В прошлый четверг рано утром, проведя накануне целый день недалеко от дома в штате Делавэр, Джо Байден вылетел в округ Бровард, штат Флорида, чтобы начать последнее предвыборное турне. К началу митинга на стоянке кампуса местного колледжа, где под белоснежными тентами полиция проверяла приглашения участников и проводила проверку на предмет безопасности, стоял 201 автомобиль. Незадолго до начала мероприятия туда пришли пешком около 50 сторонников Дональда Трампа, размахивая огромными флагами (на одном из них была надпись «Трамп 2020: больше никакого вранья») и плакатами с вопросом о том, где Хантер Байден. В какой-то момент члены этой группы провели неофициальный опрос, чтобы найти у собравшихся самый большой американский флаг, а затем повернулись и присягнули ему. У одного из них был мегафон (вполне очевидно, что участники движения за Трампа, которые иногда называют себя молчаливым большинством, являются громким меньшинством). «Кто из вас считает, что Джо Байден носит эту маску где-нибудь еще, а не только перед камерами?— спросил он. — Маска не для элиты. Маска — для таких, как вы». Если бы вы в тот момент были в кампусе Броварда, вы бы приняли весь этот пафос и огромные флаги всерьез и догадались, что митинг был за президента.
Байдена представил собравшимся Мануэль Оливер (Manuel Oliver), американец венесуэльского происхождения, сын которого, Хоакин, был убит во время стрельбы в школе в Паркленде. Оливер вспомнил, как познакомился с Байденом после этого массового убийства. «Он сказал нам, чтобы мы нашли цель в жизни, — вспоминал Оливер. — Наверное, это был лучший совет, который я мог получить от лидера». Байден — в солнцезащитных очках-авиаторах и в голубой рубашке с расстегнутым воротом — говорил о последних днях президентской гонки и выглядел уверенно. Большинство предложений, которые он произносил, заканчивалось восклицанием: «Если Флорида станет „синей", все будет позади!». Одним из препятствий для этого была незначительная поддержка Байдена среди латиноамериканских избирателей в Южной Флориде, многие из которых являются кубинцами или венесуэльцами. Для них Байден в свою агитационную речь вставил новый призыв: «По правде говоря, президент Трамп не может отстаивать демократию и права человека для кубинцев или венесуэльцев после того, как он поддержал такое количество автократов во всем мире — начиная с Владимира Путина и Ким Чен Ына из Северной Кореи». Когда я вскоре ушел, сторонники Трампа все еще были там. «Педофил! — крикнула мне вслед одна женщина, вероятно, думая, что я присутствовал на митинге как сторонник Байдена. — Угодник Китая!». После митинга Байден сделал внеплановую остановку в открытом предвыборном центре в Форт-Лодердейле, а затем направился в аэропорт, где его ждал самолет, чтобы доставить его в Тампу. До выборов осталось четыре дня мероприятий, чтобы попытаться каким-то чудом завоевать большинство — 201 автомобиль за раз.
Президент Трамп недоволен, заявляя, что Байден почти не участвовал в предвыборной кампании, и это действительно так. С другой стороны, Байдену 77 лет, позади — трудный год, и на мероприятиях, которые он проводил, он выглядел свежим и редко падал духом и отступал. Просто на этих мероприятиях было не так уж много людей. С тех пор как в конце августа Байден возобновил кампанию с личным присутствием, мероприятия в закрытых помещениях обычно устраивались для аудитории в несколько десятков человек, сидящих в белых креслах, расположенных кругами, обозначенными на полу белой лентой. Это хорошо смотрится по телевидению, но обстановка безжизненная и скучная. Мероприятия на открытом воздухе в последнее время проводились «на колесах», когда собравшиеся избиратели не выходили из своих автомобилей, как в колледже Броварда: несколько сотен человек паркуются перед сценой и сигналят в ответ на впечатляющие заявления. Разве сигналы автомобилей — это смех, аплодисменты или еще что-нибудь? Байден уже это понял, но это по-прежнему вызывает беспокойство у некоторых солидных доверенных лиц, которые оказываются в ситуации, когда делают то, что обычно делают только сумасшедшие — высказываются на сложные политические темы под звуки, издаваемые автомобилями. «У вас здорово звучат сигналы!», — сказал Барак Обама, обращаясь к участникам митинга в Майами, которые слушали его выступление, сидя в автомобилях. Из-за правил, установленных предвыборным штабом Байдена с учетом пандемии, большинство репортеров не присутствуют на предвыборных мероприятиях, ожидая, пока несколько назначенных представителей журналистского пула войдут в зал и понаблюдают за происходящим от имени всей группы. Общения мало. Сам Байден — приезжающий, уезжающий, машущий рукой, чаще всего в исключительно строгом классическом синем костюме и огромной черной маске — казался более неуловимым, чем обычно. 27 октября в сводке новостей из аэропорта Джорджии, опубликованной корреспондентом издания «Политико» (Politico) Кристофером Каделаго, говорилось: «Байден на мгновение остановился, глядя на представителей прессы, но, видимо, решил не подходить и вместо этого поднялся в самолет».
Как только началась пандемия, говорит Лонгвелл, избиратели стали воспринимать ситуацию в более мрачном свете — вместо «пороховой бочки» женщины Пенсильвании начали использовать словосочетание «дерьмовый балаган». Возможно, более осмысленно они больше не говорили о новостях как о чем-то абстрактном. «Они говорят о своих страданиях, о своей боли, — говорит Лонгвелл. — Они говорят о потере родителей во время пандемии или о том, что не могут их видеть. Они говорят о том, что у них рак в состоянии ремиссии, и они боятся идти в магазин, потому что люди ходят без масок.
Они говорят, что не могут видеться со своими внуками, или, если у них есть маленькие дети, о том, что дети не могут видеться со своими бабушками и дедушками. Есть люди, которые говорят о проблемах со здоровьем, но лечение пришлось отложить. У людей просто очень много личных страданий.
Их небольшие фирмы закрыты. Кого-то из их родственников, членов семьи уволили. Они напуганы, и их беспокоит будущее». По мнению Лонгвелл, то, что эти женщины люди пережили, повлияло на их мнение о Байдене, которого до пандемии они могли бы назвать просто умеренным. Теперь они считают его «человеком, который в основном является идеальным воплощением добра и чуткости в то время, когда люди чувствуют себя сломленными и очень опустошенными и не хотят хаоса». Лонгвелл говорит, что в одном из агитационных роликов Байдена есть строчка, где он заявляет: «Я не все сделаю, как надо, и всего не исправлю». Все указывали именно на это и говорили примерно так: «Боже, было бы так здорово, если бы просто человек не говорил беспрерывно, что все знает».
Эти перемены в умеренном демократе, его превращение в более близкого к людям человека, главного защитника, советника людей, испытывающих горе и печаль, стало самым важным результатом работы предвыборного штаба Байдена. Политтехнологи часто выражаются в категориях корпоративных брендов, возможно, потому, что они для них много делают. «Трамп похож на „Найк" (Nike), — сказал мне недавно ведущий политтехнолог республиканцев. Он имел в виду впечатляющий, привлекающий внимание, но далекий образ. — Джо — это свой человек из хозяйственного магазина, дружелюбный парень в оранжевом фартуке».
Последняя важная речь в ходе президентской кампании Байдена (последнее его выступление, в котором он говорил в основном о себе, а не только о Трампе) прозвучала во вторник на прошлой неделе в Уорм-Спрингсе, штат Джорджия, куда в свое время поехал восстанавливаться от полиомиелита Франклин Рузвельт и где затем построил свой маленький Белый дом. Историческим ориентиром Байдена долгое время был не Рузвельт, а Кеннеди, католик-демократ ирландского происхождения, как и сам Байден (этот парень из Скрэнтона каждый год празднует День благодарения со своей семьей на острове Нантакет — не в самом Хайанниспорте, а просто приезжает на остров на пароме). Как отметил выдающийся профессор-историк из Калифорнийского университета в Дэвисе и ведущий исследователь биографии Рузвельта Эрик Раухвэй (Eric Rauchway), было любопытно наблюдать, как умеренный демократ Байден возвращается к Рузвельту и его программе «Новый курс» (New Deal), которая долгое время считалась слишком радикальной, чтобы Демократическая партия сосредотачивала на ней свое внимание. «Это, видимо, кое-что говорит о том, как меняется Демократическая партия», — говорит Раухвэй. Также было понятно, что Байден постарается найти общее с Рузвельтом, поскольку пытается, чтобы проводимая им кампания была ориентирована на объединение и сплочение американцев. «Эпоха „Нового курса" — это в буквальном смысле единственный случай в истории США, когда объединяющее выражение патриотизма не носит военного характера, — говорит Раухвэй. — Все остальное связано с войной».
Но, похоже, в Уорм-Спрингсе Байдена интересовала не столько политическая, сколько глубоко личная история Рузвельта, история страданий и стойкости, и особенно история, связанная с реабилитационным центром для больных полиомиелитом, который Рузвельт основал там в 1927 году. Дэниел Холланд (Daniel Holland), психолог, специализирующийся на правах инвалидов, назвал этот центр местом, где «людей с ограниченными возможностями считали не „пациентами, которых необходимо лечить", а жителями этого центра и лидерами сообщества, в котором они олицетворяли статус-кво и в котором они могли вести нормальную жизнь». В своей предвыборной речи Байден сказал: «Рузвельт приехал сюда в поисках исцеления, но именно испытания, через которые он здесь прошел, опыт, который он здесь приобрел, и выводы, которые сделал, помогли ему поднять страну. Смирение, сочувствие, смелость, оптимизм. Это место означало путь вперед. Путь к восстановлению, устойчивости, исцелению».
В кампании Байдена на ее последнем этапе есть элемент упрямства: настойчивое заявление о том, что «мы знаем Джо», как выражаются многие из его доверенных лиц. Заявление, что нам нужно единство, что слова — «лучшие ангелы» (в одном из своих предвыборных выступлений Байдет сказал, что на выборах победят «лучшие ангелы» — прим. перев.) — оказывают определенное влияние не только на моральную, но и на политическую сторону нашей жизни. Как отметил Раухвэй, истина на более глубоком уровне заключается в том, что американскую политику, во всяком случае, в мирное время, гораздо чаще определяла разобщенность, нежели единство. Консервативный стратег Стюарт Стивенс (Stuart Stevens), некогда консультант предвыборного штаба Ромни, а теперь убежденный противник Трампа и Республиканской партии, сказал мне незадолго до предвыборного мероприятия в Уорм-Спрингсе, что, по его мнению, кампания Байдена была проводится грамотно. «Видите ли, Байден до этого уже дважды баллотировался в президенты, и у него это не очень хорошо получилось, — сказал Стивенс. — Я считаю, что здесь происходит то же, что бывало и раньше, то есть человек, который в другое время действовал не очень правильно, на этот раз действует так как надо». На этот раз дело в страдании, и Байден — непоколебимый и надежный человек, переживший горе и страдания. В ходе кампании Байдена были достигнуты некоторые мимолетные моменты единства (против пандемии, против Трампа) в эпоху разногласия и разобщенности. Может ли это единство сохраниться до и во время выборов? Может ли оно сохраниться и потом? Стивенс сказал: «Если это референдум, касающийся души Америки, он победит».