Конфликт сняли с паузы?
В четверг, 27 февраля, на встрече с председателем Коллегии Евразийской экономической комиссии Михаилом Мясниковичем, к лексикону публичных заявлений президента Белоруссии добавилось словосочетание «понуждение к интеграции». 14 февраля Лукашенко впервые произнес публично слово «инкорпорация». Оно прозвучало апогеем возмущения Лукашенко предлагаемыми Россией условиями — цены на нефть в обмен на глубокую интеграцию. «Они понимают интеграцию как поглощение Белоруссии. Это не интеграция! Это инкорпорация! На это я никогда не пойду», — сказал белорусский лидер, пригрозив начать забирать нефть из транзитной трубы, чтобы «выйти на согласованные с Россией объемы в 2 миллиона тонн в месяц».
Эта угроза, по оценке политолога Артема Шрайбмана, стала самым серьезным повышением ставок в нефтяном конфликте, и ее осуществление означало бы возвращение в середину нулевых и полноценную нефтяную войну. «Ну хоть какое-то движение вперед», — так 21 февраля Лукашенко прокомментировал «неожиданное предложение» Путина «компенсировать потери Белоруссии от налогового маневра, которые в этом году могут составить до 300 миллионов долларов, в том числе за счет премий компаниям». В этот же день на встрече с послом Белоруссии в России Владимиром Семашко Лукашенко заявил о сумме потерь в 430 миллионов долларов. И в этот же день пресс-секретарь Путина Дмитрий Песков заявил, что «не может быть и речи» о том, чтобы кто-то навязал российским компаниям невыгодные условия поставок нефти. «Мы ничего не готовим. (…) Ничего не знаю. Если это премия нефтяным компаниям, то это надо нефтяные компании спросить», — так 26 февраля заявление Лукашенко прокомментировал замглавы Минфина РФ Алексей Сазонов.
Схему предполагаемых расчетов излагает госчиновник министр энергетики РФ Александр Новак: российская сторона предложила Белоруссии снижать премии по ценам на поставляемую нефть примерно на 2 доллара за 1 тонну каждый год, то есть пропорционально снижению экспортной пошлины. Этот подход учитывает снижение экспортной пошлины, отметил Новак, указав, что такой вариант компенсирует эффект российского налогового маневра для Белоруссии — частично. Такая последовательность и логика заявлений — классика жанра белорусско-российских отношений в течение всей интеграционной игры. На какой сумме компенсаций стороны сойдутся и сойдутся ли, на момент написания этого текста не сообщается.
Про «хоть какое-то движение вперед» Лукашенко заявил после длительной паузы в переговорах, в которых стороны, казалось бы, решительно не настроены на компромисс. Напомним, что без подписанных контрактов на поставки нефти из России начался для Белоруссии 2020-й год. И это — последствие отказа Минска от углубления интеграции на российских условиях. Все заключенные с января и по сей день контракты на поставки нефти в Белоруссию и близко не обеспечивают страну заявленным желаемым объемом — 24 миллионами тонн в год. Столько могут переработать два белорусских НПЗ, и эта цифра фигурирует в индикативном балансе — документе, подписанном в начале декабря 2019 года министерствами энергетики РБ и РФ. И именно на него ссылается Лукашенко как на договор, который Москва должна выполнять.
Между тем его российские визави обращают внимание на то, что без подписанных контрактов с нефтяными компаниями сам по себе индикативный баланс Россию ни к чему не обязывает. Ряд аналитиков говорят о том, что Белоруссия проиграла вчистую последний нефтяной спор. Но, во-первых, он еще не закончился. А во-вторых, как сказал Delfi директор минского Института политических исследований «Палітычная сфера» и научный сотрудник каунасского Университета Витовта Великого Андрей Казакевич про отношения РБ и РФ: «Это постоянная борьба за пересмотр условий. Длительный бесконечный судебный процесс, в котором каждая сторона выдвигает свои требования, потом от них отказывается, далее заключают локальный компромисс, после чего выставляют новые требования, и так до бесконечности. Очень сложно говорить о выигравших и проигравших. Хотя бы потому что у таких как бы побед есть разные измерения. Какая-то локальная победа или передышка в течение года может обернуться поражением в перспективе 3 или 5 лет. Как это часто и происходило».
Нынешний конфликт — «самый комплексный»
«Кризис доверия. Потому что накопилось. Российско-белорусские соглашения часто нарушали обе стороны», — отмечает координатор программы «Внешняя политика Белоруссии» Совета по международным отношениям «Минский диалог» Денис Мельянцов. Яркий выход кризиса в медийное пространство, причем одновременно в разных интеграционных сферах, политолог объясняет назревшей необходимостью пересмотреть и институциализировать процесс интеграции: с середины 90-х она развивалась как система соглашений, часто непубличных, нужны детально прописанные прозрачные правила игры. С декабря 2018 года и по сей день, по оценке Мельянцова, мы наблюдаем самый комплексный конфликт между Россией и Белоруссией. Кремль заинтересован в переводе двусторонних отношений на рыночную основу, и при этом сохранении Белоруссии как военно-политического союзника, но удешевлении его поддержки. Минск настаивает на выполнении Москвой ранее взятых на себя обязательств — выйти на равнодоходные цены, единый рынок энергоносителей в рамках Союзного государства. А то, что многие называют субсидиями, воспринимает как плату за услуги в рамках военно-политического союза. Российские переговорщики, полагает Мельянцов, уже поняли, что Белоруссия быстро не сдастся, и ставить вопрос ребром — объединение в обмен на сниженные цены на нефть и газ — неэффективно.
Парадигма отношений РФ и РБ не меняется
Казакевич рассматривает все происходящее между РФ и РБ в конце 2019 года и начале 2020-го не как жесткое отстаивание Россией своей позиции, а как попытку проверить партнера на устойчивость — насколько далеко он готов зайти в своем противостоянии. При этом, полагает аналитик, РФ не исключала вариант половинчатого решения. Наиболее вероятным сценарием, по его мнению, будет компромисс, который не устроит в полной мере ни Минск, ни Москву, но позволит стабилизировать на какое-то время двусторонние отношения, взять передышку во избежание острого кризиса.
Объясняя причину нестабильности отношений Минска и Москвы, Казакевич напоминает, что с момента прихода Лукашенко к власти в 1994 году они строились на краткосрочных договоренностях и регулярных попытках передоговориться. Обе стороны всегда хотели получить что-то бОльшее. Россия — политические дивиденды, сильные позиции в регионе, привязать Белоруссию к своей внешнеполитической орбите или даже включить в состав РФ. Для Белоруссии отношения с РФ — это чисто бизнес, желание максимальных финансовых выгод. Три темы имеют существенное значение: нефть, газ и доступ белорусских товаров на российский рынок.
«Нынешний ход событий — Минск заявляет одно, Москва отказывается, потом частично подтверждает, объясняет, что речь идет об отдельном механизме, а не просто о какой-то компенсации, — все это абсолютно обыденно для непрозрачных белорусско-российских отношений. В них много игры на публику, не способствующей установлению устойчивых долгосрочных правил двустороннего взаимодействия», — отмечает Казакевич. По его наблюдению, Россия многократно пыталась сломать логику отношений с Белоруссией и вывести их в другой формат: «Но схемы не работали. Что-то меняется, усиливается экономическая составляющая в этих всех спорах, а политическая выходит на второй план. Не вижу слома парадигмы».
Возможно ли принуждение Белоруссии к интеграции гибридным не мирным способом?
О давлении России на Белоруссию — вплоть до военного сценария принуждения к интеграции — говорят зарубежные политики, аналитики и госчиновники. И для какой-то части белорусских политиков, интеллектуалов, публичных людей, полагает Казакевич, важно обозначить проблему — на их взгляд, это возможно: «Обсуждение может минимизировать такой сценарий. Это часть дискуссии о белорусско-российских отношениях, и это естественная логичная реакция белорусского общества в ситуации конфликта и давления, если речь идет о России, способной на резкие и агрессивные действия во внешней политике».
Сам же Андрей Казакевич скептически оценивает военный сценарий. По его мнению, он финансово затратный (помимо всего прочего, в лучшем для России случае она получит в лице Белоруссии нелояльный регион, который надо будет заливать деньгами) и чреват политическими издержками — дополнительными санкциями Запада и усилением внешнеполитической изоляции России: «Если бы Белоруссия требовала денонсации договора о Союзном государстве или выхода из ОДКБ, наверно, можно было бы об этом говорить. Но пока все происходит в приемлемом для России коридоре. Силового решения проблем в белорусско-российских отношениях я не вижу».
Похожее мнение в интервью Delfi высказывает и Денис Мельянцов: «Военный сценарий могу вообразить только в одном случае — если Белоруссия выходит из военного союза с РФ, соберется вступать в НАТО и размещать на своей территории западные военные базы. Россия расценит это как угрозу своей безопасности. Как в случае Украины и Крыма — критически важного для контроля над Черным морем. В головах российских стратегов такой сценарий может выплыть, если они увидят, что так называемый белорусский балкон (территория Белоруссия) уплывает у них из рук, и остается оголенным Калининградский эксклав».
Но Белоруссия не ставит задач ни вступать в НАТО, ни размещать у себя базы альянса, ни даже публично не говорит о том, что собирается требовать от РФ платы за военные объекты. Поэтому для Москвы вводить сюда войска или проводить какую-то военную операцию — себе дороже, и речь не только о деньгах, полагает Мельянцов. По его мнению, говорить о военном сценарии принуждения Белоруссии к интеграции — значит идти на поводу «у соблазна сравнивать украинскую ситуацию 2014 года и нынешнюю белорусскую. Но это совершенно разные планеты, — если оценивать тогдашнюю боеспособность украинской армии, гомогенность настроений украинцев и белорусов».
В Белоруссии, продолжает свою аргументацию политолог, «достаточно боеспособная армия, что признают и российские военные эксперты»: «Здесь есть вертикаль власти, которая, конечно, даст приказ Белоруссию защищать, и верные присяге белорусские военные обязаны выполнять приказ. В том, что он будет отдан и выполнен, — у меня мало сомнений. Такой ситуации как с Крымом здесь в принципе не может повториться. Россия, конечно, имеет достаточный военный потенциал для реализации войсковой операции против Белоруссии, но у Белоруссии есть свои средства военного сдерживания. В экспертной среде мы шутим о том, что 40% территории Белоруссии покрыто лесом, и есть партизанские традиции, поэтому вряд ли для России это будет простая операция, но в любой шутке есть доля шутки. Судя по тому, что у нас постоянно идут тренировки и межведомственные многочисленные учения территориальной обороны, сил спецопераций, явно Беларусь готовится ко всяческим сценариям. И российские военные специалисты (не те, кто выдает публично политический анализ, а именно военные) не могут этого не знать и не оценивать их реальные и потенциальные потери России. Вполне вероятно, что от военного сценария в Белоруссии будет гораздо больше минусов, чем плюсов».
Имидж России на международной арене сегодня трудно испортить, констатируют собеседники Delfi. И хотя история свидетельствует о возможности самых неожиданных поворотов, отмечает Мельянцов, судя по соцопросам в РФ, военный сценарий принуждения Белоруссии к интеграции с очень высокой долей вероятности повернет российское общественное мнение, скорее, за Беларусь. Ссылаясь на оценки разных экспертов, Мельянцов отмечает, что, помимо множества рисков и непредсказуемости военного сценария, он очень дорог: «Только чтобы удерживать и контролировать такую территорию как Белоруссия, нужно от 100 до 200 тысяч военных регулярной армии. Потому что, скорее всего, будет партизанская война, пусть и очаговая». Все эти доводы, по мнению эксперта, дают основания полагать, что «такие сценарии являются неэффективным методом воздействия на Белоруссию».
«Тем более, если задача — принуждение к интеграции. Для повторения крымской или донбасской операции, навязывания гибридного конфликта должна быть существенная внутренняя дезорганизация, хоть какая-то социальная база, революционная ситуация, затрагивающая значительное количество белорусских граждан. Но пока этого нет, в Беларуси даже нет пророссийских серьезных политических сил, хотя РФ давно могла бы создать здесь что-то на всякий случай», — говорит эксперт. Не ложатся эти сценарии на Белоруссию, полагает Денис Мельянцов. Ему представляется, что их обсуждение — в рамках психологических информационных операций, и рассматривать их имеет смысл как элемент информационной войны.