Когда пандемия коронавируса наконец пойдет на убыль и мы вернемся к относительно нормальной жизни — неважно, настолько строго нам придется соблюдать социальную дистанцию и как часто нужно будет мыть руки, — мы вполне можем ожидать реализацию какой-нибудь международной инициативы, призванной предотвратить или как минимум ограничить распространение смертоносных вирусов в будущем. Как вид мы довольно неплохо учимся на своем собственном опыте. Речь идет о том, что называется эвристикой доступности — склонности оценивать вероятность того или иного события на основании нашей способности вспомнить похожие примеры.
Между тем, как пишет моральный философ Тоби Орд (Toby Ord) в своей новой книге «The Precipice» («Обрыв»), мы в гораздо меньшей степени способны прогнозировать потенциальные катастрофы, у которых не было прецендентов на памяти ныне живущих людей. «Даже если эксперты указывают на высокую вероятность какого-то беспрецедентного события, — пишет он, — нам крайне трудно поверить в него, пока мы с ним не столкнемся».
Именно так и случилось с коронавирусной инфекцией. Многие ученые предсказывали, что в какой-то момент в ближайшем будущем обязательно начнется пандемия. Помимо предостережений со стороны огромного числа вирусологов и эпидемиологов, в 2015 году основатель компании Microsoft Билл Гейтс выступил с лекцией, в которой он подробно рассказал об угрозе распространения смертельного вируса. Теперь же пандемия стала одной из двух главных катастрофических угроз в правительственном реестре рисков (вторая угроза — это масштабная кибератака).
Однако, если какое-то событие никогда прежде не случалось, мы склонны думать и вести себя так, будто этого никогда и не случится. И если это применимо к такому событию, как текущая пандемия, которая убьет лишь крошечный процент мирового населения, это в еще большей степени применимо к тому, что мы называем экзистенциальными угрозами. Существует два определения экзистенциальной угрозы, хотя по большому счету они оба сводятся к одному. Согласно первому определению, экзистенциальная угроза — это то, что может положить конец существованию всего человечества, уничтожить нас как вид, стереть нас с лица этой планеты. Согласно второму определению, которое вызывает практически такую же тревогу, экзистенциальная угроза — это то, что приведет к безвозвратному краху цивилизации и вернет выживших людей на доисторическую ступень существования.
Орд, австралиец, работающий в Институте будущего человечества при Оксфорде, — один из немногих ученых, которые проводят исследования в области оценки экзистенциальных рисков. Это такая дисциплина, которая охватывает самые разные области и процессы, от взрывов звезд до вредоносных микробов, от супервулканов до искусственного интеллекта.
Орд прорабатывает каждую потенциальную угрозу и рассчитывает вероятность ее возникновения в следующем столетии. К примеру, по его оценкам, вероятность того, что сверхновая звезда может вызвать катастрофу на Земле, составляет меньше, чем один шанс на 50 миллионов. Даже если собрать воедино все природные риски (включая живущие в природе вирусы), они, по мнению Орда, не смогут сравниться с тем экзистенциальным риском, который несет в себе ядерная война или глобальное потепление.
Как правило, общественность, правительства и многие другие ученые склонны игнорировать большинство подобных рисков. В конце концов, мало кому из нас нравится размышлять об апокалипсисе.
В любом случае правительства стран, как напоминает нам бывший министр-консерватор Оливер Летвин (Oliver Letwin) в своей новой книге «Apocalypse How?», обычно всецело поглощены решением насущных проблем, а вовсе не вероятностью исчезновения человечества. Насущные вопросы, такие как торговые соглашения, требуют немедленного внимания и участия, тогда как гипотетические проблемы, такие как, к примеру, восстание машин, всегда можно оставить на завтра.
Однако учитывая, что сейчас мы переживаем глобальную пандемию, возможно, пришло время задуматься о том, что можно сделать, чтобы избежать катаклизмов в будущем. По мнению Орда, та эпоха, в которую мы живем, является ключевым моментом в истории человечества. И речь идет не только о потенциально катастрофических последствиях глобального потепления. В текущую ядерную эпоху у нас есть возможность уничтожить самих себя в мгновение ока — или как минимум поставить под сомнение дальнейшее существование цивилизации.
По мнению Орда, следующее столетие будет крайне опасным. Если мы будем принимать правильные решения, с его точки зрения, нас ждет будущее невероятного процветания. Если мы будем принимать неверные решения, нас вполне может ждать участь птицы додо или динозавров, которых больше нет на нашей планете.
Во время нашего разговора с Ордом по Skype я напоминаю ему о тех шансах, которые он приписывает человечеству в этой роковой борьбе между нашей силой и нашей мудростью. «С учетом всего, что мне известно, — пишет он, — в этом столетии я оцениваю экзистенциальный риск примерно на уровне одного к шести».
Другими словами, 21 век — это, по сути, одна гигантская русская рулетка. Многим людям наверняка не понравится такой мрачный прогноз, в других он обострит тревожность, которая уже некоторое время нарастает в обществе.
Орд соглашается со мной, но поясняет, что он пытается представить свои прогнозы в как можно более спокойном и рациональном формате с учетом всех данных, которые указывают на то, что риски не так уж и велики. Один к шести — это его наиболее благоприятная оценка, в которой учитывается, что у нас есть хорошие шансы справиться с угрозой уничтожения человечества.
По словам Орда, если люди задумаются и выработают ответ, соизмеримый с самой угрозой, вероятность исчезновения человечества снизится до одного к ста. Однако, если люди и дальше будут игнорировать угрозы, являющиеся следствием достижений в области биотехнологий и искусственного интеллекта, тогда риск уничтожения человечества повысится до одного в трем.
Мартин Риз (Martin Rees), космолог и бывший председатель Королевского общества, стал одним из основателей Центра изучения экзистенциальных рисков при Кембриджском университете. Он долгое время участвовал в программах по распространению информации о надвигающихся угрозах, и он разделяет тревогу Орда.
«Я обеспокоен, — говорит он, — просто потому что в нашем мире все настолько сильно взаимосвязано, что масштабы наихудших потенциальных катастроф теперь стали беспрецедентно большими, и слишком много людей пытаются их отрицать. Мы игнорируем очень мудрую аксиому: неизвестное — не значит невозможное».
Летвин предостерегает от чрезмерной зависимости от интернета и спутниковых систем — в совокупности с ограниченностью запасов товаров и длинными цепочками поставок. Это идеальные условия для саботажа и глобального краха. Он пишет следующее: «Пришло время признать, что наша жизнь — и жизнь нашего общества — с каждым днем все больше зависит от все меньшего числа интегрированных сетей».
Сложные глобальные сети, несомненно, повышают нашу уязвимость перед вирусными пандемиями и кибератаками, однако в своей книге Орд не включает эти угрозы в список серьезных экзистенциальных угроз. Те пандемии, которые тревожат его больше всего, — это такие пандемии, которые возникают не на грязных рынках Уханя, а искусственно создаются в чистых биологических лабораториях.
Хотя Орд проводит разграничительную линию между естественными (природными) и антропогенными рисками, он утверждает, что эта линия становится нечеткой, когда речь заходит о патогенных микроорганизмах, потому что их распространению во много способствовала такая деятельность человека, как сельское хозяйство, транспорт, сложные торговые связи и жизнь в крупных густонаселенных городах.
Тем не менее, как и многие другие аспекты экзистенциальной угрозы, идея искусственно созданного патогенного организма кажется нам слишком фантастической и слишком надуманной, чтобы надолго занять наши мысли. Международный институт, в обязанности которого входит регулирование распространения биологического оружия, — это Конвенция о биологическом оружии. Ее ежегодный бюджет составляет всего 1,4 миллиона евро. Как отмечает Орд — с нескрываемой насмешкой, — эта сумма меньше выручки одного среднестатистического ресторана McDonald's.
Если для вас это может стать пищей для размышления, у Орда есть еще одно гастрономическое сравнение, переварить которое вам будет еще труднее. Хотя он не может точно сказать, сколько мир тратит денег на оценку экзистенциальных рисков, он убежден, что ежегодно мы тратим «на мороженое больше денег, чем на защиту от того, чтобы создаваемые нами технологии в конечном счете нас не уничтожили».
Орд настаивает, что он не пессимист. Существуют конструктивные меры, которые люди могут принять. По его мнению, человечество сейчас переживает период юности, и как подросток, который уже обладает физической силой взрослого, но которому пока недостает мудрости и терпения, мы сами себя подвергаем опасности — и будем подвергать, пока не повзрослеем. Орд рекомендует человечеству пока замедлить темпы технологического развития, чтобы у нас появилось время для выявления и осознания его возможных последствий и чтобы мы смогли разобраться в нашем текущем состоянии.
Поскольку Орд — моральный философ, он утверждает, что крайне важно, чтобы, если человечество выживет, у него была гораздо более подробная нравственная система координат для того, чтобы отделять добро от зла. В настоящий момент мы почти не задумываемся о будущем и в нравственном смысле плохо понимаем, как наши сегодняшние действия могут повлиять на тысячи поколений, которые придут — или не придут — после нас.
По словам Орда, наши потомки находятся в положении колонизированного народа: у них нет никаких политических прав, они не могут участвовать в принятии решений, последствия которых затронут их непосредственным образом или вообще помешают им появиться на свет.
«То, что они не могут голосовать, — говорит Орд, — не значит, что их интересы не надо учитывать».
Разумеется, есть конкретные вопросы, которые необходимо решать, такие как глобальное потепление и ухудшение состояния окружающей среды. Орд признает, что изменение климата может повлечь за собой «глобальную катастрофу беспрецедентного масштаба», однако он не считает, что она представляет собой реальную экзистенциальную опасность для человечества (или цивилизации). Это вовсе не значит, что изменение климата не является насущной проблемой. Это лишь значит, что пока выживание человечества не стоит на кону.
Вероятно, важнейшей непосредственно угрозой является огромное количество ядерного оружия. После окончания холодной войны гонка вооружений была приостановлена, а число боеголовок сократилось с 70 тысяч в 1980-х годах до примерно 3750 сегодня. Договор о сокращении стратегических наступательных вооружений, благодаря которому удалось сократить количество ядерного оружия в мире, истекает в следующем году. «Судя по тому, что я сейчас слышу, — говорит Орд, — русские и американцы не планируют продлевать его, что на самом деле является безумием».
В конечном итоге все вопросы, касающиеся экзистенциальных рисков, сводятся к глобальному взаимопониманию и соглашениям. В этом и заключается проблема, потому что, хотя наши экономические системы являются международными, наши политические системы остаются практически полностью национальными или федеральными. Поэтому проблемы, которые касаются всех, в конечном итоге не решает никто. Если человечество хочет сделать шаг назад от края обрыва, ему придется научиться ценить взаимные связи и закрывать глаза на различия.
Сейчас появилось множество прогнозов касательно того, как коронавирус может изменить наш мир. Философ Джон Грей (John Gray) недавно заявил, что коронавирус ознаменовал собой конец гиперглобализации и начало переосмысления значимости национального государства.
«В противовес прогрессивной мантре, — написал Грей в своем эссе, — у глобальных проблем далеко не всегда существуют глобальные решения. Убежденность в том, что из этого кризиса можно выйти только благодаря беспрецедентному всплеску международного сотрудничества, — это магическое мышление в самом чистом виде».
Между тем отдельные страны тоже не могут полностью прекратить отношения с миром — по крайней мере надолго. Возможно, эта пандемия не приведет к более тесному международному сотрудничеству и более глубокому осознанию того, что мы, скажем так, все в одной лодке. Но в конце концов нам придется прийти к такому единству, если мы хотим избежать гораздо более серьезных несчастий в будущем.