Олег Ефимович Мордкович провел в яме почти тысячу дней. В потайную нору в подвале его спрятала незнакомая крестьянка, которая, несмотря на то, что видела его впервые, рискнула жизнью ради этого маленького еврейского мальчика, которому еще не было и трех лет. Немцы оккупировали район и убили тысячи его жителей. Большинство из них были евреи, в том числе и родители Олега. Сейчас не проходит и дня, чтобы он мысленно не возвращался в ту украинскую деревню. Над головой — облака. Дым плывет, как хлопок. Его гладят грубые руки, и женский голос шепчет: «Потерпи, потерпи».
Он рассказывает свою историю, как мантру. «Я родился в 1939 году в поселке Дашево. Мой отец был известным врачом, а мать — балериной. Они были из Москвы. Когда началась война…». У него блестящие седые волосы и внимательный взгляд. Сегодня Олег Ефимович Мордкович является руководителем «Московской общественной организации евреев — бывших узников гетто и концлагерей» и передает молодому поколению урок, который ни в коем случае нельзя забыть. «Ксенофобия и антисемитизм приводят к хаосу. Если не контролировать их, может случиться новый Освенцим», — говорит он.
Падают пушистые хлопья снега, и он кутается в свое черное суконное пальто. Мы стоим перед строгим памятником героям сопротивления в нацистских лагерях и гетто в Еврейском музее в Москве. Олег Ефимович рассказывает, что его родители переехали на Украину, и там их застало начало Великой отечественной войны. Его отец, Ефим, был мобилизован в качестве военного врача. Мария, его мать, которая говорила по-немецки, работала переводчиком для Красной Армии. Оба они были убиты в 1943 году. Олегу было два с половиной года, когда немцы забрали его мать. Он сам до сих пор не понимает, как очутился в поле. Один. Возможно, Мария оставила его там в надежде на чудо. «Меня нашел священник. Он сразу понял, что я сын доктора Мордковича, и оставил меня на попечение соседки. Наталья Федоровна Бондарь была пожилой женщиной и работала в поле. Она скрывала меня в подвале своего дома, пока Красная Армия не освободила нашу деревню», — рассказывает он.
За время войны немецкая армия и пособники нацистского режима уничтожили около 18 миллионов человек — мирных жителей, советских военнопленных, цыган, инвалидов… — и в том числе шесть миллионов евреев. «Мужчины, женщины, старики, дети, которые, как и я, были будущим нации. Все стали жертвами жестокого насилия», — говорит Олег Ефимович с содроганием. «Я не понимаю, как это было возможно. Немецкая нация была такой цивилизованной. У нее были ученые, писатели, архитекторы. Умные люди, которые стали бесчеловечными под одурманивающим воздействием пропаганды».
Бабушка и дедушка Олега отыскали его уже после окончания войны. Годы вынужденного заточения в подвале не могли не оставить серьезных последствий. Олег почти не мог ходить, был очень слаб и умел говорить по-украински только несколько слов. «Никто не читал мне книг и не рассказывал сказок. Со мной никто не общался, и мне было трудно понимать слова других людей. Тогда началась моя реабилитация. Это было очень трудно. Помню, моя бабушка в течение полугода кормила меня котлетами, потому что это было единственное, что я мог есть», — улыбается Олег Ефимович. Он осторожно открывает синюю папку. В ней лежит его фотография с родителями: мать в шляпке с цветочками; а он сам в костюмчике моряка. Также в папке лежит какое-то письмо и несколько листов, исписанных острым почерком его отца.
Олег Мордкович в то время был подростком и по-прежнему хотел стать врачом. И так как наличие опыта гарантировало преимущество при поступлении в университет, он начал работать в морге. Затем он сделал карьеру нефролога, зная, что для него как еврея более престижные области медицины будут закрыты.
Еврейские корни в течение долгих десятилетий не позволяли ему говорить о своем прошлом. Только в 90-е годы он получил возможность основать ассоциацию выживших после Холокоста. «Мы все боялись рассказывать о том, как мы скрывались и находились в концлагерях, боялись показывать всему миру наши психологические раны… Мы чувствовали, что живем ради нас самих и ради тех, кто умер», — говорит он в своем кабинете рядом со столом, на котором лежат груды пирожков, свежей клубники, стоят черный кофе и ликеры.
Сначала в организации состояло почти 500 человек. Сейчас осталось 150. «Нас становится все меньше и меньше. Во многих странах все чаще отрицают Шоа», — печально говорит Олег Ефимович. В России значительно сократились открытые нападения на еврейскую общину, которая заметно уменьшилась. Сейчас много евреев работает в бизнес-среде, некоторые есть даже в окружении Владимира Путина. Однако ненависть и расизм никуда не исчезли. Специалисты утверждают, что теперь они в основном направлены на выходцев с Кавказа или из Средней Азии. А антисемитизм сейчас находится «в латентной форме», отмечает Олег Мордкович. По данным опроса, проведенного в 2019 году Нью-Йоркской Антидиффамационной лигой, национальные стереотипы наиболее распространены среди населения Центральной и Восточной Европы: более 70% украинцев и венгров, 56% поляков и 50% россиян считают, что «евреи имеют слишком большую власть в финансовом мире».
Олег Ефимович безуспешно пытался выяснить у бабушки, что случилось с той женщиной, которая в темноте прошептала ему: «Потерпи!». Десять лет назад среди книг покойного деда он нашел благодарственную грамоту, выданную на имя Натальи Федоровны Бондарь за его спасение. И свое свидетельство о рождении. Олег Ефимович решил отправиться на свою малую родину. Там ему рассказали, что женщина скончалась в 1957 году, без семьи, но что ее дом все еще стоит. Он пришел туда. В этот холодный, темный подвал. Тогда же он случайно встретил того священника, который нашел его в поле.
В 2012 году израильский центр «Яд ва-Шем» присвоил Наталье Бондарь почетное звание Праведника народов мира. Это звание присваивается тем людям, которые рисковали своей жизнью, чтобы спасти евреев во время Холокоста. «Она проявила невероятную смелость. Сильная и честная женщина. Ее случай исключительный, но Шоа произошло именно потому, что, когда вспыхнула волна ненависти, когда начали убивать людей за то, что они принадлежали к определенной религии, нации или этносу, многие наблюдали за этим с равнодушием. К десяти заповедям следовало бы добавить еще одну: не оставайся равнодушным».