За несколько лет до своей смерти командующий Северо-Западной армией Николай Юденич предсказывал, что независимо от того, кто в России у власти, в будущем Россия вновь присоединит к себе восточное побережье Балтийского моря, поскольку у России есть в этом стратегическая необходимость. Прошел десяток лет — и так и произошло. В сознании эстонского народа это оставило глубокую травму.
Хотя мир за столетие технологически тотально изменился, и геополитические соотношения сил изменились тоже, оборонная и внешняя политика Эстонии по-прежнему основана на опасности, сформулированной Юденичем, причем предполагается, что эта опасность будет реализована в прежнем виде — с ружьем через реку Нарва. С точки зрения индивида это понятно, но разумно ли это с точки зрения государства? Поскольку долг государства — не заниматься переживанием опасностей своего прошлого, а прогнозировать опасности будущего.
Даже недавний опыт того, как крошечный вирус остановил жизнь в больших странах, или наплыв десятков тысяч беженцев в Европу несколько лет назад не сумели переформулировать в нашей голове оценки риска и острую необходимость глобальных мер противодействия. Международный терроризм уже стоит у нас на пороге. А если вообразить цену хаоса, который возник бы в результате тотального отключения электричества на несколько дней или ускоряющееся влияние климатической катастрофы на миграцию, направляющуюся к нам? Возможно, тогда выяснилось бы, что таящийся в глубине нашей души страх перед тем, что «русские придут», ничуть не реальнее всех остальных опасностей. Глобальных опасностей не предотвратит заграждение на государственной границе, с ними необходимо бороться только вместе с соседями.
Внешняя политика топчется на месте
Эстонская внешняя политика с 1999 года не слишком изменилась. Параноидальный страх перед тем, что наши интересы будут проданы, сопутствовал любому улучшению отношений ЕС и России, особенно непосредственным контактам России и США. Эстония боялась переговоров ЕС и России о безвизовом режиме. Эстония всегда была инициатором акций «перевоспитания» России. В противостоянии проекту Nord Stream экономическую выгоду от него без колебаний подарили Финляндии.
На недавней встрече министров иностранных дел стран Балтии и Германии Урмас Рейнсалу подчеркнул, что важнее всего сохранить единство политики ЕС в отношении России. Кажется, что это проявляется только в регулярном продлении санкций, во всем остальном наши союзники все же исходят из своих национальных интересов, и, например, встречи финского и венгерского лидеров с президентом Путиным — обычное дело. Керсти Кальюлайд за подобный шаг облили в прессе подозрениями.
От рабочих встреч со своими российскими коллегами на протяжении многих лет воздерживались почти все эстонские министры. Отправленные российским коллегам приглашения президента и министра культуры на всемирный финно-угорский конгресс в Тарту раскритиковали, забыв, что приглашение глав стран-участников — протокольная традиция страны-организатора.
Естественно, исходя из этой позиции поддержку и дружбу Эстонии получили все политики, чья антироссийская деятельность была хоть сколько-то заметна. В том числе президент Косова Хашим Тачи, которого Гаагский трибунал обвиняет в преступлениях против человечности, или бывший президент Украины Янукович, увы, сбежавший от гнева своего народа именно в Россию. Из каких ценностей исходила деятельность наших «друзей» на родине, наших политиков никогда особенно не интересовало.
Украинская дилемма
Не надо быть специалистом по внешней политике, чтобы понять, что Россия будет поддержать загнивающую рану Донбасса на государственном теле Украине, пока Украина официально не откажется от стремления стать членом НАТО, что Россия считает угрозой своей безопасности. Естественно, у России нет никакого международного права диктовать независимой стране политический выбор, но его не было в 1962 году и у президента Кеннеди, который, угрожая войной, расторг договор с независимой Кубой о размещении на острове советских ракет.
Это знает и Владимир Зеленский, который обещал быстро закончить войну в Донбассе, но сейчас как будто становится заложником этого обещания, поскольку внутриполитическое давление оппозиции не дает ему предпринять радикальные шаги, ведущие к миру. Возможно, ему нужна помощь от настоящих друзей, например, Эстонии?
Вопрос, является ли позиция Эстонии, поддерживающая стремление Украины в НАТО, лучшим, что мы могли бы сделать, исходя из интересов украинского народа, в наших внешнеполитических дискуссиях даже не поднимался. Эстонская оборонная политика состоит не только в желании быть самым примерным учеником в классе НАТО (оборонные расходы 2020 года составляют 2,11% ВВП), но и в ребяческой радости каждому доставленному на нашу землю западному солдату или оружию. К счастью — по крайней мере, публично — еще не дошло до просьбы разместить в Эстонии ядерные ракеты. Но я боюсь, что среди наших политиков найдутся и те, которые всерьез сочли бы возможной ядерную войну ради «защиты» Эстонии.
Конечно, в России никто не верит, что размещенная в Эстонии тысяча натовских солдат представляет опасность для России. Но это дает основание тамошних воякам требовать акций противодействия и накапливать дополнительное вооружение на наших границах. И сейчас в мире нет политиков масштаба Горбачева и Рейгана, у которых хватило бы сил выступить против своих генералов.
Подавление дискуссии
Обсуждения по существу эффективности нашей политики в отношении России подавлял страх быть обвиненными в том, что кто-то является агентом Кремля (теперь, когда Владимир Юшкин причислил к ним на страницах Postimees даже Генри Киссинджера, разве это уже не так страшно?). Другие мнения относительно России в последнее время осмеливались озвучивать Яан Каплинский и Меэлис Лао, которые за свою жизнь отвоевали один духовную, другой — физическую независимость.
Слово брал и Тийт Вяхи, который поддерживает контакты с российскими предпринимателями на высоком уровне и вынужден терпеть из-за этого «анализы» того, как в нем говорит интерес к российским деньгам. И вспомним, под какой град обвинений попал Кристьян Ярви, когда осмелился заявить, что Россия является и останется соседом Эстонии, поэтому Эстония должна протянуть ей руку и сказать, что мы хотим сотрудничать.
Типичный ответ на такие мысли — клише, что наши уступки россиянам повлекут за собой лишь увеличение требований с их стороны.
Думаю, что для более молодого поколения эстонских политиков и госчиновников (у многих из которых нет ни знания русского языка, ни практического знания России), станет неожиданностью, что в эстонско-российских отношениях бывали и другие времена. В 1992 году Тийт Вяхи и Егор Гайдар подписали выгодный для обеих сторон договор об экономическом сотрудничестве.
В июле 1994 года президенты Мери и Ельцин заключили договор о выводе российских войск из Эстонии. В 1995-1999 годах работала постоянная межправительственная российско-эстонская комиссия, которой руководили с российской стороны вице-премьер, а с эстонской — премьер-министр. Проходили пленарные заседания, работали подкомиссии, было заключено несколько выгодных соглашений. В 1996 году министры иностранных дел Примаков и Каллас согласовали принципы пограничного договора. Президент Ельцин, а затем и Путин согласились со вступлением стран Балтии в НАТО, получив подтверждение, что здесь не будут созданы постоянные базы НАТО.
До конца с пограничным договором
Позитивное развитие прекратилось в 1999 году, когда у нас сменилось правительство, а США без предупреждения начали бомбить российского союзника Сербию. Напоминаю об этом, поскольку ухудшение отношений Эстонии и России началось до событий в Грузии и на Украине и до бронзовой ночи.
Особенно трагикомической жертвой этого изменения стал уже дважды подписанный министрами иностранных дел Эстонии и России пограничный договор. Всякий раз, как как эстонское парламентское большинство было готово его ратифицировать, начинали звучать обвинения, что это уступка России, и всякий раз, когда Россия отказывалась его ратифицировать, те же люди видели в этом особенное доказательство агрессивности России.
Так мы и дошли до того, что, если спикер эстонского парламента говорит о том, что Россия продолжает оккупировать 5% той территории Эстонии, что была после заключения Тартуского мирного договора, то вице-спикер российского парламента (Жириновский) утверждает, что отношения с Эстонией необходимо строить на Новгородском мирном договоре (1721), по которому Швеция отдавала эстонские территории России. Что вроде бы говорит лишь о том, что в обеих странах клоуны достигли довольно высоких позиций. В нынешнем эстонском парламенте есть минимум 70% голосов в пользу ратификации пограничного договора, но я боюсь, что, если этого не сделать, в будущем это может стать одной из самых серьезных претензий к политическим решениям Юри Ратаса.
И все же я верю, что поворот в отношениях Эстонии и России возможен. Естественно, это не предполагает выхода из НАТО или Евросоюза. Но это потребовало бы ратификации пограничного договора, который зафиксировал бы последний «спорный» отрезок восточной границы НАТО. Это предполагало бы нормальные рабочие контакты между ведомствами и бизнес-кругами Эстонии и России. Это могло бы означать, что Эстония (вместе с очевидно заинтересованными в этом Финляндией и Венгрией) могла бы взять на себя инициативу по преодолению патовой ситуации, существующей в отношениях ЕС и России уже шесть лет, и принесению мира украинскому народу.
Конечно, такой поворот предполагал бы и то, что наше политическое большинство достигло бы договоренности, каким хотят видеть живущую в Эстонии русскоязычную общину, которая по-прежнему составляет 30% нашего населения. Уже давно потерпела фиаско надежда некоторых (в том числе высокопоставленных) политиков на то, что «они уедут». До си пор продолжалась борьба между двумя противоположными подходами: хотим ли мы, чтобы эстонские русские ассимилировались, т.е. отказались от образования на родном языке и слились с эстонцами? В какой-то степени это достижимо, но этому сопутствовал бы рост количества здешних российских граждан. Или же мы увидим пользу в том, что в Эстонии есть играющая в эстонском обществе важную роль и лояльная Эстонии русская община? В этом случае следовало бы поддержать добровольную интеграцию, что позволило бы нам, наконец, реализовать свой потенциал как моста между Евросоюзом и Россией.
Сотрудничество с Россией
Я не надеюсь, что такой поворот в нашей российской политике способно осуществить нынешнее правительство. Этого не сделала бы и коалиция, возглавляемая Партией реформ, хотя даже Марко Михкельсон считает, что «нам стратегически важно найти дипломатические ходы по уменьшению напряженности с Россией».
Но я уверен, что поддержка более конструктивной политики в отношении России в нашем обществе больше, чем это кажется по нынешней картине в СМИ, что могло бы, наконец, начать оказывать влияние. Для чего нужен поворот в отношениях Эстонии и России? Думаю, для того чтобы действительно гарантировать сохранение эстонского народа, языка и культуры во все времена — и не только в плане защиты от русских.
Уже некоторое время широко мыслящим людям ясно, что в конкуренции мировых крупных геополитических сил Евросоюз начинает уступать США, Китаю, а также растущим экономикам Юго-Восточной Азии и Южной Америки. Выходом могло бы стать тесное сотрудничество Евросоюза и России. Именно об этом говорит президент Макрон. Но «политика наказания» последнего десятилетия толкнула Россию к более тесному экономическому и военному сотрудничеству с Китаем и Ираном, и признаемся, что, скорее, затормозила желаемую демократизацию России. Эти тенденции могут породить для Эстонии действительно экзистенциальную опасность.
ОБСЕ, в которую входит 57 стран Европы, Северной Америки и Азии, взяла на вооружение сотрудничество в области безопасности от Ванкувера до Владивостока. Осмелюсь предположить, что именно такое глобальное сотрудничество и направление огромных нынешних расходов на оборону на поддержку развивающихся стран и на борьбу с климатической катастрофой — единственный оставшийся для человечества путь к спасению. Поэтому жаль, что в Эстонии сейчас нет лидера калибра Леннарта Мери, который был бы способен видеть происходящее в мире поверх своего забора.