По данным экзитполов, более 70% голосовавших в первые четыре дня поддержали поправки в Конституцию. Эти цифры должны демобилизовать противников конституционной реформы и скрыть реальный политический раскол в России, отразившийся в результатах опросов.
Один из итогов кампании перед плебисцитом по конституционной реформе уже ясен, и он касается опросов общественного мнения. Опросы традиционно играют ключевую роль в российской политике — по сути, они сами являются «ежедневными плебисцитами», как назвал их основатель опросной индустрии Джордж Гэллап. Если не каждый день, то каждую неделю опросы демонстрируют цифры поддержки президента и его политики, обеспечивая ему легитимность. Ведь если опросы действительно отражают волю народа и президента поддерживает подавляющее большинство, то альтернативы ему нет, и его противники надежно деморализованы.
Отражают ли опросы волю российского народа — отдельный и интересный вопрос; корректнее говорить, что они ее конструируют. Но что делать, когда даже сконструированные цифры не подтверждают легитимность президента, а подрывают ее? Когда политическая ситуация меняется, опросы попадают под гигантское политическое давление.
Это можно было наблюдать уже в прошлом году, когда ВЦИОМ на ровном месте получил порцию публичной критики от президентской администрации за то, что рейтинг президента оказался тревожно низок. Собственно, о том, что президентские рейтинги плавно снижаются последние два года, хорошо известно всем специалистам. Однако объявлять эту информацию публично опасно — и потому ВЦИОМ был вынужден выкручиваться и заменять один показатель на другой, наглядно показав, как опросные агентства умеют без всяких фальсификаций давать те цифры, которые приятно видеть заказчику.
В 2020 году ситуация еще более усложнилась. На фоне растущей усталости от Владимира Путина тот решил затеять голосование в непростых условиях, да еще и фактически поставить на кон вопрос о своем пожизненном президентстве. Как отреагировала на это опросная индустрия?
В течение трех с лишним месяцев, прошедших с 10 марта, дня объявления последней и самой скандальной поправки в Конституцию, общество оказалось практически в полном неведении относительно собственной реакции на предложенные реформы. Все это время ФОМ вообще не публиковал информацию об отношении к реформе, а ВЦИОМ выдавал откровенно вводящие в заблуждение данные — загадочный «рейтинг поправок», в котором респондентам предлагалось оценить, насколько важной они считают ту или иную поправку.
Конечно, это методологически бессмысленный вопрос, ведь респонденты не мыслят «рейтингами поправок», а «важность поправок» — конструкт, который невозможно интерпретировать (если Иван категорически против вечного путинского правления, то для него это важная поправка или нет?). Зато этот вопрос отлично справляется с другой задачей — задачей дезориентации: не особенно смотря на формулировку, журналисты тиражируют новость о том, что «выросло число поддерживающих обнуление срока Путина».
Каждый, кто хоть немного понимает кухню поллстеров, абсолютно точно знает, что опросы по ключевым вопросам (об отношении к поправкам и отдельно — об отношении к «обнулению») проводятся регулярно, причем информация собирается как минимум до уровня отдельных регионов. Почему же тогда их результаты не публикуются? Напрашивается предположение — потому что их публикация даст лишнюю дозу оптимизма противникам реформы и может сработать на их мобилизацию.
То, что реально общество расколото по вопросу о реформе, и в особенности по вопросу о пожизненном правлении Путина, известно из редких опубликованных результатов опросов
Соответствующие данные публиковал Левада-Центр, обнаруживший равенство между поддерживающими «обнуление» и отвергающими его (47-48% у обеих опций). Однако публикации Левада-Центра редки и появляются с явным опозданием — первая стала доступна лишь через три с лишним недели после объявления об «обнулении», то есть по истечении ключевого для формирования настроений и намерений политиков и граждан периода. Никаких новых цифр не появилось и в канун голосования. Нельзя исключать, что публикацию этих результатов в Левада-Центре считают опасной; в любом случае, находящееся под прессом Минюста независимое агентство — последнее, кого можно обвинять в том, что у общества нет информации.
Другие опубликованные исследования (общероссийский телефонный опрос ФБК, московский уличный опрос компании Russian Field по заказу политика Романа Юнемана) подтверждают эту картину: монархическое возвышение Путина не поддерживает более 40%, а в Москве — большинство респондентов (48% против 40%). Уличный опрос — менее надежный метод, чем телефонный, хотя и используется успешно в политических и маркетинговых исследованиях. Конечно, репрезентативность уличной выборки вызывает у профессионалов больше сомнений. Однако если бы публика имела ответ на важный вопрос «каково отношение к поправкам в столице?», основанный на надежных данных, то в уличных опросах вообще не было бы необходимости. Но такого ответа нет.
Совсем комичной выглядит публикация электоральных прогнозов от ВЦИОМ и ИНСОМАР. Обе компании вообще не раскрывают данные последних опросов по электоральным намерениям и сразу переходят к прогнозам. Тем самым они пытаются предсказать официальный результат, который, вообще-то, может включать в себя и будущие фальсификации, если таковые случатся. Однако что ответили их респонденты, мы так и не узнаем — хотя сам по себе ореол опросных агентств создает у публики ложное впечатление, что эти прогнозы и есть результаты опросов.
Наконец, победителем в этой гонке манипуляций можно признать РОМИР. В опубликованном в день начала плебисцита материале представлено отношение к поправкам «61 процент на 39 процентов». Только достаточно внимательный взгляд заметит, что в 61 процент попали как одобряющие внесение изменений, так и относящиеся к нему нейтрально. Это удивительное агрегирование не имеет содержательных обоснований — если шкала была из трех градаций, то нет никакого резона объединять «нейтралов» именно с поддерживающими. Впрочем, по запросу «Ведомостей» РОМИР предоставил дезагрегированные цифры: оказалось, что только 29 процентов одобряют поправки, а 31 процент — нейтральны. Более того, сторонники поправок преобладают только среди старшей возрастной группы: в остальных группах, как и по выборке в целом, они в меньшинстве.
Однако эту информацию читатели «Ведомостей» не получат — публикация была снята с выпуска главным редактором, так же как ранее он снял уже опубликованную информацию об опросе Russian Field. Понятно, что в «Ведомостях» сейчас особая ситуация — там бушует внутренний конфликт. Однако отказ нового руководства одного из ведущих СМИ публиковать ключевые цифры лишь подтверждает, что прямо сейчас большие усилия брошены на то, чтобы скрыть раскол общества, проступивший в цифрах опросов.
Опросы общественного мнения представляют информацию большой общественной важности. К их результатам можно по-разному относиться и по-разному их интерпретировать. Однако они должны быть доступны обществу.
Сегодня значительная часть опубликованных опросов намеренно скрывает тот факт, что цифры плебисцита не будут представлять предпочтения россиян, отражаемые самими опросами.
Последним подтверждением этому стало исследование Сергея Белановского — некоторые аспекты его методологии также нуждаются в дополнительном прояснении, однако его результаты согласуются с данными РОМИР: 28 процентов собираются голосовать за реформу, 32 процента — против. Очевидно, что эта информация влияет как на политическое поведение избирателей, так и на уровень доверия к результатам голосования (Владимир Путин неоднократно подчеркивал, что ему нужны не просто цифры, а цифры, которые обеспечат ему легитимность).
Впрочем, дело не только в этом. Работающие на Кремль опросные агентства делают опросы за деньги общества — и уже поэтому обязаны предоставлять обществу получаемые результаты. То, что формально заказчиками могут быть учрежденные государством фонды, конечно, никак не меняет сути дела.
Если текущие политические тренды сохранятся, Кремлю придется уходить в глухую оборону, и давление на опросную индустрию вырастет еще сильнее. Радикальные варианты вроде запрета на проведение опросов, как в Беларуси, в России невозможны. Однако жесткий контроль за тем, чтобы результаты опросов публиковались селективно и только тогда, когда они поддерживают легитимность президента — это вполне реальная перспектива.
В этих условиях самое время вспомнить об изначальном значении понятия «общественное мнение» — в европейских языках, откуда оно пришло к нам, оно означает «публично выраженное мнение», или «мнение публики». Публика больше всех заинтересована в том, чтобы общественное мнение озвучивалось — в том, чтобы знать его. Поэтому во многих странах заказчиком опросов являются главные институты публики — СМИ.
В России эта практика существовала еще двадцать лет назад — многие ключевые СМИ заказывали как регулярные, так и ситуативные исследования, которые становились частью обсуждения важных для этих СМИ проблем. Потом эта практика почти исчезла — отчасти благодаря введению цензуры; однако с тех пор медиа изменились, возникли альтернативные форматы, до которых цензура не дотягивается. Сейчас опросы по заказу СМИ только начинают возрождаться, и для медиа они быстро становятся важным инструментом привлечения аудитории и коммуникации с ней.
Другой инструмент, который практически впервые возник в рамках этой кампании — это опросы, финансируемые с помощью краудфандинга. Именно так были проведены упомянутые опросы Russian Field и Сергея Белановского. Интересно, что собрать средства на эти исследования удалось в очень короткие сроки даже без масштабной кампании, что говорит о несомненном запросе публики на понимание картины настроений в обществе.
Если опросы перестанут производить цифры, удобные Кремлю, то увеличение административного давления на индустрию и встречный рост интереса к данным со стороны публики могут привести к переформатированию опросной отрасли. Борьба за мнение публики в ближайшее время будет разгораться, и публика постепенно становится в ней важным игроком, а не только пассивным объектом наблюдения.