Любое тоталитарное государство очень скрупулезно относится к малейшим проявлениям свободомыслия и выхода за пределы устоявшихся идеологических норм, видя в этом прямую угрозу своему существованию. Именно поэтому во все времена творческие личности были под надзором специализированных государственных структур, которые пытались не допустить «вредного влияния» на массы. И чем масштабнее была фигура, тем придирчивее было внимание к творчеству и настойчивее попытки, если не удавалось заставить замолчать или сломить художника, «приручить» его, сделать «своим, удобным и правильным».
Практически все знаковые украинские писатели и поэты во времена отсутствия государственности прошли через горнило идеологического противостояния с государственной машиной. Тарас Шевченко в этом — не исключение.
Вырезанные строки
С имперской цензурой Тарас Шевченко столкнулся практически с первых своих шагов выхода на широкую публику. И не только потому, что в те времена ни одно литературное произведение не имело право быть опубликованным без отметки цензора, подчиненного Главному управлению цензуры Министерства народного просвещения Российской империи, но и из-за самоцензуры, которая существовала в обществе и заставляла «дуть на холодное».
Все помнят историю первого «Кобзаря» (кобзарь — украинский народный певец, — прим. ред.), к появлению в свет которого в 1840 году присоединились поэт Евгений Гребенка и полтавский землевладелец Петр Мартос. В «Кобзарь» тогда вошли восемь стихотворений: «Перебендя», «Катерина», «Тополь», «Мысль» («Зачем мне черные брови»), «К Основьяненко», «Иван Подкова», «Тарасова ночь» и «Думы мои, думы, горе мне с вами».
Так вот, этот «Кобзарь» известен в двух вариантах: на сто шесть и сто шестнадцать страниц. Это связано с тем, что первый тираж вышел практически не цензурированный, а после безумной огласки, которую получил «Кобзарь» своим антиимперским направлением, он был подвергнут более жесткой цензуре и все последующие экземпляры были напечатаны в сокращении. Предполагают, что это сделал сам Мартос, испугавшись возможных санкций.
«В консервативно-реакционных кругах „Кобзарь" сразу же вызвал споры и подвергался нападкам. Об одном из таких споров, — состоявшимся 23 апреля 1840 года на вечере у Маркевича (украинский историк — прим. ред.), на котором присутствовал и Шевченко, — в дневнике Маркевича читаем: «А Кукольник (Нестор Кукольник — русский прозаик, поэт, переводчик и драматург первой половины XIX века, автор текстов популярных романсов, — прим. ред.) уже напал на Мартоса (русский скульптор-монументалист украинского происхождения — прим. ред.), критиковал Шевченко, уверяя, что направление его „Кобзаря" вредно и опасно. Мартос впадает в отчаяние». Этот испуг и отчаяние, очевидно, и побудили Мартоса, не останавливаясь перед дополнительными расходами на переверстку, изъять из „Кобзаря" ряд отрывков, публикация которых могла иметь неприятные последствия не только для автора (что и показало впоследствии рассмотрение „Кобзаря" в третьем отделе (высший орган политической полиции Российской империи в правление Николая I и Александра II, занимался надзором за политически неблагонадежными лицами и сыском, — прим. ред.))», — отмечал известный шевченковед Василий Бородин.
В сокращении вышли и два следующих прижизненных издания шевченковского «Кобзаря: в 1844 году под названием „Чигиринский кобзарь" (к восьми произведениям из издания 1840 года была добавлена еще поэма „Гайдамаки") и в 1860 году, средства на который предоставил сахарозаводчик Платон Симиренко (в этот „Кобзарь" вошли семнадцать произведений). И эти сокращения были существенными. „Сегодня цензура выпустила из своих когтей мои безталанные думы, и так проклятая очистила, что я едва узнал свои детушки"», — писал Шевченко в письме к зятю Симиренко Алексею Хропалю.
Вообще, в 1858 году, вернувшись из ссылки и оказавшись в водовороте общественной жизни, Тарас Шевченко загорелся идеей издать двухтомник «Поэзия Т. Шевченко», разместив в первом свои стихи, написанные до ссылки, а во втором — созданные в ссылке и после нее. В цензурный комитет он представил сборник, состоящий из 338 страниц, который начинался стихотворением «Думы мои…» и завершался циклом «псалмы Давиду». Кроме ранее изданных, туда также вошла поэма «Наймычка (батрачка)».
Впрочем, разрешение на публикацию этого сборника пришлось ждать почти год, и вернулся он со значительными изменениями. Цензоры обрезали более половины «Дум», изъяли пятьдесят шесть строк из поэмы «Слепой», вступление из «Гайдамаков» («Все идет, все проходит»). В поэме «Катерина» и многих стихотворениях сделали сокращения. А поэмы «Сон», «Кавказ», «Еретик» и стихотворение «Заповит (Завещание)» вообще запретили печатать.
Цензурные сокращения сопровождали издание произведений Шевченко и после смерти поэта. Что же больше всего не понравилось царским цензорам в его стихах? Прежде всего, из стихов изымалась любая критика Российской империи (у Шевченко это, практически неизменно — Московия), «богохульные» и антицерковные строки и любой намек на отдельную украинскую идентичность или подневольное положение украинцев. «Шевченко не пробуждал высоких чувств к великому государству Российскому, ибо проповедовал украинофильство и не мог говорить о воссоединении Малороссии с Россией без ненависти», — писал о Шевченко один из российских цензоров.
Например, в издании «Кобзаря» 1894 года из поэмы «Иржавец» изъяли сорок строк, где были даже малейшие намеки против Петра I или российской политики. Большие куски были исключены и из стихов «Чигирине, Чигирине», «И мертвым и живым…», «К Основьяненко». А известное «Заповит (Завещание)» в этом издании вообще состояло лишь из первого куплета — дальше шли только одни цензорские точки.
Под запрет попали, в частности, такие строки:
Так вот как кровь свою родители лили за Москву и Варшаву,
И вам, сынам, передали свои оковы, свою славу!
(«И мертвым и живым…»)
А до того — Московщина, кругом чужие люди.
Тяжело, отец, жить с врагами!
(«К Основьяненко»)
Такая их судьба: не вернутся желанные,
Не вернется воля, не возвратятся запорожцы,
Не встанут гетманы, не покроют Украину красные кафтаны!
(«Чигирине, Чигирине»)
Впрочем, существовали и другие «Кобзари» — нецензурованные. После ареста Тараса Шевченко в 1847 году, когда печатные «Кобзари» были в Российской империи запрещены и изымались из всех библиотек и книгохранилищ, начался процесс массового переписывания и «хождения по рукам» как отдельных стихотворений Шевченко, так и всего «Кобзаря». Например, сохранился экземпляр «Кобзаря», переписанного и разрисованного друзьями Шевченко, который они подарили поэту вместо изъятого полицией, после возвращения из ссылки. Также известен рукописный «Кобзарь» 1861 года многолетнего смотрителя могилы Тараса Шевченко, а тогда — студента историко-филологического факультета Харьковского университета Василия Гнилосирова.
Правда, в эти «Кобзари» иногда попадали произведения других поэтов, близких к Шевченко по духу. Так, на Галичине долгое время приписывали Шевченко стихотворение «Ще не вмерла Украина», и Михаил Вербицкий, когда писал музыку гимна, был убежден, что это слова Шевченко.
Именно эти рукописные «Кобзари» (а еще — первый нецензурируемый «Кобзарь», изданный в 1876 году в Праге) стали основой для массового издания поэзии Тараса Шевченко, которое началось после ослабления царской реакции в 1905 году, а с началом украинской революции 1917-1921 годов разразилось с новой силой. Общество «Просвита» подняли Шевченково слово как свой флаг, а Центральная Рада в 1917 году впервые объявила день рождения Шевченко национальным праздником и выходным днем. В то время появились десятки частных издательств, которые массово издавали украинскую литературу. И произведения Шевченко также.
«Антикрепостнический поэт-демократ»
Но так продолжалось недолго. Уже в 1922 году, с целью сведения всех существующих направлений цензуры под единое руководство народного комиссариата просвещения, было учреждено Главное управление по делам литературы и издательств (Главлит), которое выдавало разрешения на выпуск в свет книг, периодических изданий, утверждение редакционных коллегий (ответственных редакторов), открытие издательств и утверждение их редакций, составление ориентировочного плана издательской продукции (с определением объема и процента литературы по отдельным жанрам и для отдельных групп потребителей).
Интересно, что одним из первых шагов Главлита стал запрет частным издателям печатать произведения Шевченко и некоторых других классиков украинской литературы — это право имели только государственные издательства. И это при том, что ежегодно произведения поэта издавались и переиздавались огромными тиражами. Так, лишь с 1920 до 1938 годы увидели свет сто восемьдесят два названия изданий общим тиражом около трех миллионов экземпляров.
Со сворачиванием политики украинизации и усилением репрессий против украинской интеллигенции под запрет попали и «Кобзари», которые массово начали изыматься из библиотек и читальных залов. В первую очередь «под нож» попали книги с «идеологически неправильными» предисловиями, примечаниями, просто с упомянутыми именами новоявленных «врагов народа». Так, в 1933 году весь тираж трехтомного издания произведений Шевченко под редакцией известного литературоведа Алексея Дорошкевича цензура конфисковала и изъяла из библиотек и книготорговой сети. Жертвами репрессий стали и все причастные к выходу в свет издания «Кобзаря» 1931 года. В 1937 году расстреляли художника-иллюстратора Седляра, а его творческое наследие уничтожили.
Не реализованной осталась и идея издания академического 8-10-томного полного собрания сочинений Шевченко, над которым работали С. Ефремов, Н. Новицкий, Д. Ревуцкий, П. Филипович, В. Маяковский, А. Лобода, П. Рулин, А. Новицкий. Позже большинство из них были репрессированы с ярлыком «шевченковед-националист». Сергея Ефремова признали виновным в организации вымышленного в ГПУ Союза освобождения Украины. Символично, что показательный политический процесс над «членами СВУ» в Харьковском оперном театре начался 9 марта 1930 года, в день рождения Шевченко.
Но полностью запретить Шевченко советская власть не могла. Поэтому от самого начала его всячески пытались сделать «своим»: в предисловиях делался акцент в первую очередь на его крепостном происхождении и солдатчине, а его произведения маркировались как «антикрепостнические», «атеистические», «пролетарские». Вот типичная риторика из предисловия известного шевченковеда Елизаветы Середы к изданию 1982 года «Тарас Шевченко: документы и материалы к биографии. 1814-1861»: «Поэт-интернационалист, он был страстным пропагандистом и пламенным защитником идей дружбы и единения всех угнетенных народов. Все свое творчество и всю свою жизнь Шевченко поставил на службу революционно-освободительной борьбе против крепостничества и самодержавия. Большая любовь к трудовому народу, призыв к революционной борьбе за свержение крепостнического строя сочетались у поэта с непоколебимой верой в победу над царизмом».
Еще один штрих, который должен был присутствовать во всех советских предисловиях и комментариях — это цитаты вождей партии и обязательное ударение о «влиянии» на творчество поэта «передовой русской интеллигенции». В упомянутом предисловии этот канон также был соблюден: «К предлагаемому читателям второго издания этой книги добавлены, найденные ранее, новые официальные документы, записи в дневниках современников и друзей Т. Г. Шевченко, материалы тогдашней периодики о связях поэта с передовой русской общественностью, в том числе В. Г. Белинским, Н. А. Добролюбовым, Н. Г. Чернышевским, о выходе в свет прижизненных произведений поэта на украинском и русском языках, об участии в Аральской экспедиции и другое».
Белинский, Добролюбов и Чернышевский в советские времена были введены в канон «отцов русской демократии», как Ленин, Маркс и Энгельс — в канон строителей коммунизма. Хотя тот же Белинский очень критически относился к творчеству Шевченко и писал о нем так: «Новый опыт спиваний господина Шевченко, привилегированного, кажется, малороссийского поэта, убеждает нас еще более, что подобного рода произведения издаются только для услаждения и назидания самих авторов: другой публики у них, кажется, нет. Если же эти господа кобзари думают своими поэмами принести пользу низшему классу своих соотчичей, то в этом очень ошибаются: их поэмы, несмотря на обилие самых вульгарных и площадных слов и выражений, лишены простоты вымысла и рассказа, наполнены вычурами и замашками, свойственными всем плохим пиитам,- часто нисколько не народны, хотя и подкрепляются ссылками на историю, песни и предания, — и, следовательно, по всем этим причинам — они непонятны простому народу и не имеют в себе ничего с ним симпатизирующего».
И более того: «Здравый смысл в Шевченко должен видеть осла, дурака и пошлеца, а сверх того, горького пьяницу, любителя горилки по патриотизму хохлацкому. Этот хохлацкий радикал написал два пасквиля — один на государя императора, другой — на государыню императрицу. Я не читал этих пасквилей, но уверен, что пасквиль на императрицу должен быть возмутительно гадок. Шевченко послали на Кавказ солдатом. Мне не жаль его, будь я его судьею, я сделал бы не меньше. Я питаю личную вражду к такого рода либералам». И такое отношение у «неистового Виссариона» было не только к Шевченко: «Одна скотина из хохлацких либералов, некто Кулиш (экая свинская фамилия!), напечатал историю Малороссии, где сказал, что Малороссия или должна отторгнуться от России, или погибнуть… Ох эти мне хохлы! Ведь бараны — а либеральничают во имя галушек и вареников с свиным салом!».
Впрочем, в советских предисловиях и комментариях к Шевченко к таким подробностям и разъяснениям не прибегали. Зато, с одной стороны всячески подчеркивая, что Шевченко «боролся против царизма», с другой, как и в царской цензуре, наиболее антимосковские и проукраинские произведения Шевченко просто не печатались. Только, если в царские времена цензура изымала отдельные строки, то в советские времена исчезали целые произведения. Так, в «Кобзарь» издания 1950 года не вошли восемнадцать произведений, в частности «Если бы ты, Богдан», «Разрытая могила», «Большой погреб», «Чигирине, Чигирине», «Стоит в селе Суботове», «Иржавец», « Давыдовы Псалмы», «Заслонила черная туча» и другие.
Интересной была практика массового издания так называемых «Малых кобзарей» — «избранного Шевченко», в которые не входило ни одного из его «неоднозначных» произведений. А комментарии и предисловия всячески лепили из Шевченко образ «верного друга всех угнетенных», который горячо поддерживал «российских демократов».
Что интересно: если поэзия «Чигирине, Чигирине» и попадала к канону этих «Малых Кобзарей», то преимущественно в варианте, который фигурирует в цензурированных дореволюционных «Кобзарях»:
За что же боролись мы с господами? За что же мы резались с ордами? За что скородили копьями Татарские ребра?
Тогда как в академическом мире хорошо была известна рукопись Тараса Шевченко, где его рукой были написаны совсем другие слова:
За что ж боролись ми з ляхами? За что же мы резались с ордами? За что скородили копьями Московские ребра?
Не менее красноречивыми в советские времена являются и переводческие практики произведений Шевченко, особенно на русском языке. Оттуда при переводе исчезла вся антироссийская риторика или была заменена на антицарскую. Вот лишь некоторые примеры такого «перевода»: «по-московски ругает» в русском варианте стало «крепкой бранью осыпает»; «москалики, которые завидовали, то все очухрали» — «царских слуг объяла зависть, все поразоряли»; «ляхи были — все взяли, кровь повыпивали. А москали и свет Божий в путо заковали» — «Шляхта была и все взяла, кровь повыпивала. А царица даже воздух в цепи заковала»; «На билет поверил москалю» — «Расписке поверил чиновничьей»; «Может, Москва и выжгла Днепр, спустила в синее море» — «Может, выжжена Украина, может, Днепр спустили в синее море»; «Твои дети молодые… московской беленой… заглушены» — «Сыновья родные… под царевой беленою… заглохшие»; «Как все москаль заберет, если раскопает большой погреб» — «Когда начальство раскопает и славный обкрадет подвал».
А параллельно с этим любая попытка открыть для себя настоящего, живого Шевченко была основанием для того, чтобы тебя «взял на карандаш» КГБ. Двадцать второго мая в Киеве возле памятника Шевченко ежегодно дежурили «доносчики», записывая каждого, кто приходил с цветами или читал стихи поэта, в «буржуазные националисты».