Убийства начались 3 апреля 1940 года. В ту среду первый поезд из козельского лагеря для пленных польских офицеров прибыл на станцию Гнездово на западе России под Смоленском. Два дня люди провели в камерах вагонов для заключенных — подчас по 20 человек в одной камере, теоретически рассчитанной на шестерых.
Об этом первом поезде не сохранилось свидетельств выживших. Поэтому можно только предположить, что 3 апреля произошло то же самое, что и 30 апреля, когда Станислав Свяневич, капитан резерва польской армии, а по основной профессии — профессор экономических наук польского (до 1939 года) университета Вильны, прибыл на ту же станцию в одном из следующих поездов.
В своих опубликованных в 1976 году мемуарах он рассказал о том, что там видел. Поезд остановился в Гнездово. Станция была оцеплена солдатами советской тайной полиции НКВД. Небольшой автобус с закрашенными белой краской окнами задом подъехал к двери одного из вагонов, и сопровождавшие поезд сотрудники НКВД затолкали в автобус около 30 человек. Затем автобус отъехал.
Вдруг Свяневич услышал, как кто-то выкрикнул его имя. Полковник НКВД с «красно-сизым лицом мясника» сообщил ему, что он не поедет дальше с другими польскими офицерами. Профессор не знал тогда, что в последний момент избежал смерти и останется жить, потому что ни один военнопленный не смог бы рассказать, что произошло с мужчинами, которые оказались в автобусе.
Три года спустя тысячи уже довольно сильно разложившихся трупов были обнаружены в лесу под Катынью, в 3,5 километрах от станции Гнездово.
Расследования, проведенные созданной по инициативе главного гитлеровского пропагандиста Йозефа Геббельса, однако довольно серьезной международной комиссией, показали: часть из 4420 человек, трупы которых обнаружили в лесу, были убиты в подвале одного из домов отдыха НКВД, а остальных казнили прямо в лесу рядом с заранее вырытыми братскими могилами.
Судя по всему, убийцы действовали всегда одинаково: двое сотрудников НКВД держали обреченного на смерть человека, сзади подходил стрелок, приставлял к его затылку немецкий пистолет марки «Вальтер» калибра 7,75 миллиметра и нажимал на курок. Тело падало в яму. То есть, каждое убийство занимало меньше одной минуты. В период между 3 апреля и 19 мая 1940 года в Катыни и как минимум еще в пяти местах были убиты 22 тысячи польских офицеров и других представителей католической национальной элиты.
Это массовое убийство, символически носящее название небольшого леса под Смоленском, относится к величайшим военным преступлениям сталинского режима, общее число жертв которого выражается семизначной цифрой. Одновременно это преступление, как никакое другое, роднит Сталина с кровавой машиной национал-социалистического Третьего рейха.
Вероятно, так оно и было, учитывая традиционную враждебность между поляками и русскими, а также вторжение Красной Армии в страну, уже подвергшуюся нападению немецкого вермахта 17 сентября 1939 года. Кроме того, офицерский корпус состоял преимущественно из представителей польской буржуазии, настроенной однозначно антикоммунистически.
Берия предложил Сталину немедленно расстрелять всех военнопленных — без обвинения, судебного разбирательства и приговора. В тот же день Сталин одобрил предложение и распорядился, чтобы еще три члена политбюро КПСС подписали бюрократический смертный приговор 25 тысячам человек.
Речь идет о Клименте Ворошилове, Вячеславе Молотове и Анастасе Микояне. Еще многие годы после смерти Сталина они занимали высокие посты в государстве и позднее умерли в почете и славе. Ни один из них не был призван к ответственности за преступление, за которым они все стояли.
На что рассчитывал Сталин, приказав совершить это массовое убийство, абсолютно ясно: он хотел уничтожить потенциальных противников советизации Польши, пока те находились в его власти. И в этом отношении действия Советского Союза были похожи на поведение Третьего рейха. Оба режима поставили себе целью уничтожить элиту польского общества.
Эта задача стояла и перед войсками СС в ходе «спецоперации Краков» в оккупированном польском городе в ноябре 1939 года, когда целенаправленно арестовывали и направляли в концлагеря оставшуюся профессуру местного университета. Без потенциальных предводителей сопротивление оккупантам было бы менее вероятным. Такова была логика убийц.
После того как Советский Союз при Горбачеве в 1990 года признался в массовом убийстве поляков и позволил польским археологам провести раскопки в Катыни и других местах, наступил почти двадцатилетний период, когда в России относительно открыто обсуждали это преступление. В начале апреля 2010 года по случаю 70-летия массового убийства тогдашний премьер-министр Владимир Путин вместе с польским коллегой Дональдом Туском посетил мемориал в Катыни.
Через несколько дней после этого в ужасной авиационной катастрофе под Смоленском погибла большая часть государственного руководства Польши, включая президента Леха Качиньского. Трагедия, причинами которой были, скорее всего, плохая погода и человеческий фактор, нанесла Польше еще одну травму, связанную с Катынью.
Но Путин не воспользовался шансом взаимного осмысления истории. Через десять лет после визита Туска российский автократ говорит совершенно в другом тоне, когда речь заходит о Второй мировой войне. Теперь любая попытка критической оценки преступлений сталинизма пресекается на корню. Вместо этого в государственных средствах массовой информации вновь муссируются героические мифы, которые с 1945 по 1989 год в Советском Союзе доминировали в изображении Великой Отечественной войны.