В нашей деревне не было улицы Германо-советской дружбы. Возможно, это было связано с тем, что в нашей деревне была всего лишь одна настоящая улица, и она называлась Главной улицей. Она была совсем короткой — всего примерно по десять домов с каждой стороны, и никому не было нужно делать ее более важной, чем она была на самом деле. В соседнем городке, где находилась моя школа и где население составляло чуть больше тысячи человек, наверняка была улица Германо-советской дружбы.
Кажется, во всех городах и городках, где было больше одной широкой улицы, были улицы Германо-советской дружбы. Германо-советская дружба была такой же неотъемлемой частью ГДР, как сельскохозяйственные производственные товарищества (немецкие колхозы — прим. ред.), как Пионерская организация имени Эрнста Тельмана (Ernst Thaelmann), как Союз свободной немецкой молодежи (аналог комсомола в ГДР — прим. пер.), как трудовые и оздоровительные лагеря.
Я, как и любой другой школьник тех времен, была членом Общества германо-советской дружбы. У меня до сих пор сохранилась членская книжка — я была принята в его ряды 17 июня 1983 года. Мой вклад в Общество состоял в том, что я до декабря 1985 года ежемесячно платила взносы в размере 10 пфеннигов и каждый раз получала за это марку, которую вклеивала в членскую книжку. Пожалуй, можно сказать, что мы все гордились тем, что нам дозволялось быть друзьями нашего «большого брата» — Советского Союза. Впрочем, сейчас я в этом больше не уверена.
И это при том, что наш народ причинил много горя советскому народу. Но «большой брат» был великодушен, и нам нужно было укреплять двусторонние связи, поддерживать друг друга и вместе учиться дружить и проявлять солидарность.
По этой причине у моей младшей сестры в СССР была «подруга по переписке». Мы в школе учили русский язык, и каждый желающий мог завести такого вот «друга по переписке». Русская подруга прислала моей сестре свою фотографию и коробку русских конфет. У нее были толстые белокурые косы с большими бантами, и она была очень симпатичной девочкой. Конфеты показались мне божественными на вкус, но сестра дала мне всего одну.
Название улицы из десяти слогов
После этого и я однажды написала письмо какой-то потенциальной «подруге по переписке». Ее ответа я ждала, наверное, с таким же нетерпением, с каким влюбленная девушка ждет ответа от возлюбленного. Моя «подруга по переписке» написала мне ответ по-немецки без ошибок, а также приложила свою фотографию. Но она показалась мне такой некрасивой, что я была просто в ужасе. Сейчас я понимаю, что некрасивой и пошлой была моя тогдашняя реакция, но в тот момент я ощутила то, что ощутила, — я не хочу ничего приукрашивать. И вот — я больше не написала ей ни разу.
Нашу улицу Германо-советской дружбы в соседнем городке никто так не называл, и это, определенно, было общей проблемой этого названия: оно состояло ровно из десяти слогов. Десять слогов — это слишком много для названия улицы. Наша улица Германо-советской дружбы раньше называлась Линденштрассе (Липовая улица), из-за выстроившихся вдоль нее лип.
Так она называлась раньше, так она называется и сейчас — опять. Но в ГДР нельзя было просто так называть улицу — Липовой улицей, а уж в привязке к школе или какому-нибудь другому официальному учреждению тем более нельзя. Поэтому мы называли ее сокращенно: улица ГСД (по-немецки DSF-Straße — прим. пер.). О жившей на ней девочке говорили: «Она живет на улице ГСД».
На нашей улице ГСД стоял памятник павшим советским солдатам. С этой целью на этом месте, где, как говорили, упал советский самолет, было вкопано в землю его крыло. У памятника была устроена клумба с цветами, а по праздникам мы участвовали там во встречах с советскими солдатами, пели социалистические песни и что-то там восхваляли. Кто-то читал какие-то стихи. Я тоже выступала на таких встречах, потому что у меня это хорошо получалось, да и вообще у меня была склонность к выступлениям на публике.
Потом мы вместе с солдатами шли в нашу школу, где, сидя на банкетках, ели пироги. Советские солдаты все выглядели одинаково — это были сплошь стриженные «наголо» тощие мальчишки со впалыми щеками. Я не видела ни одного упитанного советского солдата.
Эти молодые и тощие солдаты со впалыми щеками всегда были очень рады поесть наших школьных пирогов. Мы немного говорили с ними по-русски, а они дарили нам маленькие фотографии (как на паспорт) с именами, подписанными на обратной стороне. У меня одно время была такая фотография солдата с именем на обратной стороне, и я частенько любовалась им, лежа в постели, потому что этот солдат действительно был очень симпатичным. Мне казалось, что мы вполне могли бы с ним подружиться.
Мрачные слухи
Впрочем, наши родители, хотя и воспитывались нашей страной в атмосфере дружбы с Советским Союзом, были настроены по отношению к молодым советским солдатам враждебно или, по меньшей мере, скептически. Ходили мрачные слухи и истории, которые мы, будучи детьми, конечно, знали — потому что дети всегда знают мрачные истории, которые взрослые пытаются от них утаить.
Так вот, ходили слухи, что некоторые такие молодые солдаты пытались бежать, потому что не могли вынести условий службы и хотели домой. Но их ловили и расстреливали. Я не знаю, правда это или нет, но совсем уж невероятным мне это не кажется.
Были и другие истории — о казармах, настоящих маленьких городках, в которых жили эти солдаты. Они находились на закрытой территории, между обычными городами и деревнями, зачастую где-нибудь в лесу. Там советские военные «проворачивали» разные дела с местными жителями, и, говорят, там случались настоящие оргии, там они договаривались о чем-то, «юлили», продавали что-то из-под полы и что-то «организовывали». Это было, по сути, настоящее «государство в государстве» — уродливый «капитализм» в рамках социалистического принципа.
«Казармы русских» — так они назывались в народе. «Русские». Никто не называл их советскими. Хотя они далеко не все были, собственно, русскими, а это слово — «русские» — иногда имело по-настоящему враждебный оттенок.
Как бы то ни было, улица Германо-советской дружбы оказалась улицей с односторонним движением (к сожалению, без этой не самой удачной игры слов нам с вами не обойтись). Когда «русские» вдруг решили несколько открыться Западу и даже начали реформы — так называемую «перестройку», начиная с 1986 года, вдруг закончились не только мои марки для членской книжки Общества германо-советской дружбы — в социалистической Германии тихо и незаметно умерла сама германо-советская дружба. Хотя само Общество как-то просуществовало еще до самых 1990-х годов.
Немцы спорили о том, не сбился ли «большой брат» с пути, не рисковал ли он наделать больших ошибок. Для нас, детей, это было время больших, но отчего-то радостных сомнений. Наши учителя много говорили на эту тему, высказывая при этом совершенно разные мнения по поводу вещей, о которых мы раньше читали лишь одно и то же. Этот закостенелый, заскорузлый, искусственный мир вдруг треснул, и даже в нашу школьную жизнь вдруг откуда-то извне проник «свежий воздух». Больше не было никаких мероприятий в рамках Общества германо-советской дружбы. Больше не было торжественных линеек у крыла самолета. Наша улица все еще сохраняла свое название, но люди вновь стали называть ее Линденштрассе — Липовой улицей. Так и кончилась наша германо-советская дружба. Военных вывели с территории Германии, и их бывшие казармы стоят теперь в запустении. В некоторых из них, правда, живут беженцы, а некоторые были перестроены в нормальное жилье.
Улицы Дружбы сохранились
И все же, и все же, несмотря на абсурдность и неестественность ее восхваления, от германо-советской дружбы кое-что сохранилось. Во многих городах по-прежнему есть улицы Дружбы — просто Дружбы. Так решили тамошние местные власти: заменить улицы Германо-советской дружбы улицами Дружбы.
Потому что название «улица Дружбы» выговорить вполне можно — это всего пять слогов, а не десять. Хотя в ГДР все знали, что под «дружбой» понималась только одна дружба: единственная и неповторимая большая дружба с СССР. Но против дружбы как таковой возразить особо нечего. Поэтому во многих местах на смену улицам Германо-советской дружбы пришли улицы Дружбы.
Но осталось и еще кое-что. Мы читали русские книги, мы знаем поистине фантастические русские сказки, великие русские романы, знаем русских композиторов, русских писателей и даже русские блюда. У каждого дома была русская расписная деревянная ложка или матрешка. У меня были книги о Самарканде и Узбекистане, я ездила с классом в Москву — в феврале, когда стоял 15-градусный мороз, светило солнце, и город весь искрился.
Сейчас по отношению ко всему русскому — к тому, что когда-то было советским — наблюдается недоверие. Это, наверное, связано с личностью Путина. Но почему для нас не составляет проблем потреблять продукты американской культуры? Неужели этот так называемый президент США с желтыми волосами и психикой (а также политикой) избалованного ребенка более приемлем для нас?