В начале февраля в польском министерстве культуры состоялось небольшое торжество. По решению вице-премьера и министра культуры Петра Глиньского был создан Институт национальной идеи, названный в честь Романа Дмовского и Игнатия Яна Падеревского. Его возглавил бывший сенатор правящей партии «Право и справедливость» Ян Жарын. Задача Института — изучать и пропагандировать патриотические идеи, которые в межвоенный период развивали правые политики Дмовский и Падеревский. Так польская консервативная партия создала еще один инструмент для своей обожаемой исторической политики, которая, как кажется, является единственным ориентиром, влияющим на дипломатические кампании, которые Польша ведет в отношении своих соседей и партнеров. Так Польша в первую очередь подчеркивает свою гордость историей, «польскостью». Отмежевываясь от Германии, России и других стран, Варшава демонстрирует своим избирателям, что уступать никому не намерена.
К инструментам польской исторической политики также относится Институт национальной памяти, который заведует, например, архивами органов коммунистической безопасности, и Польский национальный фонд, которому прямо доверено формирование положительного образа Польши в мире. Однако результаты его работы неоднозначны. В адрес фонда звучат обвинения в коррупции, о чем пишут оппозиционные СМИ, а кроме того, фонд сам навлек на себя насмешки, когда в одном из рекламных материалов, презентующих Польшу в США, он опубликовал фотографии чешской столицы.
Польские историки и политики, убеждая в чем-то своих иностранных коллег, иногда не учитывают других мнений и подходов и не могут предугадать политические последствия своего упрямства. Так, например, два года назад польские консерваторы приняли закон, по которому полагается сурово наказывать всех, кто возлагает на поляков часть вины за Холокост и утверждает, что нацистские концентрационные лагеря на территории Польши были польскими. Тогда желание удовлетворить отечественных националистов привело к кризису в отношениях Варшавы с Соединенными Штатами и Израилем, которые считаются ближайшими союзниками.
Год круглых дат
Недавно польская историческая политика привела к спору с Россией, которая умеет разыгрывать эмоциональную карту и пользоваться ею в общественной дискуссии для распространения хаоса и неопределенности. В конце 2019 года российский президент Владимир Путин трижды за одну неделю приписал полякам часть вины за начало Второй мировой войны, а также обвинил их в антисемитизме. Затем нечто подобное он повторил в Израиле в январе на мероприятиях в честь 75-й годовщины освобождения концлагеря Освенцим. Так Путин ответил на критическую по отношению к Москве резолюцию Европейского парламента, которую инициировали поляки и литовцы. Напомним, что в сентябре прошлого года в этой резолюции Россию обвинили в искажении исторических фактов. Варшаву слова российского президента возмутили, но отреагировать резко она не решилась.
Однако Путин на этом, по всей видимости, не остановится. В текущем году круглых дат ему представится сразу несколько возможностей, чтобы продолжить свою риторику. В апреле исполнится десять лет, как под российским Смоленском разбился польский правительственный самолет с президентом Лехом Качиньским на борту. Польские консерваторы связывают с этим событием множество теорий заговора. В мае грядет 75-я годовщина окончания Второй мировой войны в Европе. Для поляков это тоже болезненный момент, так как они считают ее предательством Запада, который бросил Польшу, несмотря на огромные военные потери, на произвол Советского Союза. В августе поляки, без сомнений, масштабно отметят сотую годовщину битвы под Варшавой, которая остановила наступление большевиков. Тогда они лишились возможности экспортировать революцию из России на Запад. Многие поляки считают этот эпизод героическим и полагают, что Западная Европа недостаточно благодарна им.
«Споры вокруг истории в результате приведут к углублению недоверия между Россией, Польшей и западной Европой», — прокомментировал декабрьские споры Марек Швирчиньский, аналитик центра Polityka Insight. Таким же будет результат и последующих споров, поскольку российский президент не в первый и не в последний раз предъявил исторические обвинения западным соседям. Точно так же в его выступлениях звучат нападки на Украину и страны Прибалтики. Это помогает Путину укреплять свою позицию внутри страны. «Пока Путин заинтересован в консолидации общества против исторических врагов, изменения риторики мы от него не дождемся», — полагает Швирчиньский.
Павел Вроньский из газеты Gazeta Wyborcza объясняет словесные нападки со стороны России и оспаривание истории просто: ситуацию для Кремля очень облегчила историческая политика нынешнего консервативного правительства Польши, которое в спорах между Варшавой и Москвой акцентирует не факты, а достоинство. Таким образом, в глазах россиян поляки оспаривают достоинство их страны, которая победила Гитлера и освободила восток Европы от фашизма, поскольку Польша постоянно приравнивает нацистскую оккупацию к советской. Это провоцирует как кремлевских лидеров, так и простых россиян, несколько поколений которых живет историей о героической борьбе с фашизмом, то есть мифическим прошлым. Благодаря этому российскому правительству удается отвлекать население от нынешних и будущих проблем.
Россияне очень болезненно относятся к теме Второй мировой войны, и на то есть несколько причин.
«Победа над нацизмом играет роль символа, который объединяет почти всех россиян. Это важно для формирования новой российской идентичности после распада Советского Союза, — объясняет российский политолог Александр Морозов, глава Академического центра имени Бориса Немцова по исследованию России философского факультета Карлова университета. — Нужно было примирить коммунистов с монархистами, православных с атеистами. Из-за национального многообразия страны делать ставку на русский национализм невозможно. А вот с тем, что поражение Гитлера было великой победой, согласны почти все».
Российское пробуждение
Сначала официальная Москва не вступала в «войны памяти», как еще называют историческую политику.
В 2009 году на мероприятии в память о начале Второй мировой войны в польском Гданьске Владимир Путин, наоборот, осудил пакт Молотова — Риббентропа, то есть договор, по которому еще в 1939 году нацистская Германия и Советский Союз разделили сферы влияния в Центральной Европе. Поляки, а также кое-кто в странах Прибалтики считают этот договор своей национальной трагедией.
«Все попытки успокоить нацистов в 1934 — 1939 годах и подписать с ними какие-то соглашения с нравственной точки зрения были неприемлемыми, а с практической — бессмысленными, вредными и опасными», — сказал тогда российский президент.
На протяжении многих лет исторической памятью в России занималась, прежде всего, неправительственная организация «Мемориал», а также отчасти историки близкие к РПЦ. В последние десять лет ситуация изменилась. Так, например, появилось влиятельное Военно-историческое общество, которое получило от государства более чем солидное финансирование. По всей стране строятся исторические парки с постоянными экспозициями под названием «Россия — моя история». «Москва начала создавать инфраструктуру для войн памяти относительно поздно. В это время в Восточной Европе уже давно действовали самые разные институты национальной памяти, которые в основном преподносили тот или иной народ как жертву Германии и Советского Союза», — говорит историк Алексей Миллер из петербургского Европейского университета. По его словам, Кремль со временем понял, что такая интерпретация истории имеет определенные политические последствия: «В первую очередь Польша и прибалтийские государства таким образом хотели объяснить странам Западной Европы, почему нынешнюю Россию нужно воспринимать как угрозу. Кстати, польские политики утверждают, что строительство газопровода „Северный поток" — это новый пакт Молотова — Риббентропа. Это пример того, как исторические события используются в современной политике».
Петербургский историк видит связь между нынешним витком российско-польской исторической войны и уже упомянутой резолюцией Европейского парламента, принятой в сентябре прошлого года и осудившей попытки Кремля скрыть преступления сталинизма. «Кремль обеспокоил тот факт, что документ приняли почти единогласно. Против проголосовали только 66 депутатов из левых фракций. Если бы Москва не отреагировала, это сочли бы новой нормой», — сказал Миллер в интервью «Новой газете». Также он полагает, что участие самого Путина контрпродуктивно. «Когда ты находишься в состоянии войны (в том числе и „войны памяти"), ты, безусловно, думаешь о том, как нанести своему „противнику" удар поболезненнее. Но это тактические соображения. Но есть еще вопрос о том, как из войны выходить. До сих пор у президента оставалась возможность тактического маневра. Он был вне этой борьбы. А теперь все намного сложнее», — полагает Миллер.
Историческая политика в европейском контексте не является чем-то исключительным. Просто в последнее время никто ею не пользовался, да еще так же активно, всецело на нее полагаясь, как поляки и русские.
Внутри страны о ней вспомнили, к примеру, испанцы, развернувшие дискуссию о бывшем диктаторе Франсиско Франко, останки которого социалистическое правительство распорядилось вывезти с мемориала в Долине павших и захоронить. Венгерское правительство премьера Виктора Орбана все время ссылается на историю и былые размеры Венгрии. В этом году там будут отмечать сотую годовщину Трианонского договора, который в глазах подавляющего большинства венгров воплощает неисправимую трагедию, так как лишил их огромных территорий. К исторической политике прибегали и греки во время кризиса еврозоны и споров с Германией, когда они ссылались на нацистскую оккупацию.
В Чехии историческая политика — явление почти незнакомое. Скорее всего потому, что большинство чехов весьма равнодушно относятся к своей современной истории, поэтому политики не могут воспользоваться ею как мобилизационным фактором так же, как, например, в Польше или России.