Народ у власти. Это определение демократии. Где народ? Он ищет демократию. В шуме будней, в лабиринтах парламента, в продажных текстах, в экране телевизора…
Это так не работает. Нация не родится, демократия не наступит. Внушения бесполезны. Демократия возникла из и для общности, народ не может существовать, чтобы оправдать то, от чего у него не появилась воля к свободе и правде.
Что это? Сейчас все стало простым, как наши правители: мы хотим демократии? Свободы?
За последние тридцать лет мы достигли столь много, что теперь непонятно, хотим ли мы быть ценными, честными, доброжелательными и достойными людьми. А те, кто связаны с государственными институтами — плебеи, электоральные подонки, прячущиеся за своими бюллетенями, как католики в исповедальне. От османов нас освободила Россия, от России нас освободила Германия (мы даже объявили ей войну), а потом от Германии — опять Россия, и, наконец, от России нас освободила демократия.
Но у нее, у этой демократии, нет ни имени, ни президента, чтобы давать ему ордены, награды, или отправлять его на охоту; ни испорченных консервов для импорта. Чертов ублюдок эта демократия. Ничего тебе не дает. Только возможность. Перченый кукиш. Что это было? Это то, за что мы боролись?
Проблема в том, что принадлежность или стремление к цели или общности не делают тебя равным этому. Ты летишь к чему-то без крыльев собственной современности и чувствуешь себя легким, как и твой виртуальный дух — и созданная им государственность. У тебя нет самого себя, но ты себя не ищешь, ты предпочитаешь бежать от себя, пытаясь влиться в клуб богатых. Какая блестящая невозможность!
Это чувство безмятежности, этот витиеватый словарь бытовой глупости, выраженный в столь многих словах, что даже Достоевский бы поразился — это подавляет надежду на наличие разума, развивающего организованную мысль. Власти используют словарный запас, время, смысл и юридические приемы, иногда и мерзости; но не применяют силу. Потому что ее нет.
Власть в полете. В свободе. В демократии — это у народа. Ты порхаешь в лете своего несовершенства и знаешь, что упадешь, если не справишься с ветрами. Можно найти виноватого среди непохожих на тебя. Но и себя можно узнать внизу в пыли или в небе, выжженном солнцем. По крайней мере, ты пытался. У тебя была возможность. Неужели этого было бы мало, если это было во благо? Если у тебя был шанс? Свобода — это шанс. А демократия — это право на шанс. Тем не менее, обе дают равные возможности: жить по-своему и работать без унижений и страха за жизнь — то, от чего Болгария далека. В нескольких тысячах порывов.
Жизнь в условиях насильственной нищеты и незащищенности, в сломленной уверенности в себе простого труженика; жизнь, лишенная характеров и удовольствий, желаний и примеров, — это жизнь без любви.
Я бы предпочел обратное — давайте превратим счастье в любовь. Для меня счастье — искоренить зло. То, что нами управляет. Нашими голосами. Нашей волей. Нашей бедностью. И несовершенством. Давайте пролетим над нашей судьбой, как птица — та, которая возвращается, не зная, сколько, где и почему. Просто потому, что она хочет вернуться.
Что ты скажешь, народный правитель? Во что ты влюблен?