Отношения между соседями часто бывают непростыми. Прошлые обиды оставляют осадок, к ним добавляются новые, а постороннему бывает непросто понять, в чем причина антипатии. Сами соседи могут даже не воспринимать это как проблему и, наоборот, время от времени подпитываться отрицательными эмоциями, расцвечивая жизнь периодическими склоками.
Соседние страны часто переживают нечто подобное, причем взаимные претензии могут с удивительной легкостью переходить из поколения в поколение, становясь частью самовосприятия нации, а в попытках что-то исправить начинают видеть покушение на идентичность и внешнеполитические традиции.
Конечно, межгосударственные отношения складываются не в вакууме — баланс сил, союзные обязательства, региональные и глобальные процессы — все это накладывает свой отпечаток, не позволяет нарисовать новую жизнь с чистого листа. При отсутствии возможности или желания искать совместные решения пикировка по поводу старых проблем становится то ли содержанием политики, то ли ее подменой.
Именно в этом печальном положении находятся и, вероятно, останутся в обозримом будущем отношения России со странами Балтии. Литва, Латвия и Эстония не близнецы, и двусторонние связи с Россией каждой из них имеют свою специфику. Но хватает и общих черт и проблем, которые нужно хотя бы осознать. Эти общие черты можно уподобить элементам средневековых крепостей, которые всегда привлекали русских туристов в Прибалтике.
Стена
В обсуждениях российско-китайских отношений часто всплывает мысль, что напряжение между ними неизбежно возникнет из-за десятикратной разницы в населении. У Эстонии с Россией этот разрыв стократный, а в случае Латвии и Литвы — ненамного меньше. К тому же население всех трех балтийских государств быстро стареет и сокращается. Участие в западных политических альянсах дает в этом смысле разнонаправленный эффект. С одной стороны, обеспечивает небольшим государствам поддержку союзников, с другой — стимулирует отток рабочей силы в экономические центры Запада.
Разница потенциалов между балтийскими государствами и Россией проявляется и в других сферах. Почва для страхов в отношении Москвы удобрена заранее, даже без учета истории и современной политики.
В России, в свою очередь, недоумевают, почему небольшие республики вместо того, чтобы развивать экономическое сотрудничество с гигантским соседом, становятся антироссийским авангардом Евросоюза и НАТО, всячески стремясь обособиться от России. Кто-то рассчитывает, что в долгосрочной перспективе материальный интерес возьмет верх и страны Балтии осознают, что один лишь ЕС не вытянет их из периферийного положения. Кто-то принимает нынешнее состояние дел как естественное — страны на линии фронта между Россией и Западом притягивают дополнительные ресурсы из-за напряжения между двумя центрами силы, а потому не заинтересованы в том, чтобы оно падало.
Собственный военный потенциал стран Балтии остается ограниченным, что нормально для небольших государств. Расчет — на поддержку союзников, в число которых попадают все соседи, кроме России и Белоруссии.
Украинский кризис 2014 года произвел на Прибалтику глубокое впечатление. События на востоке Украины охватили территорию, по населению сопоставимую со всеми тремя балтийскими государствами, вместе взятыми. Кризис дал повод расширить фактически постоянное пребывание сил союзников по НАТО на территории трех стран. Их политическая элита рассчитывает, что в будущем союзное присутствие еще укрепится.
Избавить континент от разделительной черты, которая прошла по границе России и стран Балтии, пытались еще на переломе эпох, когда в Парижской хартии для новой Европы 1990 года появилась идея общего пространства безопасности и экономического сотрудничества. Но она осталась мечтой, равно как и провозглашенная в 2003 году концепция общих пространств России и ЕС.
При этом в стратегии стран Балтии с самого восстановления независимости доминировало именно желание стать частью Запада, а не содействовать соединению Запада и постсоветского мира в некую новую общность. Хотя этот курс не исключал получение тактических выгод от сохранявшихся постсоветских связей и в бизнесе, и в политике.
Ворота
Крепость защищает от внешнего мира, но оставляет возможность для связей с ним, особенно торговых. Даже в отдаленном будущем, когда могут разрешиться многие сегодняшние противоречия, ни страны Балтии, ни другие государства ЕС вряд ли будут готовы превратить границу с Россией во внутришенгенскую. Так, чтобы ее можно было пересекать, не замечая и не останавливаясь, без виз и видимого контроля. Страны Балтии надеются остаться в числе часовых на въезде в Евросоюз.
Для России эти три государства — удобный, но не единственный маршрут для торговли с ЕС. На Балтийском море Россия развивает собственную портовую инфраструктуру, доступны и другие морские пути. На фоне сложных политических отношений ограничение экономических контактов и перераспределения торговых потоков выглядит ожидаемым, и не только из-за санкций.
Тем не менее ворота пока не закрываются. Модернизируются пропускные пункты, действуют программы приграничного сотрудничества. Возможно, это ростки здорового общения, способного стимулировать развитие регионов по обе стороны границы, где многие районы нужно вытаскивать из экономической депрессии. Однако ростки легко затоптать в политических баталиях.
С удивительным постоянством политически почти безнадежные отношения между Россией и Прибалтикой до пандемии поддерживали на плаву многочисленные туристы и бизнесмены. Сочетание объективных природных и исторических преимуществ с географической близостью и нотками ностальгии делало прибалтийские столицы и курорты желанным направлением для российских туристов. Полноценное восстановление прибалтийского туристического сектора после пандемии без этого потока вряд ли возможно.
Однако совместить ухудшение политических отношений с сохранением контактов между людьми получается не всегда. Политическая динамика начинает переливаться в неполитические сферы. Сказывается и негативный информационный фон, особенно в условиях разнообразия альтернативных туристических маршрутов и более открытых партнеров по бизнесу в других частях мира.
Подвалы замка
В истории, как в подвале древней крепости, накопилось всякое, причем самые зловещие рассказы о былом нередко оставляют мало материальных свидетельств, передаются из уст в уста как предание, неизбежно подвергаясь искажениям.
По мере открытия архивов, казалось бы, поле для содержательного диалога историков должно расширяться. Но работа специалистов часто попадает в поле зрения широкой публики и жернова политической инструментализации. В напряженной международной обстановке исторические свидетельства используются, чтобы уличить оппонента в неправоте. Признание же неправоты своей страны — пусть даже неправоты почти вековой давности — трактуется как недопустимое самоослабление в принципиальной борьбе. В ближайшее время здесь сложно ждать перемен.
Атмосфера в исторических дискуссиях не улучшится сама по себе — просто из-за открытия новых фактов. В политике должен ослабеть запрос на обмен историческими аргументами, а это возможно, только если стороны посчитают преимущества от восстановления взаимопонимания более весомыми, чем сегодня.
Политическое внимание концентрируется лишь на полувековом периоде значительно более длинной истории. Не только средневековые сюжеты, но и пребывание Прибалтики в составе Российской империи, революционный надлом и первое двадцатилетие независимости не вызывают такой аллергической реакции и могут быть пространством совместных исследований. Медленно, но верно в историю уходят и бурные 1990-е годы, где тоже немало тем для рефлексии.
Ратушная площадь
Пока отношения России со странами Балтии остаются в тупике, сами прибалтийские народы успели преодолеть несколько этапов своей политической истории. Менялись президенты и правительства, трансформировались наборы популярных политических партий. Как и в большинстве стран, экономика и внутренняя политика заботят людей больше, чем внешняя.
Как всегда в кризисы, в пандемию число недовольных властями растет и в странах Балтии. Россия, однако, по-прежнему воспринимается политическим мейнстримом не как возможный партнер по социально-экономическому восстановлению, а как источник неприятностей, то ли реальных, то ли мнимых.
С российского угла большая часть прибалтийских внутриполитических перемен выглядит малозначительной — общего характера двусторонних отношений они почти не меняют. Не меняются и претензии России к эстонским и латвийским политикам в связи с положением внушительного русскоязычного меньшинства в этих странах, часть которого по-прежнему наделена промежуточным статусом «неграждан». Сохранявшиеся до недавнего времени возможности обучения в русских школах сворачиваются, политические силы, пытающиеся выступать от имени русских общин, маргинализуются.
Российские дипломатические демарши и развитие контактов между Россией и русскоязычными в Прибалтике в глазах существенной части прибалтийских элит лишь подтверждают, что они правы, когда стараются минимизировать российский фактор в своей внутренней жизни. Для России же такая реакция — еще одно свидетельство, что прибалты неконструктивны и инвестировать в отношения с ними бессмысленно.
Парадоксально, что с Литвой, где русскоязычная община невелика и нет «неграждан», отношения у России с 2014 года, пожалуй, хуже, чем с Латвией и Эстонией. Эти две страны все-таки предпринимали усилия, пусть и ограниченные, для развития диалога на государственном уровне.
* * *
Слово «замок» в русском языке меняет значение в зависимости от ударения. Для организации самостоятельной жизни и обособления от России, понимаемых как две стороны одной медали, прибалтийские страны выстроили замок, который в нынешних политических обстоятельствах становится замком на связях России и ЕС.
Страны Балтии как передовой отряд критиков России в ЕС скорее опасаются, чем желают очередной попытки перезагрузить проблемные отношения. Россия, со своей стороны, не склонна размениваться на мелочи — в условиях общей несговорчивости Запада она ищет побед на других фронтах. Предотвращение полного сворачивания контактов становится для России и стран Балтии практической задачей, в актуальности которой еще надо будет убедить часть политических элит. Ждать у моря другой погоды, вероятно, придется долго.