Еще не стихло насилие по отношению к демонстрантам в Белоруссии, как полицейскими дубинками начали избивать безоружных протестующих в России. Мы с вами в режиме реального времени наблюдаем за историей Алексея Навального и за тем, как Россия преподносит Европе жестокие уроки реальной политики. Причем в некоторых государствах Европейского Союза Россия параллельно претендует на стратегические проекты. Намного менее заметны многочисленные шаги российского правительства, затягивающего рукава смирительной рубашки на российском обществе. Тем не менее российский режим не шатается, хотя поверхностные комментаторы в СМИ пытаются убедить нас в обратном. И все-таки настроения в российском обществе постепенно меняются. Насколько глубокие и стремительные перемены могут последовать? Что на самом деле важно для российского общества? Как Россия воспринимает ЕС? Какую позицию в сложившейся ситуации занять Чехии?
Смена настроений в российском обществе
После прихода на пост президента в 2000 году благодаря двум успешным срокам Владимир Путин получил большой кредит доверия от российского общества. Россияне считали консолидацию страны необходимостью, а еще выше они ценили стабильность и улучшение экономической ситуации. Те, кто внимательно следил за событиями в России, восприняли обмен президентской и премьерской должностью в 2008 году между Владимиром Путиным и Дмитрием Медведевым как временное и в целом формальное явление. Однако именно в тот год произошло несколько серьезных изменений. Во-первых, на России начал постепенно сказываться мировой финансовый, а затем и экономический кризис, который положил конец семи годам процветания и быстрого экономического роста. В том же году Россия вторглась в Грузию, и это событие показало, насколько сильным может быть патриотизм в русской душе. Популярность российского руководства взлетела до невероятных 90% и легко затмила замедление экономики.
Первый спад популярности Владимира Путина и первые демонстрации спровоцировала передача ему президентской должности. Тогда даже самые непонятливые избиратели поняли, что российская демократия — это маскарадный костюм, в котором верхушка дефилирует перед своим гражданами и окружающим миром. Часть либералов, прежде всего в Москве, выражала свое недовольство с декабря 2011 года вплоть до инаугурации Путина весной 2012. Однако большая часть российского общества сохранила твердую уверенность в том, что политической альтернативы Владимиру Путину нет.
Тогдашние протесты, символической ареной которых стала Болотная площадь, режиму не угрожали. Но они разворачивались на фоне тревожных событий: свержения многих авторитарных правителей во время арабской весны и волн демократизации на постсоветском пространстве. Поэтому путинское государство отнеслось к демонстрациям серьезно. Режим сумел их обуздать, а после начал завинчивать законодательные гайки. Дума приняла массу новых законов, начиная с закона об иностранных агентах вплоть до закона о клевете. Таким образом была выстроена огромная законодательно-репрессивная пирамида, которую российская власть до сих пор без устали совершенствует. Уже тогда постоянно сотрясаемая несистемная оппозиция откровенно заговорила о паутине коррупционных связей в российском руководстве. Однако проблемы тех лет опять затмило вторжение, которым Россия отреагировала на демократическое и прозападное движение у себя по соседству. Аннексия Крыма и патриотический подъем 2014 года стали звездным часом для президента Путина. Его популярность снова взлетела до 90%.
У значительной части российского общества, хронически больной имперской формой национализма, появилось ощущение, что она снова глотнула свежего воздуха. Крым вернулся, Россия стала чуть больше, а окружающий мир ее снова боялся. Воображаемая конфронтация с Западом сплотила россиян, и пропаганда поднялась на новый уровень. На телеканалах началась патриотическая горячка. Метафоры о фашизме в Европе и на Украине дополнялись «изнасилованием» истории, и инъекция национальной гордости помогала россиянам преодолевать ежедневные проблемы.
Лидер российских коммунистов Зюганов назвал 2015 год сталинской весной. Это был год, ставший, судя по опросам общественного мнения «Левада Центра», важной вехой в процессе переоценки российским обществом фигуры Сталина. Популярность этого массового убийцы, которая росла с конца 90-х, после аннексии возросла еще больше, и количество тех, кто «положительно» или «скорее положительно» оценивает роль Сталина в истории, превысило 50%. Снова появились его бюсты, памятники и музеи, посвященные Сталину. Запад в то время преодолевал один кризис, вытекающий из другого. За финансовым кризисом последовал долговой, а затем миграционный. После избрания Дональда Трампа начался кризис единства. Запад оказался не способен решить проблему Сирии, что дало российскому руководству не только возможность для дальнейшей экспансии, но и продлило момент патриотического угара. Но главное, что Россия получила доступ к источнику миграции и уникальную возможность отстаивать легитимность авторитарных правителей, защищая их от давления «улицы».
Параллельно стартовало дезинформационное наступление манипуляторских сайтов, благодаря которому удалось прорваться в самое сердце Центральной и Западной Европы (и не только). Целью России было повлиять на политические события в пользу популистов и пророссийских политиков. Все это происходило при поддержке значительной части российского общества. Когда оцениваешь все эти процессы, закономерно встает вопрос: это Путин меняет Россию или, скорее, Россия меняет Путина? Ответ дает история, так как даже те российские правители, кто проводил реформы и модернизацию, не отказывались от имперской политики, и в итоге даже их реформаторские планы разрушал авторитаризм. Профессиональная карьера Путина дополняет слаженную картину, которую, пожалуй, можно описать, перефразируя слова Моцарта, адресованные пражанам: «Мои русские меня понимают».
Но под слоем координируемой государством пропаганды и патриотического нарратива все равно просматривалось, что с 2009 года дела у России идут плохо. После экономического кризиса в 2014 году начались западные санкции, которые усугубил спад цен на нефть. Разросшийся государственный сектор, который при Путине окреп, заняв 70 процентов экономики, превратился в тяжкий груз. Картину довершали огромные расходы на силовые ведомства. Если же посмотреть на карту и климатические условия РФ, то становятся понятны все минусы размеров этой страны. При низкой плотности населения не только неэкономично, но и практически невозможно поддерживать качественную инфраструктуру. При этом уже существующая инфраструктура поглощает невероятные средства. Результат — стагнация экономики и все более ощутимые удары по уровню жизни простых россиян. На фоне всего этого в последние годы оппозиционные активисты во главе с Алексеем Навальным публиковали материалы, доказывающие астрономическую коррупцию и воровство государственного имущества. Многие россияне со временем поняли, что сюжеты в теленовостях не совпадают с реальностью. В среде молодежи, получающей информацию из социальных сетей, и либералов начало расти недовольство, а дискуссия вокруг пенсионной реформы превратилась в предвестник утомленности путинизмом.
Даже в такой ситуации Кремль решился на рискованный шаг и изменил конституцию. Главной целью было продлить срок президентства Путина до 2036 года. Вообще изменений было много, и сформулированы они были в патриотическом духе аля «Россия на первом месте». По официальным данным, поправки на референдуме поддержали 77,9% избирателей. Многие оппозиционные политики сочли этот результат фальсификацией. Все это по неудачному стечению обстоятельств происходило параллельно с кризисом в Белоруссии, где фальсификации на выборах были доказаны, в том числе благодаря аудиозаписям, сфотографированным на мобильный документам избирательных комиссий и тщательному наблюдению за голосованием. Алексей Навальный назвал результат российского референдума «фальшивкой и огромной ложью». Его дальнейшая судьба еще больше убедила многих россиян, что все идет не так, как должно бы.
Несколько слов об Алексее Навальном
Даже систематические удары по оппозиции не сумели заглушить самого непримиримого критика власти. Алексей Навальный много лет разоблачал ложь и коррупцию и рассказывал о конкретных, очень реально выглядевших эпизодах разворовывания государства в невообразимых масштабах. Он не боялся. В социальных СМИ он показывал, насколько разветвлены и сложны коррупционные схемы и отношения между представителями верхушки, связанными непосредственно с российским руководством. Однако раньше на его серьезные обвинения внимание обращала лишь малая часть общества. Все изменилось, когда Навального отравили, доставили в Германию, вылечили и, что главное, когда он решился на впечатляющее возвращение обратно в Россию под видео-фанфары качественно снятого фильма о коррупции на самых верхах. После возвращения его, как и ожидалось, сразу посадили.
Демонстрации в его поддержку прошли во многих городах, но по российским меркам оказались не столь масштабными. По опросам общественного мнения «Левада Центра», 30% россиян убеждены, что Навальный сам инсценировал отравление, а 19% уверены, что это была провокация западных спецслужб. Таким образом, половина населения верит государственной пропаганде. Всего 15% опрошенных согласились с тем, что это власть пыталась ликвидировать своего политического оппонента. При оценке этих цифр нужно учитывать «самоцензуру» у тех, кто решил ответить нейтрально: «Не знаю». Тем не менее Кремль по-настоящему забеспокоился.
О Навальном написано уже много. Критики на Западе и в России упрекают его в национализме, а его повестка и методы работы, наверное, действительно способствуют расколку в российской продемократической оппозиции. И все-таки мне кажется, что тут уместно вспомнить дискуссию внутри «Союза правых сил» (СПС), который вместе с «Яблоком» был последней прозападной либеральной партией в Думе. Перед выборами 2003 года СПС проанализировал свои возможности. Анатолий Чубайс и Леонид Гозман предупредили, что без концепции восстановления величия России у партии нет шансов привлечь даже либеральных избирателей, и поэтому она может не попасть в парламент. Поэтому они предложили концепцию «либеральной империи», которая проецирует свою силу с помощью экономической экспансии, основанной на рынке, и энергоносителей. Но в итоге руководство партии принципиально отказалось от этой концепции, и партия в Думу не прошла. Полагаю, Навальный ясно понимает, что имперская форма национализма неизбежно нужна любому российскому политику, который настроен серьезно. И тем не менее его борьба с коррупцией заключает в себе кое-что еще очень важное. Речь идет о стремлении к правовому государству и правилам, которые сами по себе предохраняют от незаконных аннексий и агрессии в отношении соседей. Делать предположения насчет его политического будущего преждевременно. С чисто человеческой и гражданской точки зрения восхищает то, что в своей опасной борьбе он не боится рисковать собственной жизнью.
Давайте не будем идеализировать российское общество
Большая часть российского общества все еще ностальгирует по великой советской эпохе. Этими сантиментами с успехом пользуется российское правительство, с которым общество связывает воплощение своих желаний. С одной стороны, правительство находится под давлением, а с другой — оно цинично использует эту ностальгию и обостряет ее. Власть кормит общество «блюдами» из уникального российского идеологического меню, давая пищу для национальной гордости. Власть апеллирует к имперскому прошлому и надежде на великорусское будущее самой большой страны, которая до недавнего времени контролировала значительную часть расколотого надвое мира. Поэтому со школьной скамьи государство вбивает в головы детям истории о том, как Россия прогнала европейцев, которые захватили Кремль в 1612 году (поляков), которые вторглись в 1812 году под командованием Наполеона (французы) и напали в 1941 году (немцы). Героическую историю Великой Отечественной войны освободили от сомнительного имперского пакта Сталина с Гитлером и выдают дозированно.
Москва любит напоминать, что вместе с Соединенными Штатами располагает самым большим ядерным арсеналом, неизмеримыми запасами нефти и газа, а также местом в кругу постоянных членов Совета безопасности ООН. Российское общество кормят мифологией истории, власти и территории, которая является культурным ключом в руках российских правителей. К сожалению, даже авторитетные западные комментаторы недооценивают этот феномен. Поэтому часто приходиться сталкиваться со сравнениями размеров ВВП России и Италии или Нидерландов. Но ВВП не такой уж важный показатель. У Италии или Нидерландов нет самой большой территории, нет огромных сырьевых ресурсов, нет ядерного оружия, и они не заседают в Совете безопасности ООН. Учитывать необходимо и возможность навредить, а также решимость идти на конфронтацию. В общем, Россия — очень значимое государство, которому нужно уделять внимание и которое нужно постигать. Однако это не означает, что мы должны бояться России или уступать ей. Напротив, тех, кто ей уступает, Россия не уважает и теснит.
Российское общество — один из создателей путинизма, то есть системы, которая не является ни новой идеологией, ни идейной школой. Это способ правления, когда каждой группе населения предлагается тот нарратив, который ей нужен. Важная составляющая этой политики — безальтернативность, распространяющаяся и на личность президента, и выбранный курс, и на идеи. На российской политической арене не может появиться видный политический субъект, не контролируемый властью (даже среди коммунистов), поскольку правительственные силы обсасывают и впиваются во все привлекательные темы. Пожалуй, единственную подобную тему удалось найти Навальному, хотя с темой борьбы с коррупцией часто и активно работает и сама государственная власть.
Российское общество за свою историю страдало намного больше, чем мы можем себе представить. Люди хотят, прежде всего, стабильности. Революции приносили им, как правило, спад уровня жизни или другие, еще более страшные, вещи. Людей, которые готовы бороться за демократические идеалы, мало, и тем большего уважения заслуживают российские демократы. Они проявляют большую смелость и ведут активную деятельность в негосударственной сфере, которая подвергается давлению. Протестный потенциал ограничен и вызревает постепенно. Но это созревание ускоряется осознанием масштабов коррупции в стране и сменой поколений. Тем не менее главные переменные для российского общества — это уровень жизни и национальная гордость. Большая его часть боится государственной власти. Есть еще и другая часть общества, которая воспринимает коррупцию как рядовое явление, существующее в той или иной форме повсюду. Многие россияне даже считают, что коррупция это нормально, и состояние президента ядерной державы должно быть больше, чем у олигархов, которые должны его слушаться. Кадры резиденции Путина в Геленджике на Черном море они воспринимают как взгляд на современный дворец в Царском Селе или Петергофе из-за забора. Россияне не ждут, что их президент объявит себя «слугой народа», как на соседней Украине. Это не в русских традициях. Давайте не будем идеализировать российское общество, но и не будем его демонизировать. Постараемся понять россиян в контексте того, что им довелось пережить.
Российское государство не рушится
Большая часть ошибок западных аналитиков заключается в том, что они оценивают ситуацию в России с позиции западной ценностной и нравственной системы, которая, однако, отличается от системы российского общества. До сих пор мы никак не учитывали, что за 70 лет существования СССР российское общество не вело глубоких интеллектуальных дискуссий и не сталкивалось с тенденциями демократического мира. Оно жило в системе, которая была самым масштабным и самым радикальным социальным экспериментом в истории. Практически в каждой семье хранят память о собственных жертвах репрессий сталинизма или страданиях во время Второй мировой войны. В большинстве семей еще живут также демоны холодной войны. Напротив, россияне не любят вспоминать времена распада СССР и короткий период дикой свободы 90-х, когда страна пыталась встать на путь демократии. Негативное отношение к тем временам закрепляет государственная пропаганда, которая описывает 90-е как «период хаоса, распада и разобщенности из-за близости с Западом». Этот нарратив используется для консолидации авторитарного государства.
Со сдержанностью и осторожностью нам стоит относиться к историческим аналогиям. Многие из нас, кто в 1989 году почувствовали тот опьяняющий ветер, который принес нам желанную свободу и демократию, могут сказать, что даже тогда большинство из нас не ожидали перемен. Но важно видеть ситуацию в широком контексте. В то время скрытому протестному потенциалу во всех слоях общества у нас помог не только внутренний кризис социалистической системы и руководства СССР, но и реформаторские шаги Михаила Горбачева, человека, который менял империю изнутри. В самом ее сердце он выступил со всем своим авторитетом против силового аппарата и его взгляда на мир. Однако Владимир Путин — часть великорусского нарратива. Он тот, кто его восстановил, его локомотив, его икона, его хозяин, правитель и гарант.
У российского государства достаточно внутренней воли и сил, чтобы справиться с текущей ситуацией. Оно соткало обширную законодательную сеть, в которую вплело организации и лиц, проявляющих гражданскую активность. В 2016 году одной силовой структурой стало больше: появилась огромная Национальная гвардия. Существуют и другие инструменты для борьбы с «цветными революциями». У государства есть воля к власти и финансовые резервы, накопленные от продажи нефти в богатые годы. О скорейших коренных изменениях в России речи не идет. Период, который, вероятнее всего, предстоит российскому обществу, с точки зрения внутренней политики можно сравнить с временами брежневского застоя, который жестко реагировал на проявления гражданской активности и отстаивал позицию власти. И тем не менее российское руководство понимает, что некоторые семена прорастают медленно, зато неуклонно.
Процессы, которые запустила антикоррупционная кампания Навального, в отдаленном будущем могут привести к очередному перелому, каких в российской истории случалось множество. Российская власть все их внимательно изучила и оценила. Она рискует многим. Ей известно и то, что в России каждая новая власть ликвидирует наследие предыдущей. Так же, как большевикам удалось разрушить наследие русских царей (а последнего даже казнить вместе со всей семьей), Хрущеву удалось уничтожить наследие обожествляемого Сталина. Но и его наследие попрал Брежнев, который безжалостно отстранил Хрущева от власти. Горбачев, в свою очередь, отмежевался от брежневской эпохи, а Ельцин прибегнул для устранения Горбачева к ликвидации советской империи. Сегодня его преемник преподносит ельциновскую эпоху как период распада и, конечно, задумывается, что будет с его собственным наследием. Неудивительно. Осмысление и переосмысление истории — любимое занятие российских правителей.
Европа и Россия
Внешний враг — важный и традиционный элемент нужный для консолидации российского общества и сплочения вокруг лидера. Но с точки зрения Москвы лучшего «врага», чем Европейский Союз, и пожелать нельзя. Это плохо объединенное сообщество демократий с не столь разными интересами, но с очень разным историческим опытом и представлениями. Это сообщество, которое принимает решения по внешнеполитическим вопросам единодушно всеми 27 голосами. Понятно, что такое количество стран принимают, как правило, слабые решения и, как правило, медленно, а реализовать эти решения оказывается еще сложнее. Многие страны-члены Европейского Союза в прошлом мало сталкивались с Россией, что на них сказывается. О визите Жозепа Борреля в Москву уже, вероятно, все написано. Российская сторона преподнесла высокопоставленному представителю ЕС урок реальной политики и русского гостеприимства. Теперь он точно знает, что к подобным переговорам, особенно когда представляет не только самого себя, но и 27 стран и полмиллиарда европейцев, необходимо тщательно готовиться. Русские показали Боррелю на деле, что остаются верны сталинскому принципу, который часто повторяет президент Путин: «Слабых бьют».
Царит убежденность, что Россия хочет стать частью Европы. Но Россия отказалась от этого желания. В период с 2004 по 2014 годы она постепенно пришла к пониманию, что не хочет быть частью Европы и Запада. Европа или Запад, как писал Кундера в «Украденной Европе», — это понятия не только географические, но и, в первую очередь, цивилизационные и ценностные. Ради самосохранения российский режим отказался от плюрализма и демократических ценностей. Они невозможны при 20-летнем правлении одного человека (с перспективой остаться до 2036 года), избирательном подходе к правовому государству и имперской политике.
А вот чего недостает комментаторам и аналитикам, так это понимания того, что Россия всегда боялась объединенной Европы. В XIX веке это была воображаемая «Пан-Европа», которую Россия гомогенизировала, не замечая ее внутренних противоречий и конфликтов. Сегодня Европа более едина, но и более миролюбива и демократична. Если бы тот же Жозеп Боррель представлял Испанию, то его приняли бы куда благосклоннее. Российская стратегия — добиться раскола среди союзников по НАТО и ЕС, и тогда Россия будет разбираться с каждым по отдельности. Скорее всего, именно поэтому Россия до сих пор не подала заявку в Европейское агентство лекарственных средств, чтобы оно приступило хотя бы к предварительно оценке вакцины «Спутник V», не говорят уже о ее регистрации. (Кстати, вакцину назвали в честь символа советского триумфа в борьбе с Западом.) Я напомню, что при этом Венгрия уже получила партию российской вакцины. Современная «Пан-Европа» несколько незаслуженно превратилась для России во враждебное сообщество. А дело все в том, что ЕС это, в том числе, сообщество ценностей.
Что это означает для Чехии?
Россия — важная страна, которую нужно воспринимать всерьез. Но мы должны исходить из реальности, а не из субъективных представлений и собственных желаний. Например, нельзя навязывать диалог партнеру, который в нем не заинтересован. Также ключевую роль играют интересы. Важно различать интересы стратегические (они делают нас теми, кто мы есть, и определяют наше место в этом мире) и все остальные. На билатеральном уровне у нас много возможностей для развития нормальных отношений в нестратегических областях. Они существуют относительно независимо от большой политики, и важно развивать их в тех областях, где нет риска нарушить санкции или впасть в зависимость. Речь идет не только об экономике, но и, например, о культуре, сотрудничестве городов, регионов и личных контактах.
Однако при этом нужно сохранять нравственную и стратегическую твердость. Мы не должны бояться напоминать о правах человека, о важности свобод и демократии и поддерживать тех, кто страдает от несправедливых репрессий. Никаких нотаций свысока или нравоучений, о которых никто не просил. Тем не менее мы должны отстаивать универсальность важных ценностей, от которых мы, учитывая наше прошлое, не имеем права отказываться. Сюда же относится необходимость корректировать искаженные исторические нарративы. Русская история слишком часто переплеталась с чешской, и поэтому мы не можем позволить искажать ее государству, где историю тенденциозно толкуют политики, где независимым историкам живется тяжело и где важные части архивов по-прежнему остаются под замком. Мы также должны решительно обороняться от пропаганды и дезинформации, которая бесспорно существует и явно исходит из российских источников.
Мы, несомненно, должны и впредь отстаивать единую и реалистичную политику в рамках Евросоюза и на международной арене. В ЕС также важно подавлять тех, кто испытывает патологическую потребность снова и снова убеждаться, что Россия не хочет быть Европой. У Чехии благоприятная исходная позиция, чтобы вносить в дискуссию дух реализма Масарика. Кроме того, при всей зыбкости своей внешней политики Европейский Союз выработал очень хорошую, сильную и актуальную стратегию в отношении России и сформулировал ее в так называемых пяти принципах. Конечно, нужно их выполнять. Для Чешской Республики жизненно важно способствовать сплоченности, солидарности, единству союзников по ЕС и НАТО перед лицом внешних противников. Также необходимо выполнять свои обязательства и повышать расходы на оборону, укрепляя тем самым жизненно важный для нас атлантический союз. Новая администрация Соединенных Штатов демонстрирует открытость, и нам есть на кого опереться.
Твердость и единство важны также в санкционной политике. Те, кто периодически рассуждает о том, что санкции не работают, забывают, какой была бы ситуация без санкций. Какой была бы, например, современная Украина, если бы Запад не вступился за ее государственность и не ввел санкции, которые тогда мало кто ожидал? Уверенная поддержка стран Восточного партнерства должна стать для нас чем-то само собой разумеющимся. Их государственность, демократия, процветание и успех — в наших интересах.
Принципиальным моментом для нас должно быть снижение зависимости от России в стратегически важных областях. Независимость позволяет занимать жесткую позицию, а также отстаивать собственные интересы, включая экономические. Речь идет не только о достройке АЭС, но и о других проектах. У Чехии нет причин выступать с русофобских или русофильских позиций. Мы должны отстаивать и продвигать собственные интересы и интересы наших союзников, четко распознавать риски и возможности, защищать ключевые принципы демократии, не впадая при этом в иллюзии и не выдавая желаемое за действительное. Ведь рано или поздно за подобный подход мир наказывает.
Ярослав Курфюрст — политический географ и дипломат. Он специализируется на вопросах трансатлантической безопасности, европейской и российской внешней политике. С 1997 года был заместителем министра иностранных дел, работал в чешских дипломатических представительствах в Москве, Вашингтоне и Брюсселе (в 2014 — 2019 годах служил послом). С 2019 года является спецпредставителем Министерства иностранных дел ЧР по Восточному партнерству. Написал книгу «История российский геополитики» (2018 год) и монографию «География, границы и методы гибридной войны России» (2020 год). Преподает на факультете социальных наук и философском факультете Карлова университета в Праге.