабану, он ее не финансирует. Там дети, которыми уже должны серьезно заниматься, ведь надо 10-12 лет, чтобы подготовить олимпийского чемпиона или чемпиона мира.
Внимания никакого, в детских спортивных школах даже лыжероллерных трасс нет. Если дети попадают к нам в команду, их нужно переучивать практически с нуля. Это потерянные годы, которые уже не вернуть.
— Какова стратегия федерации на последующие годы?
— Какая может быть стратегия, когда федерация не может ни на что повлиять?
— Мы спрашиваем о вещах, на которые вы имеете влияние.
— Каждый день что-то делаем. Харьков, Киев, Буковель, в Тростянце не только стадион в горах будут строить, а также для тренировок на равнине.
Я влияю только на национальную команду. Могу подобрать тренеров, массажистов и врачей. Фактически могу предложить министерству, но там прислушаются к моим рекомендациям. Они понимают, что у нас получается, и просто не мешают.
Имеется влияние на логистику подготовки, чтобы мы могли закрыть дыры, которые не закрывает государство. Например, прилетает Блашко в час дня в Киев, потому что у нее разболелся зуб. Лечение стоит тысячу евро, я договариваюсь со стоматологом, плачу за работу, она у меня ночует, и я ее в пять утра сам отвожу на самолет, обратно в Европу.
МРТ в больнице Мюнхена для Подручного и Меркушиной, или оплатить тренеру Биланенко за операцию аппендицита, пока он со страховой компанией разберется. Все это требует внимания, чтобы не было срывов.
— Вы можете рассказать, за что вы можете сами себе высказать претензии? И за что можно вас объективно критиковать? Ведь в системе биатлона хаос.
— Не сказал бы, что в федерации хаос. Спросите у спортсменов, они бы точно не молчали, если бы было что-то такое. И к нам бы не просились биатлонисты — и Подчуфарова проявляла интерес, и из России, Белоруссии, других стран. Они знают, что федерация здесь работает эффективно, есть президент, с которым можно за чашечкой чая пообщаться и обсудить лично все вопросы.
Спортсменам уделяется много внимания — как из национальной команды, так и совсем молодым. Саше Меркушиной настоящую форму первой сборной подарили-сразу моральный подъем для нее. Такие вещи важны, надо мотивировать спортсменам, потому что вид спорта очень тяжелый.
— В каких конкретных случаях журналисты могут критиковать именно вас? Чтобы не было такого, что мы пишем, что виноват Брынзак, а это зона ответственности министерства.
— Я стараюсь сделать все, чтобы биатлон существовал. Порой приезжаю в регион к губернатору, говорю с ним и вижу, что он заинтересован в сотрудничестве. А часто по глазам видно, что он просто ждет, когда я выйду за дверь, чтобы все забыть.
— Чем вы собой не довольны в работе?
— Недоволен происходящим на местах.
— Есть какая-то сфера деятельности, где вы недоработали? Ибо из ваших слов кажется, что вы идеальный президент.
— Я делаю все возможное. Для меня бизнес сейчас на втором плане. Я прихожу в офис утром и занимаюсь проблемами биатлона целый день.
Просто с чем сравнить? Я знаю всех президентов федераций, знаю, какая там ситуация. Я стараюсь, трачу свое время и свои деньги. Я обеспеченный человек, у меня хорошая зарплата, которой мне хватает с головой. Порой спортсменам помогаю больше, чем собственным детям.
— Президент «Динамо» Игорь Суркис выбирает, кто из игроков команды будет изображен на клубном календаре за год. Он проникается в такие ситуации, в которые не должен вникать президент клуба. У вас похожая ситуация — лечите зуб биатлонистке, когда бы могли решать более глобальные вещи.
— С кем решать их проблемы, если они никому не нужны? Новый министр Владимир Бородянский во время разговора по телефону сказал, что не будет общаться со всеми, кто пожелает, мы должны представлять интересы не менее чем двадцати процентов спортивной отрасли: «Если есть вопросы — пишите, я ознакомлюсь и тогда, возможно, встретимся». Так раньше не было, чтобы мы не могли решать проблемные вопросы вместе с министерством.
Мы встретились с заместителем министра Владимиром Шумилиным после его назначения, нормально поговорили около двух часов. Месяц прошел — все тихо. Мы не знаем, что происходит, как будем работать после ликвидации старого министерства молодежи и спорта. Нормативную базу нужно упорядочивать — нас ни на одну встречу пока не пригласили.
Еще говорят, что им нужны молодые новые лица. 60 лет? Значит, уже старые, надо менять. Сейчас впервые за всю историю нет оргкомитета, штаба олимпийской подготовки, а до соревнований в Токио осталось полгода. Нет ни одной площадки, где можно собраться и обсудить, какие возникают насущные проблемы в командах перед Олимпийскими играми.
— Вы работали в биатлоне [во времена] Советского Союза и независимой Украины. Где была лучшая система?
— В Советском Союзе. Потому что были ДСО (добровольные спортивные общества — прим. ред.), каждая из них имела отдельную команду, проводился даже чемпионат Украины, мы были всем обеспечены. Существовали настоящие общества и организации, которые действительно занимались развитием биатлона и конкурировали между собой. Сейчас они только на бумаге и просто получают заработную плату.
Сейчас нет такой конкуренции. В мое время нас возили на сборы, очень серьезно готовили. Теперь централизованно тренируется только национальная команда. Детей в каждой области много — сто или даже двести человек. Но когда подходит возраст, не все могут попасть в сборную, и им не интересно потом заниматься биатлоном. Идут в полицию, на рынок. Негде тренироваться, нет для них зарплат, нет материальных баз, где они могли бы развиваться и дальше.
У нас есть элитные спортсмены, о которых мы максимально заботимся. Не из системы, как в Германии, вырастают звезды, вырастают те, с кем мы много индивидуально работаем. А чтобы была система, должна быть заинтересованность министра, вице-премьера или даже президента. Чтобы возглавлял оргкомитет, такой человек как Лукашенко, давал бы всем конкретные и четкие задачи. Демократия у нас в стране не работает — хаос, бардак и вседозволенность.
— Чем вы занимаетесь кроме биатлона, какой у вас бизнес?
— Занимаюсь недвижимостью и другими проектами. Слава богу, у меня здесь все в порядке.
— Вы можете сформулировать, для чего вам нужен биатлон?
— Хочу, чтобы наши выигрывали, чтобы спортсмены реализовали себя. Я сам бывший биатлонист, мне это интересно, я этим живу. Когда приезжаю в аэропорт, а таможенник узнает меня из-за биатлона, он благодарит нас. Мне приятно, это позитив для всех.
Вы включите телевизор. Что увидите? Кого-то убили, расстреляли, зарезали, взорвали. А тут биатлон показывают, медали — позитив, который людям нужен. Мне все равно, ездить на «Бентли» или на «Форде», но у меня есть спортивные амбиции. Когда у тебя есть цель, ты стараешься ее достичь.
Эта работа стимулирует, ты этим живешь. Когда я почувствую, что не могу эффективно работать, или появится человек, который сможет делать это лучше меня — сразу уйду и буду заниматься чем-то другим.