«Между двух огней» — так называется книга Джошуа Яффы, которой посвящена эта рецензия (Between two fires, by Joshua Yaffa, Tim Duggan Books).
Люди, которые посвящают себя помощи несчастным, не всегда вознаграждаются любовью со стороны людей благополучных. Такие доброхоты для благополучного обывателя — это совсем ему не нужные уколы совести. Даже набожность со стороны таких неспокойных благотворителей может быть несколько раздражающей. Тем не менее, когда она была в зените своей деятельности по помощи московским бездомным, Елизавета Глинка была разом и вдохновляющей на благородные действия, и просто приятной для окружающих женщиной. Филантропка с медицинским уклоном, она сформировала свой собственный стиль помощи, который был разом и практичным и деликатным. Он проявлялся во всех ее действиях, занималась ли она эвакуацией людей, вынужденных ночевать на московских вокзалах, или посещала стариков, обреченных без нее на смерть в одиночестве без какой-либо помощи в собственных квартирах. Доктор Лиза могла и умасливать инертных бюрократов, заставляя их побыстрее помогать беспомощным людям, и лично уменьшать страдания самих беспомощных. Она честно признавалась, что жила в страхе смерти — и смерть настигла ее три года назад. Она погибла в самолете, который вез посетителей и помощь российскому гарнизону в Сирии. Самолет рухнул в Черное море.
Человеческие истории, которые рассказывает Джошуа Яффа в своей книге, делятся на истории отказа и преодоления, с одной стороны, и компромисса с путинской Россией — с другой. И среди всех этих историй случай Елизаветы Глинки — самый яркий. В ее биографии, подробно прослеженной мистером Яффой, американским журналистом, писавшим для журнала Economist, наступил крутой поворот в 2014-м году, когда поддержанные Россией боевики устроили свое восстание на Украине. Она начала организовывать эвакуацию детей, многие из которых были ранены во время боевых действий. При этом Глинка прагматично поддерживала контакты с обеими сторонами конфликта. Но ее аполитичный подход, основанный на здравом смысле, оказался эффективным лишь в Москве. На поле боя он повлек за собой моральный ущерб для нее. И вот в чем он состоял.
По мере того, как действия Глинки обретали общероссийский масштаб, росли и ее связи с российской элитой. И ей пришлось повторять сказочки насчет того, что Кремль не несет ответственности за тот кошмар, который только начинает развертываться на Украине. Мощные связи Глинки, включавшие контакт с самим Путиным, помогали в ее гуманитарной работе. А чиновники пытались покупаться в лучах ее славы и морального авторитета. Ее давнишние либерально настроенные почитатели моментально отвернулись, решив, что она продалась правителям страны. А сами эти правители, когда она погибла, горько оплакивали ее смерть и даже объявили ее кем-то вроде святой. Старые же либеральные друзья оплакивали ее гибель с элементом сожаления: по их чувствованиям, она могла быть хорошим человеком, но ее биография, с их точки зрения, была неисправимо подпорчена связями с не теми людьми.
Все из прекрасно рассказанных и связанных друг с другом историй в книге господина Яффы описывают людей, чьи связи с российским руководством располагаются на линейке между вызовом этой власти и расчетливым компромиссом. Среди персонажей книги — Кирилл Серебренников, помещенный под домашний арест. Есть в книге предприимчивый директор зоопарка в Крыму, который после аннексии полуострова ожидал легкой жизни. В итоге этот директор поссорился с новыми русскими властелинами Крыма. В другом раскрывающем множество истин интервью господин Яффа разговаривает с женщиной-директором бывшего трудового лагеря-колонии в Перми, который стал музеем политических репрессий. Она объясняет Яффе, почему вместо кричащего предупреждения против возвращения тоталитаризма-сталинизма, который поддерживает Яффа, она меняет экспозицию в пользу более нюансированного, уважительного отношения к советскому прошлому. Дама-директор при этом убеждает не только Яффу, но и самого себя — хотя бы потому, что альтернативой этому более спокойному взгляду на прошлое может быть закрытие объекта. Так же, как и Глинка в конце ее жизни, директор музея идет на компромисс по утилитарным соображениям.
Некоторые идут на компромисс неохотно, другие проявляют явную добрую волю к нему. Один из собеседников господина Яффы — телебосс Константин Эрнст. Этот человек, поведя свободную, мягко-богемную молодость на телевидении девяностых, теперь бросил свои кинематографические таланты на то, чтобы поддерживать имидж господина Путина как обладающего сильной волей правителя России, спасшего ее от многих бед, что совершенно неправильно. Некоторые западные читатели, возможно, хотели бы от мистера Яффы более морально целостных героев, которые бы сохраняли высокоморальную позицию до конца, какую бы цену ни пришлось платить за такую позицию.
Тем не менее Яффа предлагает один портрет такого человека, который полностью соответствует этой категории героев — это инакомыслящий, диссидентский православный священник отец Павел Адельгейм. К сожалению, его убил в 2013-м году психически ненормальный человек.
Во дни своей юности Адельгейм вынес многое во имя своей христианской веры. Он был сослан в исправительные лагеря за то, что имел антисоветские мнения. Там, в лагере, в результате несчастного случая он потерял ногу. Потом Адельгейм узнал, что донес на него товарищ по семинарии, который впоследствии сделал хорошую карьеру как дипломат. Рассказывая историю жизни Адельгейма, мистер Яффа умудряется таким образом представить свое британское видение новейшей истории Русской православной церкви. От состояния «на грани жизни и смерти» при коммунизме до нынешнего никуда не годного «соработничества» с государством. Позади остался период процветания в условиях вновь обретенной свободы в конце советского периода.
Адельгейм предстает как противник любого симбиоза, любого сближения церкви с государством. В частности, он поставил под вопрос жестко авторитарные структуры священноначалия внутри церкви, которые стали зеркальным отражением светского режима. Эта точка зрения Адельгейма вызвала возмущение епископа, который стоял над ним в церковной иерархии в северо-западной России. В результате этот священник обнаружил себя пониженным в должности и изолированным, хотя его паства по-прежнему им восхищалась. Некоторые его сторонники даже называли его «последним свободным священником» в России, считая всю церковь несвободной. При всем нашем сочувственном отношении к этой точке зрения, такая полная дискредитация церкви все-таки является упрощением идущих в церкви процессов. Не все священники для потеряны для дела свободы хотя бы потому, что в прошлом году 200 священников подписали петицию с протестом против задержаний людей, которые приняли участие в прозападных антиправительственных демонстрациях в прошлом году.
В целом к сильным сторонам книги мистера Яффы нужно отнести то, что он в целом избегает упрощения. Даже в тех случаях, когда он описывает людей, стремящихся к циничным привилегиям от власть имущих, картина у него никогда не выходит вполне темной. А когда он рисует героев, они у него никогда не выходят совсем лишенными недостатков. Именно так и обстоят дела в человеческой жизни в целом — а в России в особенности.