Ежедневные дискуссии, предлагаемые социальными сетями, и, к сожалению, все более многочисленными СМИ, отражают растущие в обществе трудности в ведении диалога, умении идти на компромисс и уважении других мнений. При этом «оппонентов» не удаляют из социальной сферы. Шумное меньшинство захватывает инициативу в дискуссиях, все больше путая закон и мораль, стремясь внедрить свои собственные стандарты в общепринятые правила, действуя порой радикальными и непристойными методами.
Известная во всем мире британская писательница Джоан Роулинг подверглась нападкам за шутку, которую в социальных сетях посчитали «трансфобной». Причем ее высказывание никоим образом не нарушало закон, но, по-видимому, стало неприемлемым и даже преступным для некоторых людей. Кристоф Жирар, бывший заместитель парижского градоначальника по культуре, был вынужден уйти в отставку из-за обвинений в «потворстве» по отношению к писателю Габриэлю Мацнеффу, которого обвиняют в совращении малолетних, хотя у Мацнеффа в прежние годы было много других, куда более влиятельных защитников.
В США журналистка Бари Вайс уволилась из «Нью-Йорк Таймс» из-за давления сторонников новых моральных норм поведения, навязанных посредством словесного или психологического насилия. Без сомнения, до нас до всех скоро доберутся.
Личность говорящего стала гораздо важней, чем его высказывания. Теперь поступки значат меньше намерений, которые приписывают тому или иному человеку. Компрометирующими могут оказаться также связи и дружеские отношения, которые поддерживает этот человек. Эти связи оказываются важнее, чем то, кем сам этот человек является.
Понемногу дебаты переходят от того, что тот или иной человек делает, от того, что у него есть за душой, к самому существованию этого человека. Но ведь по закону никто не может и не должен быть принужден обсуждать свою идентичность. Столкновение идентичностей может привести только к конфликту.
Какими бы ни были поводы для борьбы и какова бы ни была их правомерность, методы этой борьбы имеют значение. Борьба с педофилией, гомофобией, насилием в отношении женщин, все эти вещи чрезвычайно важны, но некоторые способы их защиты делают пространство открытых дискуссий невыносимым, тошнотворным и жестоким. Невыносимым до такой степени, что все больше думающих людей покидают его, чтобы заняться своими делами.
Я не хочу жить в обществе, где людей могут судить в Твиттере, признавать их нерукопожатными и банить в соцсетях. Они даже могут потерять работу еще до того, как суд предъявит им обвинение за их действия, мысли или комментарии, которые, кстати, не нарушают закон. Я отказываюсь давать кому-либо право судить о том, что я думаю и что говорю, до тех пор, пока закон, который, к счастью, охраняет эти основные свободы, не нарушается.
Я хочу, чтобы у женщин было право быть женщиной, не будучи феминисткой. Или быть феминисткой, но не феминаци. Иметь право выражать недовольство определенными методами или словами без обязательных требований немедленно выбрать, к какому лагерю примкнуть, бороться или сломаться.
Я не хочу жить в обществе, где за свободомыслие можно попасть в социальный бан, в котором больше нельзя называть себя «левым» или «прогрессистом», не участвуя во всех видах борьбы этих самых левых, которые хотят монополизировать «подлинную» феминистскую и антирасистскую борьбу.
Я против того, что сейчас репутация в определенных кругах и соответствующие моральные принципы имеют порой в обществе больший вес, чем права и закон. Если система правосудия не справляется со своими обязанностями — это не повод отдавать себя в руки Твиттер-трибунала.
И вот самое ужасное: отнюдь не доказано, что общество этой новой морали, с его сомнительной добродетелью и абсолютной прозрачностью, будет защищать права меньшинств. Все как раз наоборот.
Я не хочу жить в обществе, которое формирует свои представления о самом себе с помощью скандалов, путающих подозрения с преступлениями. В обществе, которое больше стремится отомстить оступившемуся человеку, чем изменить его в лучшую сторону.Я просто не хочу жить в таком обществе.