Интервью с историком профессором Влодзимежем Бородзеем (Włodzimierz Borodziej)
Gazeta Wyborcza: Холодная война впервые превратилась в «горячую», когда в 1950 году Северная Корея напала на Южную. Конфликт разворачивался в Азии, но за ним следил весь мир.
Влодзимеж Бородзей: Гражданская война в Греции, которая начиналась еще во время Второй мировой, не была вписана в спор между державами. В свою очередь, значение войны между Кореями в наше время недооценивают, а ведь это был беспрецедентный пример нападения одного государства на другое без отчетливой причины (якобы корейцы хотели жить в стране, объединенной под началом Севера). Она напоминает Советско-финскую войну 1939 года в том смысле, что СССР напал на Финляндию по большом счету лишь для того, чтобы ее захватить и создать Финскую Социалистическую Республику.
Конфликт в Корее обернулся вмешательством обеих держав. На стороне Юга выступили в первую очередь американцы, то есть формально ООН (это было результатом вошедшей в легенды ошибки посла СССР, который, оскорбившись, покинул заседание Совета Безопасности ООН, а таким образом не смог сказать традиционное «нет», то есть решение приняли единогласно), а на стороне Севера — армия коммунистического Китая.
Мы знаем, насколько велики были потери: примерно 40 тысяч американцев и около миллиона южных корейцев (военных и гражданских). Из этого можно сделать вывод, что потери Китая и северных корейцев были огромными: 4 миллиона человек или даже больше. Это была масштабная кровавая война, серьезная конфронтация двух блоков, а не «войнушка» на краю земли. К счастью, обошлось без применения ядерного оружия, хотя этого хотел герой войны в Тихом океане генерал Дуглас Макартур (Douglas MacArthur). Президент Гарри Трумэн опасался, однако, что в случае ядерной атаки на Китай в дело вступит СССР. Макартура отправили в отставку несмотря на протесты американской общественности.
— Тремя годами позже умер Сталин, а еще через три года (кстати, через Варшаву) на Запад попал знаменитый доклад его преемника Никиты Хрущева на тему культа личности и сталинских преступлений.
— Сначала смерть Сталина не оказала влияния на международную ситуацию, поскольку все двигалось по инерции. Было известно только, что в Кремле разворачивается борьба за место диктатора, а это заметно ослабляет позицию Москвы. О себе, как об истинном наследнике Хрущев, заявит только двумя годами позднее. Перед своим арестом Лаврентий Берия развертывал альтернативный план, создавая нечто вроде теневого кабинета. Он хотел полностью изменить советскую политику в Европе, в частности, отдать Западу Германскую Демократическую Республику и в целом снизить градус конфликта.
В этом смысле смерть Сталина имела важное значение. Дело было не в том, что умер сатрап, а в том, что уже не осталось человека, чье мнение могло быть действительно решающим. Дипломаты и шпионы прекрасно знали, что за кремлевскими стенами идет борьба за власть в прямом смысле не на жизнь, а на смерть. Она не способствовала ведению последовательной внешней политики.
Утечка доклада Хрущева не относится к явлениям, связанным с холодной войной, она явилась, скорее, результатом внутренних споров внутри СССР и советского блока. Однако она стала серьезным ударом для коммунистов на Западе, поэтому многие назвали текст фальшивкой. Тем не менее они лишились морального превосходства, благодаря которому в 1945 году обрели огромную популярность и могли продвигать идею, что раз национал-социализма и фашизм потерпели крах, то правда на стороне Москвы. Если мы добавим к этому произошедшее чуть позднее вторжение в Венгрию и ее оккупацию, то окажется, что никаким моральным превосходством советская сторона не обладала.
— Вторжение в Венгрию показало, что без Сталина Москва отнюдь не смягчила свою позицию, а СССР хозяйничал в этой стране, как у себя дома, причем Запад даже не думал вмешиваться, ведь основные вопросы были уже давно решены.
— Американцы занимались подобными вещами, но более ловко и умно. На итальянских выборах 1948 года ЦРУ поддерживало все силы, чтобы свести к минимуму риск победы коммунистов. Благодаря программам различных фондов американские государственные средства полулегальным и нелегальным путем попадали в руки итальянских антикоммунистов. Коммунисты одержали беспрецедентный успех, но тем не менее проиграли: правительство можно было сформировать без их участия.
— В Европе американцы еще вмешивались в выборы в Сербии в 2000 году, а на Ближнем Востоке — в Иране в 1953 (в результате переворота они вернули власть шаху Мохаммеду Резе Пехлеви) и в Ираке в 2004, еще была карибская Гренада.
— Как раз история с Ираком очень напоминает ситуацию в Венгрии в 1956. США просто входят с армией, свергают недружественный режим и устанавливают свой, правда, без особых успехов. К сожалению, Ирак, по всей видимости, не дождется собственного Кадара, то есть лидера, который после фазы репрессий перешел к продолжавшейся более трех десятилетий политике «гуляшного коммунизма». Перефразируя последнего премьера ПНР, можно сказать, что при таком варианте социализма больше ценился полный стол, а не круглый.
— Закрепило ли советское вторжение в Венгрию существовавший раздел мира: нам принадлежит этот кусок мира, вам тот, не будем лезть друг к другу, ведь это опасно?
— Несомненно. Уже коммунистический путч 1948 года в Чехословакии показал, что нельзя затрагивать сферы влияния. Границы между блоками были расчерчены четко. Венгерские коммунисты не смогли бы подавить восстание, им бы не хватило сил. Это могло сделать только советское государство с молчаливого согласия Запада.
— Расчерченные границы не были стабильными, коммунизм шел напролом. Внезапно о себе заявила Куба: после революции Фиделя Кастро она не позиционировала себя как коммунистическую страну, но вдруг вошла в орбиту СССР, наступил Карибский кризис, остров превратился в советский авианосец под боком США. Могли ли те события вылиться в мировую войну?
— Советский Союз тайно размещал на Кубе баллистические ракеты, способные нести ядерный заряд. Американцы обнаружили загадочные конструкции и активное движение советских кораблей в кубинских портах. Когда появились бесспорные доказательства того, что на Кубе находятся советские ракеты, президент Джон Кеннеди распорядился начать блокаду острова. Риск развязывания конфликта был велик, поскольку туда двигались очередные советские корабли.
В итоге Хрущев сдался и приказал их развернуть. Его позиция в Москве пошатнулась. Это доказывает, что дело было не в кубинском мятеже Фиделя Кастро, а в серьезном конфликте между державами, который перенесли в Карибское море. Более того, можно предположить, что ни Москва, ни Вашингтон такого конфликта не хотели, хотя готовились к худшему.
Карибский кризис показал, что если две державы не найдут более устойчивых институционализированных форм контакта, локальная схватка за небольшую территорию (важную, но не критически) может привести к катастрофе. Таков вклад Кубы в историю холодной войны. Если бы в Вашингтоне или Москве нашлась пара глупцов, которые бы заявили «пора показать им, где раки зимуют», разразилась бы война с невообразимыми последствиями.
Куба научила обе державы ограничивать себя. Москва увидела, что некоторые шаги несут такие риски, которые могут перевесить потенциальную выгоду. В Вашингтоне, что меня очень трогает, самым популярным чтением стала книга Барбары Такман (Barbara Tuchman) «Августовские пушки». Ее читал весь штаб Кеннеди, осознавая, что Первая мировая война разразилась, поскольку трое правителей, ничуть не желавших конфликта, доверяли своим плохим советникам.
— Лишившийся прежней позиции Хрущев еще какое-то время оставался у власти, пока его не потеснил Леонид Брежнев. В США погиб президент Кеннеди, а в советском и американском поле зрения появился Индокитай — очередная арена опосредованной войны между державами.
— Есть еще 1960 год. Он важен потому, что стал символический датой начала деколонизации Африки. Одновременно свой потенциал начали осознавать арабские государства, в первую очередь Египет. Постепенно формируется аморфная третья сила, которая, однако, останется в истории холодной войны второстепенным фактором. Третий мир, несмотря на нефть, отчасти близкое соседство и идейное братство, как в случае исламских государств, не выступил единым целым. Он остался лишь примечанием к истории холодной войны, причем гораздо более важным в экономическом, чем в политическом плане.
В Индокитае в самом начале разгромное поражение понесли французы. Ранее ни французы в Африке, ни голландцы в Индонезии не переживали такого символического и полного разгрома, каким стала битва при Дьенбьенфу. Она показала, что перевес в технологиях, подготовке, профессионализме еще не гарантирует победы в не столько колониальной, сколько оккупационной войне. Американцы воевали во Вьетнаме, не используя всех имеющихся в их распоряжении средств. Они не могли этого сделать.
— Им мешала американская общественность. Это была национально-освободительная война, которая побуждала к активности не только вьетнамцев, но и протестующих против нее американцев.
— Убедительных доводов в пользу Вьетнамской войны просто не было, американцам не оставалось ничего другого, кроме как отступить. В странах первого мира на пространстве от Сиэтла до Вены не было нужды бороться за освобождение, а перераспределение доходов государства или социальная эмансипация строились на других принципах. Коммунистическая идеология имела свое корректирующее воздействие, но не вела с западной демократией соревнование, чей автомат лучше.
— А Чехословакия в 1968?
— Это было неоспоримое доказательство того, что Запад не станет умирать за европейские периферии, даже если они находятся в прифронтовой зоне.
— После окончания Вьетнамской войны мир успокоился: появилась идея разрядки и сосуществования, которая нашла свое воплощение на Совещании по безопасности и сотрудничеству в Хельсинки.
— Не вполне. В Африке продолжались опосредованные войны: национально-освободительные силы при поддержке Москвы, ГДР, Польши и всего советского блока вместе с Кубой бились там с группировками, которые поддерживали США, Франция или Португалия. Жертвами холодной войны стали на африканском континенте местные жители.
— В Европе таких людей, готовых идти на смерть не было, значит, ситуация оставалась относительно стабильной, оба блока будто бы смирились с существованием друг друга.
— С точки зрения Запада и даже зарождающейся в странах советского блока оппозиции, а также Москвы, которая с такими реакциями всегда запаздывает, ситуация выглядела плохой, но реальная война была бы куда хуже.
— Значит, без настоящей войны даже на перифериях, коммунизм жить не мог. Началось глупое и бессмысленное вторжение в Афганистан. Зачем СССР туда вошел?
— На самом деле, я этого понять не могу. С марта 1979 года на заседаниях политбюро КПСС обсуждался вопрос, входить или не входить? Когда оно наконец приняло решение, отсутствовавшие на этом заседании получили лист бумаги с текстом, содержание которого было понятно только самой узкой прослойке элиты, и по очереди его подписали. Весьма пожилые кремлевские деятели могли не знать историю британских вторжений в Афганистан XIX и XX веков, но они осознавали одно: с 1920-х годов он служил СССР надежным и к тому же требовавшим больших затрат буфером. Исламская революция и иммиграция все более многочисленных и радикальных групп мусульман из Пакистана дестабилизировали ситуацию. В свою очередь, дестабилизация Афганистана, могла дать толчок к зарождению стремящихся к отделению движений в советских республиках Средней Азии. То, что вторжение станет медийной катастрофой, было абсолютно очевидно, как и факт отсутствия местных коммунистических группировок. Несмотря на все эти «но» политбюро на него решилось, не будучи в состоянии вообразить, что оно приведет к поражению, а в перспективе — к развалу СССР.
— В 1980 году холодная война в каком-то смысле переместилась в Польшу.
— Польша вновь стала чувствительной точкой, прифронтовой страной не столько в географическом, сколько в пропагандистско-идеологическом смысле. Система, символом которой была конференция в Хельсинки, строившаяся на идее стабилизации, сосуществования со злом, смирения с географическими и ментальными (существующими в мозгу разных политиков) границами, начала трещать по швам. «Карнавал» «Солидарности» явился полной неожиданностью. Она удивляла своим масштабом: это было объединявшее десять миллионов человек профсоюзное и общественное движение. Оно имело мирный характер (это отличало ситуацию от венгерской 1956 года), и исходило снизу (в Чехословакии 1968 году импульс перемен исходил сверху, от партийной верхушки). «Солидарность» создавали люди, учившиеся в ПНР, связанные с системой реального, но очевидным образом не работающего социализма.
Это совершенно не вписывалось в логику функционирования польского и в целом советского строя. Если в социалистических странах вспыхивали бунты, то обычно они имели локальный характер, их удавалось подавить при помощи денег и репрессий ограниченного масштаба. Оказалось, однако, что метод кнута и пряника работал только в июле 1980 года, а после — уже нет.
— Стали бы Запад и американцы биться за Польшу, если бы СССР решился на вторжение?
— Определенно, нет. Впрочем, они открыто говорили, что случае агрессии применят самые суровые меры, введут санкции, но война за Польшу как вариант не рассматривалась.
— В 1980-х никто не представлял, что СССР и весь его блок того и гляди развалится, хотя невооруженным глазом было видно, как все в нем расшаталось.
— Десятилетием ранее Запад переживал очень сложный период, отмеченный нефтяными кризисами. Благополучная эпоха, начавшаяся после окончания войны и появления плана Маршалла, закончилась, пришла стагнация: никакого экономического роста, очень ощутимая инфляция. С точки зрения отдельных домохозяйств падение уровня жизни было вполне реальным. В 1980-х тучи сгущались, а советская модель начала приходить в упадок.
Мы давно забыли, что центральным политическим и историческим событием 1989 года должна была стать двухсотая годовщина Французской революции. Никто не помнит, состоялись ли торжества вообще, ведь лето 1989 года на востоке Европы выдалось очень жарким. Следующие недели и месяцы привели холодную войну в могилу.