Жан де Глиниасти, бывший французский посол в России и старший научный сотрудник Института международных и стратегических исследований (IRIS), отвечает на вопросы по случаю выхода его книги «Маленькая история франко-российских отношений».
IRIS: Вы говорите о расхождениях между французской риторикой о двусторонних отношениях и логикой Европейского союза.
Жан де Глиниасти: Французская дипломатия действительно разрывается между приоритетом европейского строительства и мечтой о формировании европейской державы, с одной стороны, а с другой стороны, традициями голлизма, составляющим элементом которых является сохранение тесных отношений с Россией. Два этих направления противоречат друг другу, и это будет сохраняться в течение продолжительного времени. Европа вобрала в себя ряд стран, которые жили под советской властью, но теперь цепляются за американскую защиту. Их недоверие к России блокирует любые существенные изменения российской политики ЕС. Тем более что относительный вес Франции ослаб по сравнению с объединенной Германией. Наша страна больше не может играть прежнюю роль, особенно с учетом посредственных экономических показателей. Мы продвигали формирование европейской внешней политики и большую интеграцию в сфере внешних связей Евросоюза. Наше легитимное стремление к европейской солидарности не дает нам конкретизировать на европейском уровне тот прогресс, который, как нам казалось, был достигнут в двусторонних отношениях, например, по итогам саммита Путина и Макрона в Брегансоне в августе 2019 года. Часто звучащее упоминание голлистского наследия уступает перед императивами европейского строительства и сохранения минимального консенсуса стран-членов. Противоречие обостряется тем сильнее, что в России тоже существует глубинное государство наподобие нашего, о котором говорил президент в обращении к послам в августе 2019 года. Оно выступает против подвижек в отношениях с Западом и осложняет формирование позитивной динамики, что вызывает разочарование с обеих сторон. Существующую во Франции идею о том, что Россия не отвечает на открытость, отражают российские представления о том, что Франция предает возложенные на нее надежды. Многие в Москве считают, что лучше обращаться к США, которые, несмотря на всю их враждебность, обладают решающим влиянием в Европе, или к Германии, чья внешняя политика в большей степени учитывает экономические интересы в России. Другими словами, отношения с Россией становятся сопутствующей жертвой тех трудностей, которые испытывает Франция с примирением европейского строительства и голлистских традиций.
— Вы сожалеете, что Франция не занимает самобытную позицию в НАТО в том, что касается российской политики.
— Когда Франция вернулась в объединенные структуры альянса в 2009 году, в качестве одного из аргументов для тех, у кого это вызывало удивление, говорили, что это позволит ей эффективнее представить изнутри непохожую позицию, в частности потому что НАТО опирается на единогласие членов. Мы переоценили свои силы. Как бы то ни было, в интервью The Economist в ноябре 2019 года президент Франции провел связь между «смертью мозга» НАТО и искусственно поддерживаемым противостоянием с Россией, которую он не считал врагом. Эти слова породили такое возмущение западных правительств, что Франции пришлось вернуться в строй, тем более что сама Россия никак ей не помогала. Запущенная Макроном тематика «новой архитектуры безопасности и доверия в Европе» была задвинута в сторону, в частности после отравления Навального и последовавших за этим западных санкций. В целом, после изначальных заявлений президента каких-то конкретных подвижек не было. Постепенно мы против воли стали частью западной военно-дипломатической культуры, от которой больше дистанцировались в прошлом. Наше поле для маневра сократилось. Нам нужны союзники в Сахеле и других регионах. У нас нет ни желания, ни возможности быстро изменить расклад. Мы занимаем оригинальную позицию, но в конечном итоге она не имеет большого значения, по крайней мере, в настоящий момент. Наши союзники успокоились. Теперь мы — часть системы, и можем менять ее лишь очень медленно.
— Вы очень пессимистически относитесь к перспективе реализации Минских соглашений. Почему?
— Минские соглашения стали конъюнктурным продуктом хрупкого равновесия между слабостью украинских позиций, стремлением России успокоить страсти после присоединения Крыма, а также желанием Франции и Германии найти выход из ситуации, которая могла на десятилетия заблокировать позитивное развитие отношений с Россией. Как бы то ни было, большинство украинцев не принимают потерю Крыма (он не упоминается в соглашениях) и не хотят, чтобы договор предоставил пророссийскому населению Донбасса возможность влиять на политику страны. Жители Донбасса в свою очередь зачастую предпочитают российский паспорт. Многие российские официальные лица считают, что сохранение нестабильности на Украине — лучший способ не дать ей вступить в НАТО. Наконец, Франция и Германия отошли от жесткого следования соглашениям и приняли на рассмотрение украинское требование изменить очередность шагов, которые предусматривали возвращение украинских сил на границу лишь по итогам политического процесса. Если добавить сюда позиции американцев, которые не хотят дать Европе свободу действий в этом вопросе и зачастую не против сохранения такого фактора напряженности в Европе (в частности для ослабления России), все это не сулит ничего хорошего Минским соглашениям. Президент Зеленский сделал урегулирование одной из главных тем предвыборной кампании. Франция попыталась воспользоваться моментом и собрала 9 декабря 2019 года в Париже саммит «нормандской четверки» (Франция, Германия, Украина, Россия). Помимо традиционного подтверждения значимости Минских соглашений и мер поддержания доверия (обмен пленными, открытие контактных пунктов между Донбассом и остальной Украиной…) главным результатом саммита стало перемирие, которые было закреплено в июле 2020 года под председательством Германии. Как бы то ни было, в напоминающей холодную войну обстановке недавно бои возобновились. Украинцы отказываются признавать Россию посредником и вновь поднимают крымский вопрос. Киев стремится заручиться расположением нового президента США и хотел бы расширить «нормандскую четверку» Вашингтоном. Россия в свою очередь продолжает выдавать паспорта в Донецке и Луганске… Если не будет какой-то новой масштабной дипломатической инициативы, все идет к устойчивому замораживанию конфликта с потенциалом обострения.