«Я верю в пассионарность, в теорию пассионарности. Это, собственно, как в природе, обществе: идет развитие, пик, затухание. Россия не достигла своего пика. Мы на марше, на марше развития», — заявил Владимир Путин, таким образом показав, что он выступает приверженцем знаменитой теории выдающегося ученого, историка и этнолога Льва Гумилева.
У России и россиян все еще впереди, ведь, согласно этой теории, их молодой народ располагает запасами энергии и потенциалом. Слова Путина прозвучали в тот момент, когда Российская Федерация вновь оказалась в центре дезинформационной кампании так называемого Запада. К травле традиционно с воодушевлением подключились в том числе польские политические элиты.
Позорный спектакль, который мы увидели после визита верховного представителя ЕС по иностранным делам Жозепа Борреля в Москву, привел к появлению взаимных предупреждений о возможном разрыве отношений между ЕС и Россией. Вашингтон, который после отмеченного напряженностью периода президентства Трампа, начинает восстанавливать позиции на Старом континенте, потирает руки. На горизонте возник риск того, что Европа превратится в одну большую Польшу, находящуюся во власти США, по собственной воле лишающей себя не только автономности в международной политике, но и самостоятельности в целом, ведь для нее нужна свобода маневра.
Несмотря на все это высказывания опытного министра иностранных дел и искушенного дипломата Сергея Лаврова звучат спокойно и характеризуются реализмом. Он говорит, во-первых, что Российская Федерация справится без ЕС, а во-вторых, что Брюссель — это не Европа.
Действительно, в цивилизационном плане Европа — это нечто гораздо большее, чем современная форма политико-экономической интеграции. В сущности, на фоне культурных изменений последних десятилетий Россия начинает выглядеть более европейской, чем сама Европа. Это показал всем президент Путин в своем нашумевшем выступлении на Всемирном экономическом форуме в Давосе, где он четко заявил, что она будет защищать, в частности, право на частную жизнь, которому угрожают поползновения корпоративно-государственного цифрового тоталитаризма.
Глава российского внешнеполитического ведомства дал понять, что у Москвы есть партнеры на Старом континенте на уровне отдельных стран. Это ослабляет переговорный потенциал европейских государств. Интегрированный блок имел возможность разговаривать с Москвой на равных, пытаться обрести статус самостоятельного полюса в формирующемся многополярном мире. Отдельные национальные государства Европы сейчас, вероятно, начнут вести диалог с политической, военной и сырьевой державой поодиночке. Возможно, Германии, которая обладает значительным потенциалом и пользуется в Москве определенным уважением, удастся в этом преуспеть, но другим будет сложно. Польше придется вести разговор самой с собой, поскольку никто не станет прислушиваться к ее очередным заявлениям.
Вернемся, однако, к России. Упомянутая Путиным пассионарность проявляется в том числе во внешней политике РФ. Она заключается в гибкости, готовности развивать новые направления сотрудничества. Недавно талантливый молодой российский китаист Николай Вавилов заявил о том, что вполне возможным становится создание оборонно-политического союза Москвы и Пекина. В перспективе Китай может даже присоединиться к Организация Договора о коллективной безопасности, которую создала Россия.
Совершив официальный визит в Москву, председатель иранского парламента Мохаммад Галибаф сообщил, в свою очередь, что его страна завершает переговоры о вступлении в Евразийский экономический союз, который тоже появился по российской инициативе. Россия может позволить себе отказаться от европоцентризма. Ей доступны разные направления, в том числе наиболее динамичное развивающееся — азиатское, а также все еще пассионарное, хотя сейчас погрузившееся в хаос исламское.
Польские правящие элиты продолжают между тем отчаянно держаться за одного заокеанского патрона, что в современной ситуации выглядит не только унизительным, но и негигиеничным. Прижимаясь к трупу Запада, мы можем перенести гнилостные процессы на нашу почву. Правда, хотелось бы, опираясь на теорию пассионарности, верить, что поляки — это еще не старый, сходящий со сцены народ.