Несмотря на идиосинкразию противостоящих идеологов по отношению друг к другу, нет никого, кого бы они ненавидели больше, чем тех, кто пытается их примирить. Миротворцы, возможно, блаженны в загробном мире, но в земной обители к ним относятся не лучше, чем к нищим духом и кротким. Это знание далось мне непросто, когда я ушел из шахмат в 2005 году и стал помогать в создании российского коалиционного движения против усиливающейся диктатуры Владимира Путина.
К тому времени было очевидно, что Путин на всех парах возвращается к своим советским и кагэбэшным корням. Ставший президентом как специально назначенный преемник Бориса Ельцина в 2000 году, Путин был переизбран в 2004 году на волне срежиссированного обвала. Самого богатого человека России Михаила Ходорковского посадили в 2003 году за отказ прекратить вмешиваться в политику. Большинству российских СМИ обломали рога в рамках кремлевской кампании захватов и угроз. В апреле 2005 года, словно чтобы исключить оставшиеся сомнения, Путин сделал свое пресловутое замечание, что распад Советского Союза был «величайшей геополитической катастрофой двадцатого века».
Как чемпион мира по шахматам, я пытался использовать свою платформу и защиту, которую мне обеспечивала моя известность, чтобы выступать с заявлениями, осуждающими коммунизм и советские репрессии. Но на этот раз это должно было стать полноценной работой. Я не был политиком, о чем спешили напомнить мне критики, но я обладал уникальным статусом как человек, длительное время представлявший СССР и Россию, поддерживая при этом постоянную позицию в отношении свободы и демократии. Из-за этого патриотического прошлого Кремль не мог огульно выставить меня марионеткой Запада (хотя и пытался это сделать) и, очевидно, мною руководило не стремление к материальным благам, раз я готов был променять вершину шахматного мира на марши по улицам Москвы, где количественный перевес всегда был на стороне спецназа полиции.
Нельзя было терять время. В соответствии с конституцией Путину было запрещено выдвигать свою кандидатуру на третий президентский срок подряд в 2008 году, и мне казалось, что еще есть небольшой шанс изменить курс страны, проведя настоящие выборы и вернув власть российскому народу.
Тех, кто готов был или мог противостоять сжимающемуся путинскому кулаку, было мало. Было непросто собрать россиян на борьбу за свободы, с которыми они едва были знакомы, и, если говорить начистоту, в которых они видели мало пользы. Взлетевшие цены на нефть позволили Кремлю приписать себе заслуги в достижении относительной экономической стабильности, но Россия была — и до сих пор остается — бедной страной для большинства живущих за пределами позолоченных колец Москвы и Санкт-Петербурга. Из-за того что мировые демократические лидеры долгое время приветливо принимали Путина, несмотря на его закручивание гаек, убедить людей, что он превращает Россию в авторитарное государство и почему это должно волновать ее жителей, было трудно.
Не имея доступа к СМИ и при сокращающемся количестве несогласных в политике, мы вышли на улицы с серией «Маршей несогласных». Несмотря на недовольство многих своих коллег, я пригласил к участию всех, кто готов идти под нашим лозунгом, призывающим к свободным и справедливым выборам. Это означало, что вместе с моим «Объединенным гражданским фронтом» и такими известными либералами, как Борис Немцов (бывший заместитель премьер-министра при Ельцине) и Михаил Касьянов (бывший премьер-министр при Путине), в марше будут участвовать группировки наподобие национал-большевиков с их отталкивающей символикой и еще более отталкивающей риторикой. В большинстве своем в их рядах состояла молодежь, больше напоминавшая панков, чем пролетариев, осознавшая каким-то образом, что в закрытом обществе Путина для них не останется места.
Я мечтал вовсе не о маршах бок о бок с людьми, придерживающимися, на мой взгляд, ужасающих взглядов, но мы все понимали, что никакие наши убеждения не будут иметь никакого значения, если никто не бросит вызов Путину. Как я часто говорил в интервью того времени на вопрос о моих странных и опасных новых сотоварищах, в парламенте мы бы сидели на противоположных трибунах — но сперва нужно было обеспечить само существование парламента, где мы бы могли сидеть. Для этого нам нужны были люди, желавшие бороться и, наверное, вдохновлять других на борьбу.
Чтобы не затягивать эту долгую и многострадальную историю, скажу, что прошло уже более десяти лет, а Путин до сих пор остается у власти, Немцов был убит в 2015 году, а я живу с 2013 года в Нью-Йорке. Вы можете сказать, что мы были наивны или слишком слабы, или слишком опоздали, или что шанса противостоять так никуда и не исчезнувшей структуре КГБ у нас не было. Но я все еще убежден, что идея объединения ради сопротивления величайшей угрозе превыше всего. Российской демократии, возможно, уже нет, но уроки ее взлета и падения сейчас важны как никогда. Я просто никогда не представлял себе, что они придутся так кстати двум путевым звездам демократии, Соединенному королевству и моему новому дому, Соединенным Штатам Америки.
Любое радикальное движение черпает жизненную энергию в гневе и поляризации, а компромисс означает угасание и смерть. Голоса разума часто заглушаются, умеренность — это слабость, а сомнения — недостаточная вера в дело. Критика партийного руководства — это низкая неверность, в результате чего власть начинает выстраиваться вертикально, что особенно опасно, когда властью наделена небольшая группа или, что наиболее опасно, один человек.
В такой обстановке идеология неизбежным образом отходит на второй план по сравнению с племенным самоопределением, властью ради самой власти. Политические цели и принципы отбрасываются в сторону как неудобное бремя, когда единственное, что имеет значение — это победа любой ценой. Политические соперники демонизируются, и это необходимый шаг для оправдания готовящихся для них чрезвычайных мер. В дебатах больше не раскрываются две стороны вопросов, и они превращаются в совершенно отдельные потоки информации, или дезинформации, для верных.
История неоднократно предупреждала о катастрофическом воздействии подобных методов даже в наиболее просвещенной среде. Я предпочитаю наименее банальный пример Испании 1930-х годов, потому что там произошло столкновение двух оппозиционных и крайних сил, постепенно вытеснивших все умеренные элементы, что и вылилось в кровопролитную гражданскую войну. В 1936 году новая коалиция Народного фронта с небольшим отрывом одержала победу на выборах, но этого было слишком мало и это произошло слишком поздно. Франсиско Франко (Francisco Franco) возглавил переворот с альянсом националистов, открыто поддержавших фашизм и получивших поддержку Гитлера и Муссолини. Левое республиканское правительство обратилось к СССР за помощью после того, как Франция и Великобритания заявили о своем нейтралитете, и вскоре страшная посредническая война стала частью конфликта, в результате чего сталинские агенты начали чистить ряды республиканцев от сопернических левых группировок, например, от троцкистов.
Крайности не оставляли места в промежутке, невзирая на то, что мало кто из испанцев поначалу хотел войны, тем более такой, из-за которой одна их половина окажется связана с нацистами, а другая — со сталинистами. (Сталин мог также приписать себе в заслуги восхождение к власти Гитлера: он потребовал, чтобы КПГ, Коммунистическая партия Германии, боролась не с фашистами, а с доминировавшими социал-демократами, которых заклеймили как «социал-фашистов». В результате коммунисты оказались союзниками нацистов при уничтожении существовавшего демократического порядка и в проторивании пути для Гитлера).
Даже в стабильных демократиях умеренным политикам бывает трудно конкурировать с накаленной риторикой и невыполнимыми обещаниями радикальных демагогов. От разумных руководителей ожидают результатов, а диктаторы постоянно снижают и в конце концов упраздняют эту планку. Они винят оппозицию, СМИ, меньшинства, иностранных врагов — кого угодно, кроме самих себя.
Современная модель СМИ, основанная на кликах мышью и актуальных новостных лентах, подпитывает допаминовые триггеры гнева и радости электората. Центристы оказываются вытеснены на обочину из-за отсутствия внимания к их скромным по сравнению с угрозами и фантазиями радикальных сторон задачам. Как следствие, многие вынуждены либо перестать обращать на это внимание, позволяя таким образом радикалам занять больше пространства и оказать большее влияние, либо занять чью-либо сторону, чтобы создать впечатление, будто у них есть голос.
Простых путей из этих ловушек не существует, и они необязательно должны быть смертельными или окончательными, чтобы нанести огромный ущерб. Разумеется, Соединенные Штаты в 2020 году несопоставимы с Испанией 1930-х или Россией 2000-х годов. Гражданская война или развитая диктатура остаются весьма маловероятными вариантами развития событий. Беспокоит сама тенденция: что эти исхоженные пути к катастрофе оказались расчищены и вымощены в самой могущественной стране мира.
Путь страны к политической преисподней страну возглавляет американская республиканская партия. Партия Линкольна, Эйзенхауэра и Рейгана теперь рабски верна продажному ведущему телевизионного реалити-шоу, открыто демонстрирующему привязанность лишь к собственному образу и Владимиру Путину. Законодатели из республиканской партии прошлого выступали против Ричарда Никсона (Richard Nixon), против Джеральда Форда (Gerald Ford) и даже против Рейгана (Reagan) и Джорджа Буша-младшего (George W. Bush). То, что человек, совершивший особо тяжкие преступления и обладающий вульгарным характером Дональда Трампа, теперь пользуется полной лояльностью республиканцев, служит более красноречивым свидетельством состояния самой партии и, возможно, страны, чем президента — и это свидетельство не говорит ни о чем хорошем.
Хуже того, республиканская партия видит в Трампе не собственный позор, а рабочую модель, которую следует использовать и далее. Самое страшное, что «трампизм», судя по всему, может пережить самого Трампа, какой бы столь же неквалифицированный член семьи ни пытался стать его преемником в лучших традициях диктатуры. Победа Трампа на выборах 2016 года стала оценкой его личного чванливого стиля в политике. Еще не поздно низвести его в ранг страшной ошибки, трагического стечения обстоятельств: незначительного преимущества в коллегии выборщиков, не пользующегося популярностью оппонента, иностранного вмешательства и доверчивости СМИ. Однако переизбрание Трампа в 2020 году станет оценкой его политических методов и скажется в долговременной перспективе как на самой Америке, так и на всем мире.
Демагоги и экстремисты привлекают общественное внимание ненавистнической риторикой или утопическими обещаниями — а обычно и тем, и другим. Если мы обычно воспринимаем эти движения как революционные или контрреволюционные, то демократии оказываются не неприкосновенны в столкновении с этими видавшими виды методами. Внимание преобразуется в освещение в СМИ, в пожертвования на кампанию и в голоса избирателей.
Несмотря на романтический образ переворотов как внезапных мятежей, как правило, военных по своей природе, реальность, как правило, более прозаична и коварна. Путин изначально был избран, хотя и со значительными нарушениями. Немало других избранных лидеров, чтобы перейти от простого президентства к пожизненному, следовали путинской модели подавления и уничтожения демократических институтов, которые, как предполагается, они должны защищать. Архитектуру республики удивительно легко снести изнутри: никогда не знаешь, когда твой голос в последний раз окажется значимым.
Трамп даже стал публично заявлять о возможности остаться у власти после 2024 года, и это одна из многих угрожающих шуток, которые он себе позволяет на митингах и которые мейнстримовые СМИ в отчаянии сбрасывают со счетов именно как шутки. (Как Маша Гессен писала на этих страницах, «Правило номер один: Верь диктатору».) И если учитывать, что все снижающийся потенциал Трампа не позволяет требовать от него чего-то, помимо выборов 2024 года — наряду с Конституцией — нет никакого запрета на то, чтобы кто-то из членов семьи Трампа стал претендовать на его пост, как нет и никаких знаков, что республиканская партия окажет сопротивление и не станет официально партией Трампа.
Мы получили этот горький опыт в России, где Путин изменял, нарушал и игнорировал конституцию в течение многих лет. Как показали промежуточные выборы 2018 года в США, у американских институтов более глубокие и, как практика показала, более крепкие корни, чем у российских, но многие их них не подвергались испытаниям и проржавели. После того как многие десятки лет представленные в Конгрессе партии уступали свои полномочия принадлежавшим к ним президентам, первая ветвь превратилась в третьесортный институт, полный обладателей второсортных мозгов. Конгресс не был готов иметь дело с таким человеком, как Трамп, не имеющим никакого понимания о государственной службе и национальных интересах, как и о чьем-либо благополучии, помимо своего собственного.
После трех лет все более позорного поведения Трампа его критики, похоже, до сих пор верят, что существуют рамки, за которые он не выйдет, чтобы защитить себя и свою власть. Это общепринятое и вполне естественное заблуждение. Пренебрежение ко всему, кроме себя — это вид злобной суперсилы в политике (и бизнесе). Оно позволяет таким людям постоянно заставать своих соперников врасплох за счет действий, которые неприемлемы для других. Как только я слышу от кого-нибудь слова: «Но ведь Трамп никогда не сделает Х…», я вспоминаю все случаи, когда брюзгливые западные эксперты убеждали нас, что Путин конечно же никогда не станет сажать своих оппозиционеров, никогда не вернется в президентское кресло, никогда не вторгнется на Украину и так далее. Он был к этому готов и он это сделал.
Сила законов зависит лишь от характера людей, занимающихся их осуществлением. Законы невозможно применять избирательно, иначе вскоре вы окажетесь в циничном мире, суть которого кратко выражается в словах перуанского военачальника и политика Оскара Бенавидеса (Óscar Benavides): «Друзьям — всё, врагам — закон». Спустя несколько дней после инаугурации Трампа я сказал в интервью, что теперь американцы узнают, в какой степени их правительство основано на традициях и полагается на честность. Что происходит, когда президент это игнорирует? Что происходит, когда исполнительная власть отказывается проводить брифинги для прессы и просто не заполняет руководящие должности в жизненно важных правительственных ведомствах, назначая лизоблюдов исполняющими обязанности руководителей, которых зачастую не подвергают ни испытаниям, ни проверкам?
Нераспределенная власть сосредоточивается наверху, сокращая подотчетность и прозрачность. Это замедленный переворот на износ, во многом незримый и имеющий непредсказуемые и далеко идущие последствия.
Типичные чиновники и бюрократы расширяют свое господство, наращивая количество подчиненных и создавая новые департаменты и управления. Диктаторы же требуют полной лояльности, поэтому круг приближенных неизбежно сужается, как в размере, так и в качестве. В оставшемся вакууме никто не слышит разоблачительных сигналов, при условии что еще остался кто-то, способный их подавать.
Расцвет популистского национализма, набирающего силу от изматывающего глобального упадка демократии, не сопряжен ни с какой политической идеологией и стороной. Популисты-левые в Венесуэле, Греции и Испании почти неотличимы от правых популистов в Венгрии, Турции и Франции. А крайне левые и крайне правые в Соединенных Штатах становятся все больше и больше похожи друг на друга. Не в содержании их оторванных от реальности обещаний, а в мстительном тоне своей риторики, циничности к демократическим нормам и институтам, враждебности к свободной прессе и в отношении к расширению государственной власти. Что требуется сегодня — это народный фронт против популизма.
Все более маргинализируемое большинство должно — гласно и путем волеизъявления — поддерживать кандидатов и СМИ, отказывающихся поддаваться тенденции к сенсационности и гиперпартийности. Республиканцы и «Фокс Ньюз» (Fox News) пошли на поводу у Трампа, но нельзя реагировать ложью на ложь и возмущением на возмущение. Двухпартийная система Америки может создавать впечатление антагонистического противостояния «с нами или против нас», но еще совсем недавно и «консервативные демократы», и «умеренные республиканцы» оказались в залах Конгресса. Нам нужны лидеры, способные отстаивать политику и приоритеты, не веря в альтернативную реальность и не относясь к своим оппонентам как к врагам родины.
Последний звонок прозвенел у ближайшего трансатлантического союзника Америки, в Соединенном королевстве. Недавние выборы доказали, что в лице Джереми Корбина (Jeremy Corbyn), лейбористская партия смогла выдвинуть, пожалуй, единственного политика в Великобритании, которого поносили больше, чем лидера «тори» Бориса Джонсона (Boris Johnson) — и это немалое достижение, ставшее возможным благодаря уникальному сочетанию личных недостатков Корбина и устаревшей социалистической платформы. Оттянув лейбористскую повестку в крайне левую сторону и отказавшись уступить место в пользу менее непопулярного кандидата, Корбин сокрушил надежды и интересы миллионов своих традиционных избирателей при поражении на выборах и на долгие годы вперед.
Корбин также попытался обойти вопрос о Брексите, когда страна — что вполне логично — была им одержима. Это еще один урок для демократов в 2020 году, которые в настоящее время, похоже, больше заинтересованы в том, чтобы спорить о мельчайших деталях своих планов в области здравоохранения, чем сосредоточиться на открытом нападении Дональда Трампа на американскую демократию. Существует реальный шанс, что демократы выдвинут кандидата, занимающего достаточно крайне левую позицию, чтобы удержать некоторых избирателей-противников Трампа дома и подтолкнуть избирателей Трампа к избирательным участкам. Не будет представлено никаких Новых зеленых соглашений, системы здравоохранения для всех или программ кредитной амнистии в случае переизбрания Трампа. Они даже не получат шанса на нормальное захоронение. Вместо этого Трамп скорее всего заменит еще двух стареющих либеральных судей Верховного суда и упрочит свою атаку на американские институты на еще одно поколение. Такой архиконсервативный суд может стать цитаделью против любых модернизационных инициатив, необходимых в наше быстро меняющееся время.
Народный фронт против Трампа будет означать, что и он сам, и его многочисленные нарушения будут оставаться в центре внимания. Целью народного фронта станут также сторонники Трампа в Конгрессе. Лидер сенатского большинства Митч МакКоннелл (Mitch McConnell) не хочет проводить заседание по делу об импичменте со свидетелями. Какие выводы могут извлечь отсюда избиратели? Проанализируйте еще раз факты о преступлениях и неудачах этой администрации, начиная с пошлин торговой войны, в результате которой американские производители и потребители оказались подчинены его безрассудной внешней политике в духе Корлеоне. Спросите американцев, считают ли они, что президент должен быть выше закона. Призовите вернуться к стабильности и трезвости, вместо того чтобы пытаться «перетрампить» Трампа несбыточными обещаниями и безумной риторикой.
Безусловно, существует множество традиционных вопросов, заслуживающих подробных дискуссий. Экономическое неравенство, угрозы окружающей среде, растущий дефицит и необходимость рефинансирования основного бюджета, по мере того как огромное поколение бэби-бумеров покидает рабочие места. Расточительность торговли, подпитываемой кредитами, вышла из-под контроля, открыв двери социалистам, стремящимся уничтожить систему, создавшую беспрецедентное процветание, вместо того чтобы сотрудничать вместе и пытаться ее наладить. Жизненно важные вопросы, безотлагательные вопросы — ни один из них не будет решен, если Трамп будет переизбран.
Ставки высоки не только для Соединенных Штатов. Путин, к сожалению, никуда уходить не собирается, а его влияние неизбежно нависает почти в каждой горячей точке мира, от Украины до Северной Кореи, Венесуэлы, Сирии, Ирака и Ирана. Кремль в последнее время взялся атаковать Польшу враньем об истоках Второй мировой войны и заикаться о старых российских претензиях на Белоруссию. И та и другая тенденция служат агрессивным переосмыслением прошлого. Эти дезинформационные атаки предназначены уже не только для внутреннего потребления, и спорная поддержка Трампом НАТО не выходит из головы глав прибалтийских государств. Путину очень нужно, чтобы Трамп остался в Белом доме, чтобы США не помешали его планам.
Иран угрожает оказаться тем кризисом, которого все так боялись, как только подтвердилось избрание Трампа. С тех пор Трампа не интересует ничего из сферы национальной безопасности или глобальных интересов, и нам остается только надеяться, что его эгоизм не столкнется жестко с национальными или мировыми интересами. Однако его попытка вымогательства в отношении Украины и отсутствие интереса республиканцев к его наказанию не сулят ничего хорошего.
Мой прошлый опыт обязывает меня предупреждать, а не предсказывать. Как когда я выходил на марши против Путина в 2005 году, трубя тревогу о его курсе на деспотизм, я хочу, чтобы меня опровергли. Я бы очень хотел, чтобы меня назвали истеричкой, чудаком, шахматистом, не способным видеть на пять ходов вперед, если бы это означало, что американский народ прислушался к предупреждающим знакам и вовремя предпринял шаги, чтобы избежать повторения многострадальной новейшей истории, которую я наблюдал собственными глазами.
Дело об импичменте Трампу в Сенате станет сигналом стране и миру; единственный вопрос — что это будет за сигнал. Неважно, что делает Трамп, его сторонники в республиканской партии никогда не бросят его, если он кажется политически непобедимым, и у него будет появляться все больше подражателей, как в Америке, так и за границей. Еще в 1974 году отставка Ричарда Никсона (Richard Nixon) перед лицом процедуры импичмента настолько поразила Леонида Брежнева и все советское руководство, что они готовы были принять ее за какую-то американскую уловку. Я помню, как это потрясло мою семью в Баку, но в ином ключе: мы увидели в этом доказательство, что в демократии даже руководитель не ставится выше закона. Неужели можно было не представлять себе, каково было бы и самим жить в столь благословенном месте?
Но, если Трамп останется на своем посту, особенно, если он будет переизбран в 2020 году, это вдохновит диктаторов и разочарует их подданных. Это станет дурным примером для обеих политических партий США, что обман и вранье не влекут за собой никаких последствий. Порочный круг лишь усугубится. Единственное средство — это мобилизация общественного мнения, а для американского народа — требовать ответа не только от Трампа, но и от его сторонников. И это должно будет произойти по старинке — у избирательных урн в ноябре этого года.