The National Interest (США): почему опасно делать из России государство-изгой

Читать на сайте inosmi.ru
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Рапалльский договор между Советским Союзом и Веймарской республикой был подписан 16 апреля 1922 года в ходе проведения экстренной конференции в Генуе. Автор статьи сравнивает положение Германии, которая попала тогда в объятия Советского Союза, и вынужденную зависимость современной России от Китая.

Переломный момент в отношениях между Россией и Западом, который часто упускают из виду и неверно трактуют, случился в апреле 1922 года в итальянском городе Рапалло. Именно там, на берегу Лигурийского моря, Рапалльский договор был подписан двумя недавно созданными государствами, Советским Союзом и Веймарской республикой. И тот договор оставил неизгладимый след на будущем всей Европы.

Для многих Рапалльский договор ассоциируется в первую очередь с тайным соглашением о сотрудничестве между Красной армией и ослабевшей военной машиной Германии, которая начиная с 1914 года проехалась бульдозером по Европе. Подписав этот договор, стороны отказались от всех территориальных и финансовых претензий друг к другу, ставших следствием Брест-Литовского и Версальского договоров — последний фактически переложил всю вину на Германию. Хотя именно Версальский договор чаще всего фигурировал в контексте теории об «ударе в спину», пропагандируемой Гитлером в течение следующих 10 лет, вполне вероятно, что Рапалльский договор, подписанный тремя годами позже Версальского договора, оказал не менее серьезное воздействие на Германию в период между двумя мировыми войнами.

Как писал американский дипломат Джордж Кеннан (George Kennan) в своей книге «Россия и Запад», с точки зрения Советского Союза, его стратегическая задача в Рапалло заключалась в том, чтобы отделить Германию от западных союзников и подписать с ней отдельное дипломатическое соглашение. Выполнив эту задачу, советское руководство могло бы приступить к достижению его основной идеологической цели — попытаться загнать немцев под иго международного коммунизма. В частности, советский Коминтерн мог бы начать свою подрывную деятельность, внедряя своих агентов в сообщества немецких социалистов, а Народный комиссариат иностранных дел воспользовался бы своими привилегиями, чтобы оказывать поддержку революционно настроенным пролетариям внутри Германии.

Таким образом, мстительность западных союзников, попытавшихся дипломатическими способами наказать Германию в Версале и Генуе, непроизвольно подтолкнула немцев прямиком в объятья Советского Союза. В результате подписание Рапалльского договора стало первой дипломатической победой советских властей. Тем не менее, намного более значимый урок, который можно извлечь из ситуации с Рапалльским договором, заключается в том, что своим презрительным отношением к Германии, связанным с ее ролью в Первой мировой войне, и своим беззастенчивым стремлением наказать немцев западные союзники заложили основы той насильственной реакционной обстановки, которая вскоре начала складываться в Веймарской республике.

Теперь, спустя почти 100 лет после подписания того договора и с учетом приближающихся президентских выборов 2020 года, было бы разумно вспомнить и проанализировать тот эпизод истории. Аннексия Крыма в 2014 году и вмешательство в американские президентские выборы в 2016 году, осуществленные российскими властями, обернулись призывами «наказать» Россию, регулярно звучавшими в адрес Соединенных Штатов и их западных союзников последние пять лет. Все это повлекло за собой введение против России целой серии многосторонних экономических санкций, которые в совокупности с падением мировых цен на нефть оказали непосредственное негативное влияние на российские финансовые институты, энергетический сектор и, следственно, на простых российских граждан.

Тем не менее, экономические издержки, с которыми столкнулась Россия, — это только один компонент. Закрепившийся за Россией статус государства-изгоя также повлек за собой вероятность возрождения российско-китайского военного альянса. Кроме того, резкая реакция американских левых на избрание Дональда Трампа на должность президента страны слилась с традиционными антироссийскими тенденциями в среде американских неоконсерваторов и породила обновленную культурную антипатию по отношению к России. Россия до сих пор находится за пределами международного сообщества, вынужденная заглядывать вовнутрь со стороны.

Вопросы, на которые до сих пор нет ответа, тесно связаны друг с другом: какова вероятность того, что после ухода Владимира Путина Россия сохранит за собой статус государства-изгоя, и что будущее может принести российской «суверенной демократии»? Как и сто лет назад этот вопрос необходимо рассматривать в контексте того, как противоборствующие глобальные идеологии — на этот раз народный суверенитет правого толка и либеральный интернационализм — будут эволюционировать в ближайшие 10 лет. Хотя вероятность того, что в ближайшем будущем Россия сделает выбор в пользу поистине гипернационалистической имперской программы, довольно мала, скорее всего, изоляция России будет расти, и разрыв между Востоком и Западом будет расширяться.

Западноевропейские страны и Россия должны искать возможности укреплять связи, которые объединяли их в рамках европейского товарищества и общности. Как писал известный историк-славист Мартин Малиа (Martin Malia), именно в форме континуума Западная Европа-Восточная Европа коллективные связи богатой культурной и интеллектуальной истории обретают приоритет над обидами и региональным геополитическим изоляционизмом, возникшим после окончания холодной войны. Должно начаться европейское пробуждение, в рамках которого западные страны вновь откроют для себя универсальное влияние трудов Достоевского, Толстого, Тургенева, Горького и других. Параллельно с этим Россия должна стремиться к усвоению новой традиции приверженности принципам универсальных прав и плюральности, которые пустили в России корни в 19 веке благодаря западному демократическому влиянию, но которые были утеряны в тоталитаризме 20 века.

Наконец, в Соединенных Штатах мы должны продолжать процесс перенастройки линз, через которые мы рассматриваем Россию. Для этого необходимо признать, что Россия не представляет для нас непосредственной военной угрозы. Эту мысль впервые сформулировал Джордж Кеннан (George Kennan) еще в период Второй мировой войны, когда он провел четкую грань между идеологической угрозой, исходившей от Советского Союза и Сталина, и военной угрозой со стороны Гитлера и нацизма. Если признать эту реальность, это поможет существенно снизить вероятность возобновления гонки вооружений между нашими двумя странами и притушить всеобщую тревогу, которой некоторые политики пользуются ради достижения своих целей. Во-вторых, мы должны сопротивляться желанию принять на веру ревизионистскую интерпретацию постмодернистского глобального порядка, а именно продвигаемую Владимиром Путиным концепцию «двухполярного» мира, согласно которой Соединенные Штаты находятся на одном геополитическом «полюсе», а Россия — на другом. Если и дальше придерживаться этой чрезмерно упрощенной концепции мира, это лишь укрепит тенденцию к объединению России и Китая в единую «ось зла» и в процессе повысит вероятность укрепления экономического, военного и дипломатического сотрудничества между ними.

Алекс Цивик — ассистент по специальным проектам в деканате частного исследовательского университета Кейс Вестерн Резерв (Case Western Reserve University) в Кливленде, штат Огайо.

Обсудить
Рекомендуем