The New York Times (США): настоящая российская история в американской политике

Сходство между политической культурой Путина и нашей собственной

Читать на сайте inosmi.ru
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Существует ли сходство между политической культурой России и США? Американский журналист пытается ответить на этот вопрос, опираясь на книгу российского социолога Юрия Левады «Человек лукавый: двоемыслие по-российски».

Москва — Американский политический класс вновь оказался подвержен влиянию России, и он пытается понять, кому Кремль может отдать предпочтение на предстоящих президентских выборах в Соединенных Штатах — Дональду Трампу, Берни Сандерсу или им обоим.

Мне, как американскому журналисту, живущему в Москве с 2012 года, эта тема кажется намного менее интересной по сравнению с темой сходства между политической культурой России и нашей собственной.

Недавно я снова вернулся к статье, написанной известным российским социологом Юрием Левадой, под названием «Человек лукавый: двоемыслие по-российски». Эта статья представляет собой попытку Левады понять, почему так много патологий советской эпохи — склонность к двоемыслию, а также адаптивная, приспособленческая реакция на решения властей — настолько прочно закрепились в современной России. С точки зрения Левады, человек лукавый «не только терпит обман, но готов обманываться». Как пишет Левада, человек лукавый «постоянно нуждается в самообмане для того же самосохранения».

Последние несколько лет, руководствуясь теорией Левады о человеке лукавом, я подробно изучал то, как многие ярчайшие фигуры российского общества — телепродюсеры, работники гуманитарных организаций, руководители театров, православные священники — шли на компромисс с самими собой и приспосабливались к требованиям государства. В основе некоторых из тех компромиссов лежали корысть и эгоизм. Однако многие руководствовались мотивами, которые были вполне понятными и даже вызывали восхищение.

Пока я рассказывал их истории, я быстро утратит веру в иллюзию о том, что, если бы я оказался в сходных условиях, я обязательно поступил бы иначе. Между тем я долгое время находился под властью другого заблуждения: что в этих компромиссах было нечто самобытно российское, что они представляют собой неизбежный результат того, как путинское государство захватило полный контроль над политикой, бизнесом и жизнью общества.

Теперь все изменилось. Проведя достаточно продолжительный период времени в Соединенных Штатах, я теперь четко вижу, что описанное Левадой «лукавство» стало неотъемлемой чертой многочисленной и продолжающей увеличиваться прослойки в американской политике эпохи Трампа.

Самый наглядный пример этого можно было наблюдать в ходе слушаний в Сенате в рамках процедуры импичмента, на которых республиканцы превратились в телохранителей и апологетов Дональда Трампа. Некоторые из них, в том числе Линдси Грэм (Lindsey Graham) и Митч Макконнелл (Mitch McConnell), уже давно произвели свои лукавые расчеты и сделали все возможное, чтобы телеграфировать свою преданность Трампу еще до начала слушаний в Сенате. Другие, такие как сенаторы Ламар Александер (Lamar Alexander) и Лиза Мурковски (Lisa Murkowski), разыграли пантомиму разумных рассуждений, прежде чем снова скатиться к безоговорочной поддержке Трампа. Цена отрицания лукавства стала очевидной, когда председатель Союза американских консерваторов Мэтт Шлапп (Matt Schlapp) заявил, говоря о Митте Ромни (Mitt Romney), что он будет «опасаться за его физическую безопасность», если этот принципиальный сенатор вдруг появится.

На компромисс пошли не только политики. Многие религиозные лидеры начали поддерживать Трампа, позиционируя его как добродетельную и даже божественную фигуру. Джерри Фолуэлл (Jerry Falwell), глава Университета свободы, объяснил в 2018 году, что из «милых парней» получаются хорошие религиозные лидеры, но «Соединенным Штатам нужны уличные бойцы». В 2016 году евангелический теолог Уэйн Грудем (Wayne Grudem) написал эссе под названием «Почему голосовать за Дональда Трампа — это правильный в нравственном отношении выбор» («Why Voting for Donald Trump is a Morally Good Choice»). В этом эссе говорилось о том, что Трамп как президент может привнести: ограничения на аборты, расширение прав христианских школ и владельцев бизнеса. А импичмент, как в ноябре заявил миссионер Франклин Грэхэм (Franklin Graham), был сродни «неправедной инквизиции».

Джон Болтон (John Bolton) стал показательным примером того, как лукавство работает в эпоху Трампа. Бывший советник Белого дома по вопросам национальной безопасности отказался дать показания в конгрессе по собственной воле, потом разместил самые важные факты в ставшей для всех неожиданностью книге откровений, затем снова заговорил о том, что, возможно, он даст показания, после чего он вновь сменил курс и во время выступления в университете Дьюка в феврале сообщил всем заинтересованным сторонам: «Вам понравится глава 14». Как написал Левада в своей статье, человек лукавый «использует в собственных интересах существующие в ней [социальной действительности] „правила игры", и в то же время — что не менее важно — постоянно пытаясь в какой-то мере обойти эти правила». Это и делал Болтон, который стремился источать верность системе, одновременно пытаясь найти способы перехитрить и ослабить ее, если ему лично это было выгодно.

Но не все проявления американского лукавства настолько открыто циничны. Как и в России, чаще всего такой выбор выглядит оправданным и даже, возможно, достойным одобрения. Довольно трудно спорить с теми, кто принял предложение работать в администрации Трампа и федеральных агентствах на том основании, что они были способны изменить политику США по каким-то конкретным вопросам или как минимум предотвратить армагеддон. Пока я наблюдал за парадом свидетелей, выступавших на слушаниях Палаты представителей в рамках процедуры импичмента, я ловил себя на мысли, что горжусь профессионализмом таких чиновников, как посол Билл Тейлор (Bill Taylor) и полковник Александер Виндман (Alexander Vindman). Если им потребовалось проявить некоторое лукавство, чтобы остаться на своих должностях, тогда, вполне возможно, некоторый компромисс действительно имеет смысл. То же самое касается врачей и ученых в Центрах контроля и профилактики заболеваний, которым пришлось несколько откалибровать свои публичные заявления касательно реальной и растущей угрозы со стороны коронавируса на фоне требований президента преуменьшать угрозу.

Все это напомнило мне о таких российских деятелях, как Елизавета Глинка или Доктор Лиза, которая стала пионером в реализации программы медицинской помощи безнадежно больным людям в России. В 2014 году, когда на востоке Украины началась война, она почувствовала свою обязанность помочь жертвам, особенно детям, оказавшимся под перекрестным огнем. Чтобы сделать это, она обратилась за помощью к тем самым людям, которые несли непосредственную ответственность за разжигание той войны, — к Путину и чиновникам Кремля.

Возможно, кто-то осуждал ее решение пойти на компромисс с Кремлем, однако тот компромисс позволил ей оказать ощутимую помощь множеству больных и раненых детей, которые, если бы она не вмешалась, попросту остались бы без лечения, находясь в зоне боевых действий. Мне было трудно осуждать Глинку, несмотря на осознание того, что компромиссы, подобные тому, на который пошла она, как раз и обеспечивают долголетие системы Путина. Кроме того, я не мог не сравнить тот тяжелый компромисс, на который пошла Глинка, с положением Сары Фабиан (Sarah Fabian), юриста Госдепартамента США, которая в июне прошлого года отстаивала в суде то, как администрация Трампа обошлась с детьми задержанных мигрантов. Фабиан утверждала, что мыло, зубные щетки и кровати не входили в перечень обязательств правительства по обеспечению «безопасных и санитарных условий».

В России последствия отказа пойти на компромисс зачастую очевидны: достойные похвалы устремления остаются нереализованными, карьера заходит в тупик, а, если ставки по-настоящему высоки или вам очень не повезло, вас ожидает чрезмерно назойливое внимание со стороны полиции и судов. Но в Америке — по крайней мере пока — доступно гораздо больше вариантов. И именно поэтому так страшно наблюдать за подобным лукавством внутри США и за тем, как охотно и быстро мы поддаемся — не тогда, когда другого выбора попросту нет, а тогда, когда число вариантов огромно, но человек лукавый выбирает для себя самый простой и самый выгодный вариант.

Человек может с легкостью решить не брать взятку или не платить ее — в каком-то конкретном случае или в принципе, — однако это приведет к уменьшению власти, богатства, утрате доли комфорта или привилегий. Некоторым людям крайне трудно противостоять таким искушениям. Другие убеждают себя, что, идя на компромисс в этот раз, они смогут сделать нечто полезное потом. Невозможно повлиять на ход игры, если вы не находитесь на поле, скажут некоторые, — и такую логику не стоит считать совершенно ошибочной. Опасность заключается в том, что, как предупреждал Левада, такое лукавство быстро превращается в само-закрепляющуюся спираль, когда выдвигаемые человеком лукавым оправдания и отговорки способствуют более глубокому укоренению этих патологий.

Левада умер в 2006 году, будучи крайне опечаленным перспективами того, сможет ли его страна преодолеть культуру лукавства. Читая его статью сейчас, спустя почти 15 лет, я не могу не задумываться о перспективах моей собственной страны.

Джошуа Яффа — корреспондент журнала New Yorker, автор книги «Между двух огней: правда, амбиции и компромисс в путинской России».

Обсудить
Рекомендуем