Один из самых заметных скандалов в истории Нобелевской премии случился в 1958 году, когда советские власти вынудили Бориса Пастернака отказаться от премии по литературе. Известно ли, как к этому отнеслись в правительстве Швеции? Разделили ли мы гнев русских или поддержали Пастернака? Или этот инцидент вообще прошел мимо?
Да, известно. Это произошло в самый разгар холодной войны, и в истории с Пастернаком Швеция внезапно оказалась на передовой культурной войны.
Вкратце напомню культурный контекст для тех, у кого история литературы немного стерлась из памяти. Славу русскому поэту и писателю Борису Пастернаку принесли его лирика и огромный роман «Доктор Живаго» (1957), действие которого разворачивается в годы русской революции. Роман был запрещен в Советском Союзе и первоначально вышел в итальянском переводе (на родине писателя роман впервые появился лишь в 1988 году). Советские власти сочли Нобелевскую премию Пастернаку оскорблением Советского Союза, а значит и коммунизма вообще. Эта награда вскоре вылилась в мировые культурные дебаты с серьезным политическим подтекстом.
Шведские власти предпочли них не вмешиваться — в конце концов, нобелевских лауреатов по литературе назначает не правительство, а Шведская академия. Однако премьер-министр Таге Эрлáндер (Tage Erlander) назвал это ненужным спектаклем и отметил, что обе стороны повели себя неумно. Премьер-министру было очевидно, что Шведская академия полезла в политику.
Как мог генеральный секретарь ООН Даг Хаммаршёльд — член Академии — не предвидеть, что западный мир воспользуется шансом превратить этот инцидент в митинг за свободу мысли? Почему бы сначала не прощупать реакцию русских обходными путями, а затем мотивировать выбор причинами литературными? Официальную мотивацию Эрландер счел «полностью (или преимущественно) политической». Но русские, решил премьер-министр, повели себя еще глупее.
«Очевидно, что реакция западного мира русским совершенно безразлична. Будь это не так, они бы не стали демонстрировать угнетение и бесправие в России столь вопиющим образом. Оказывается, непонятый поэт-одиночка представляет для режима столь серьезную угрозу, что его необходимо растоптать. Вернее, ненависть к режиму среди русских писателей столь сильна, что если Пастернака не растоптать, по его стопам пойдут другие, кто будоражит мысли и раскаляет эмоции более умело. Если это провокация со стороны капиталистического мира — то она удалась на все сто. Для тех из нас, кто верил и надеялся, настали черные дни». («Дневники», 29 октября 1958 г.).
Эрландер внимательно следил за реакцией литературной Швеции. Он обратил внимание на колонку Эрика Линдегрена (Erik Lindgren) в газете Stockholms-Tidningen, где тот разнес Союз советских писателей — «этих марионеток на ниточках, как веревки у висельников, которые тут же бросились изрыгать свои лицемерные, немужественные, неженственные и неописуемо трусливые проклятия». Линдегрен выразил кроткую надежду, что «этих миротворцев как можно скорее отправят на Луну вместо подопытных собак». Эрландер предположил, что Линдегрен не мог написать такое в здравом уме и трезвой памяти.
В качестве следующего шага Эрландер попросил министра социальных дел Торстена Нильссона (Torsten Nilsson) принять российского писателя и журналиста Илью Эренбурга, который в то время находился в Стокгольме. Премьер-министр хотел бы встретиться с ним лично, но Эренбург отказался — не позволяла инструкция. Эрландер поручил Нильссону сообщить русскому, что правительство никак не влияет на мнение Шведской академии и что выбор «безусловно, продиктован сугубо литературными соображениями». Еще он дал понять, что советскую реакцию считает «идиотской»: «Она показала, что режим не доверяет своим интеллектуалам, и обнажила невероятную слабость русских». Но у них еще есть шанс исправиться, считал Эрландер: «Если Пастернак прибудет на нобелевский банкет, это станет демонстрацией великой силы российской культуры».
Министр социальных дел так и сделал. Он провел с Эренбургом интересную беседу. Русский сказал, что преклоняется перед Пастернаком как коллегой по писательскому ремеслу, раскритиковал его недругов и пообещал приложить все усилия, чтобы тот получил награду. Однако этого не произошло. Под давлением властей Пастернаку пришлось сказать «нет», но и это не остановило осуждения властей.