Тимоти Фрай — один из ведущих специалистов по России в США, профессор политических наук Колумбийского университета в Нью-Йорке, содиректор Международного центра изучения институтов и развития Высшей школы экономики.
21 год Владимир Путин безраздельно властвует в российской политике. Умело манипулируя общественным мнением, он осуществляет жестокие репрессии против своих оппонентов внутри страны и проводит мощные кибероперации и шпионские кампании против зарубежных врагов. Западные аналитики и официальные лица все чаще рисуют его всемогущим и безжалостным гэбешником, который навязывает свою волю России, глядя на нее сквозь свои темные солнцезащитные очки. Такая интерпретация, которую Кремль изо всех сил поддерживает, весьма заманчива, и в нее можно поверить. Путин бросил за решетку лидера оппозиции Алексея Навального, пусть весьма слабо, но все же претендующего на роль его политического соперника. А еще он подавил волну протестов, организованных сторонниками Навального. Путинские спецслужбы нагло взламывают сети американских органов власти, а его войска постепенно ослабляют американское влияние повсюду, начиная с Ливии и кончая Сирией и Украиной.
Но если Путину нет равных в стране, это не значит, что он всесильный. Как и все самовластные правители, он сталкивается с двойной угрозой. Это заговор элиты из его окружения и народный бунт низов. Путин был вынужден пойти на некоторые компромиссы, чтобы укрепить личную власть над государством. Поэтому его средства по уравновешиванию конкурирующих целей, какими являются вознаграждение могущей сговориться против него элиты и задабривание народа, становятся все менее эффективны. Он ослабил целый ряд институтов, таких как суды, чиновничий аппарат, избирательная система, партии и законодательная власть, чтобы они не ограничивали и не сдерживали его. Следовательно, он не может рассчитывать на то, что они будут обеспечивать экономический рост, разрешать общественные конфликты или даже помогать ему мирно покинуть свой пост. В связи с этим Путину остается делать ставку на недолговечную личную популярность и рискованные методы, такие как репрессии и пропаганда.
Осознающие эти уязвимости люди часто говорят, что Путин «умело разыгрывает слабые карты». Но он свои карты уже сбросил, и они оказались весьма слабыми в основном из-за того, что созданному им режиму непременно нужны компромиссы. Со временем ему придется решать, что делать дальше: продолжать свою эквилибристику, умело разыгрывая слабые карты в условиях постепенного ослабления собственной власти, или попытаться укрепить свои позиции за счет проведения экономических реформ, которые создадут угрозу его сторонникам из служб безопасности, бюрократии и частного сектора.
Путина в первое десятилетие его правления поддерживал на плаву экономический подъем, вызванный ростом нефтяных цен, благодаря которому резко вырос уровень жизни населения. А во втором десятилетии ему помогла волна националистических настроений, возникшая после аннексии Крыма. Но когда глянец этих достижений начал тускнеть, Путину в третьем десятилетии пребывания у власти все чаще приходится прибегать к репрессиям для подавления оппонентов, как крупных, так и не очень. Такая тенденция может усилиться по мере нарастания проблем в России. Это приведет к ускорению циклов политического насилия и экономических неурядиц, которые помешают Путину реализовать свои великодержавные амбиции и станут испытанием для его политического мастерства.
Беды путиноведения
Концепцию о всемогущем Путине поддерживают отчасти те аналитики, которые считают, что для понимания диктатуры надо понять диктатора. Путиноведы копаются в путинском прошлом, в его карьере, и даже выясняют, каким книгам он отдает предпочтение, чтобы найти ключ к разгадке его политики. Их анализ представляет собой интригующий рассказ о путинской России, но он очень немногое объясняет. В конце концов, Путин был бывшим кагэбешником и в начале XXI века, когда отдавал предпочтение либеральной экономической политике и стремился улучшить отношения с Западом, и остается им сейчас, когда, столкнувшись с твердостью Запада, Россия занимает непримиримые антизападные позиции. Здесь важнее другое. Российской политике свойственны закономерности, присутствующие в той разновидности авторитарных режимов, которую политологи называют «персоналистской автократией». Чтобы лучше понять путинскую Россию, надо изучать эту систему, а не самого человека.
Судя по названию, персоналистскими автократиями заправляют одиночки. В таких системах зачастую имеются политические партии, законодательные органы власти и влиятельные армии. Но власть над высокопоставленными людьми и право принимать важные решения неизменно принадлежит одному человеку, находящемуся на самом верху. К современным примерам таких режимов относятся Венгрия во главе с Виктором Орбаном, Филиппины под руководством Родриго Дутерте, Турция Реджепа Тайипа Эрдогана и Венесуэла, где правит Николас Мадуро. Постсоветское пространство оказалось особенно гостеприимным для таких самовластных одиночек. Такие лидеры сегодня руководят Азербайджаном, Белоруссией, Казахстаном, Киргизией, Таджикистаном, Туркменией и Узбекистаном. В мире персоналистские автократии являются самой распространенной формой единовластия, превосходя численно и однопартийные режимы, какие существуют в Сингапуре и Вьетнаме, и военные режимы, как в Мьянме.
Персоналистские автократии имеют множество патологий, которые знакомы исследователям России. У них сильнее коррупция, чем в однопартийных и военных автократиях, ниже темпы экономического роста, мощнее репрессии и неустойчивее политика. У всех правителей в персоналистских автократиях общий инструментарий: они разжигают антизападные настроения, чтобы сплотить население и обрести поддержку, уродуют экономику в угоду своим приближенным, борются с политическими противниками посредством судебной системы и расширяют исполнительную власть в ущерб всем прочим институтам. Зачастую они опираются на неформальное близкое окружение, которое со временем становится все малочисленнее, и назначают на важные государственные должности преданных людей либо родственников. Они создают новые организации по обеспечению безопасности, подчиняя их непосредственно себе, а чтобы узаконить свою власть, апеллируют к народу вместо проведения свободных и честных выборов.
Такие тенденции вполне объяснимы, если задуматься, чего могут лишиться лидеры персоналистских автократий в случае ухода из власти. Руководитель военной диктатуры может отступить в казармы, а глава однопартийной диктатуры имеет возможность занять партийную должность. Но диктатор-одиночка пользуется богатством и влиянием, только пока находится у власти. Лишившись поста, он оказывается во власти своего преемника. А такие преемники чаще всего не хотят, чтобы им дышали в затылок некогда могущественные соперники. В последние 70 лет автократы-персоналисты, лишившись власти, обычно оказывались в ссылке, в тюрьме или на кладбище.
Не показывая этого, Путин несомненно осознает такую опасность. Бывший советник российского лидера, а ныне его критик Глеб Павловский сказал в 2012 году во время интервью:
В кремлевском истэблишменте… существует абсолютная уверенность, что как только центр власти сместится, или возникнет давление масс, или появится некое подобие популярного лидера, все будут ликвидированы. Это чувство огромной незащищенности. Как только у кого-то появится шанс — необязательно у народа, может, у губернаторов, может, у какой-то другой фракции — они физически уничтожат истэблишмент. Или истэблишменту придется вступить в борьбу ради их уничтожения.
Сходство между Путиным и прочими диктаторами-одиночками не заканчивается этой тревогой по поводу устранения. Подобно своим коллегам из Филиппин, Венгрии, Турции, Венесуэлы и стран Центральной Азии, он постепенно ослабляет власть законодательных органов, приводит в повиновение независимые СМИ, подрывает выборы и отнимает власть у некогда влиятельных руководителей регионов. В прошлом году Путин добился внесения поправок в конституцию, что позволит ему баллотироваться в президенты в 2024 и 2030 годах. А поскольку уход диктатора-одиночки с поста руководителя чреват серьезными последствиями, такие попытки продлить свое правление не вызвали особого удивления. Столкнувшись с ограничениями по срокам пребывания в должности, все диктаторы-одиночки на постсоветском пространстве поступали точно так же.
Но ослабив политические институты, которые сдерживают исполнительную власть, Путин усилил политическую неопределенность и уязвимость элиты. В результате инвесторы предпочитают хранить свои капиталы в налоговых оазисах за пределами России, а многие молодые и талантливые россияне уезжают за рубеж. Незащищенными себя чувствуют даже российские супербогачи. Большую часть своего состояния они держат в наличных деньгах, а доходы у них намного неустойчивее, чем у богачей из других стран. Они также не откликаются на призывы Кремля возвращать свои капиталы домой.
Не имея сильных официальных институтов, узаконивающих его власть, Путин полагается на свою высокую личную популярность, сдерживая вызовы со стороны элиты и не пуская протестующих на улицы. За последние 20 лет рейтинги популярности Путина составляют в среднем 74%, что само по себе удивительно. Но нет оснований считать, что россияне массово лгут организаторам социологических опросов. Тем не менее, причиной таких высоких рейтингов одобрения был главным образом экономический рост, благодаря которому размер российского ВВП с 1998 по 2008 год удвоился, а также уникальный успех во внешней политике, когда в 2014 году Россия присоединила Крым. После 2018 года популярность Путина колеблется. Рейтинги его популярности по-прежнему выше 60%, но сейчас россияне доверяют ему гораздо меньше, чем в прошлом. Во время опроса в ноябре 2017 года был задан вопрос, каким пяти политикам россияне доверяют. Тогда 59% респондентов назвали Путина. В феврале 2021 года таких людей было лишь 32%. За это же время количество сторонников пятого срока для Путина уменьшилось с 70 до 48%. А 41% опрошенных россиян сейчас говорит, что Путину лучше уйти.
Бессилие всесилия
Путина сдерживает не только потребность в высоких рейтингах, но и проблемы управления современным обществом посредством неповоротливой бюрократии. В своей книге «Хрущев. Человек и его эпоха» (Khrushchev: The Man and His Era) политолог Уильям Таубман (William Taubman) рассказывает, как Никита Хрущев, руководивший Советским Союзом с 1953 по 1964 год, контролировавший коммунистическую партию и бюрократический аппарат, и оказывавший гораздо большее влияние на общество, чем Путин, жаловался кубинскому лидеру Фиделю Кастро, что его власть ограничена:
Можно подумать, я могу что-то изменить в этой стране. Черта с два. Какие бы перемены я ни предлагал и ни осуществлял, все остается как и прежде. Россия — как кадка с тестом: ты проталкиваешь руку, достаешь до самого дна и думаешь, что хозяин ситуации. Но когда вытаскиваешь руку, остается маленькая дыра, которая прямо у тебя на глазах исчезает, а тесто разбухает, превращаясь в ноздреватую пышную массу. Вот такая она, Россия.
Огромные размеры страны и сложности бюрократического управления означают, что Путин неизбежно должен делегировать часть полномочий по принятию решений нижестоящим руководителям, у каждого из которых есть собственные интересы. А поскольку государственные органы власти в Росси слабые, Путину также приходится сотрудничать с влиятельными бизнесменами, которые больше стремятся делать деньги, чем служить государству. А поскольку свою власть Путин реализует через цепочку чиновников, бизнесменов и шпионов, которые могут не разделять его взгляды, неизбежно случаются промахи, а решения далеко не всегда претворяются в жизнь так, как бы ему хотелось.
Проблема эта усиливается, когда Кремль стремится использовать правдоподобное отрицание. Например, чтобы тайно снабжать повстанцев на востоке Украины, Путин сотрудничал с российским олигархом Константином Малофеевым, который предположительно финансировал группу наемников, поддерживавших опосредованные связи с российскими военными. Однако в июле 2014 года эти повстанцы, по всей видимости и по нашему глубокому убеждению, случайно сбили малайзийский авиалайнер, уничтожив почти 300 пассажиров и членов экипажа. Чтобы замаскировать свои кибератаки, Кремль точно так же сделал ставку на хакеров, работающих в подставных компаниях из частного сектора, но подчиняющихся российским спецслужбам. В 2016 году из-за небрежности этих хакеров Соединенные Штаты сумели определить, что взлом компьютеров Национального комитета Демократической партии был осуществлен из России. Эксперт по России Марк Галеотти (Mark Galeotti) назвал «адхократией» действия Кремля, поручающего грязную работу группировкам с сомнительными связями. (Марк Галеотти — бывший сотрудник радиостанции Voice of America, был не раз пойман на фактических подтасовках в своих статьях, несколько лет назад сам признался, что выдумал и приписал начальнику Генштаба Валерию Герасимову так называемую «теорию гибридной войны», которую якобы взяла на вооружение Россия — прим. ред.). Используя такую методику государственного управления, Москва скрывает свою причастность, но при этом ее контроль за политикой ослабевает.
Кремлю трудно решать и более рутинные задачи. В 2012 году Путин издал серию указов по ускорению экономического роста, повышению эффективности бюрократического аппарата и обеспечению социальных программ. Слабые формулировки в этих указах стали свидетельством недостатков бюрократии (среди прочего, они оптимистично исходили из ежегодных темпов роста в 7%). Но еще более показательным стало их неисполнение. В пятую годовщину выхода этих указов руководитель дружественной Кремлю партии «Справедливая Россия» Сергей Миронов сообщил, что чиновники выполнили всего 35 из 179 указов, за которыми следил его парламентский комитет. Самовластным правителям всегда было трудно получать честную информацию от подчиненных и добиваться исполнения своих решений, и Путин здесь не исключение.
Двойные угрозы
Компромиссы, позволяющие диктаторам-одиночкам сосредоточивать в своих руках власть, ставят их под угрозу и сдерживают. В этих условиях им очень сложно найти баланс, защищаясь от двух главных угроз своему правлению: заговоров политической элиты и народных протестов. Окружение лидера обычно заинтересовано в выживании режима. Это можно сказать и о путинских приближенных, которые обогатились сверх меры. Но эта элита также создает потенциальную угрозу. Приближенные автократа, очень сильно зависящего от их поддержки, могут подчинить его своим интересам. Более того, многие приближенные такого руководителя считают, что появись у них возможность, они гораздо лучше справятся с работой своего босса. Как пишут политологи Барбара Геддес (Barbara Geddes), Джозеф Райт (Joseph Wright) и Эрика Франц (Erica Frantz), с 1945 по 2012 год лидеров недемократических государств в два раза чаще смещали в результате заговоров элиты, чем вдохновленный на протесты народ.
Самовластные правители также сталкиваются с угрозой снизу в виде протестов. «Цветные революции» свергли лидеров в Грузии в 2003 году, на Украине в 2004-м и в Киргизии в 2005-м. Кремль очень сильно обеспокоен возможностью народного восстания, и многие аналитики утверждают, что именно огромные протесты против коррупции и подтасовок на выборах в 2011 и 2012 годах заставили Кремль серьезно ужесточить наказания за участие и организацию протестов. (По статистике, опубликованной РИА Новости и включающей как провластные, так и оппозиционные источники, в протестных акциях в разных городах России от Хабаровска до Москвы в протестах 2020-2021 гг. приняли участие от 0,001% в Екатеринбурге до 0,0001 в Петропавловске-Камчатском — прим. ред.).
Эти двойные угрозы ставят Путина в трудное положение, так как меры, снижающие риск заговора элит, повышают риск народного восстания, и наоборот. Если увеличивать расходы на силы безопасности, завоевывая тем самым лояльность элиты, придется сокращать ассигнования на социальные услуги, что вызовет народное возмущение и может спровоцировать протесты. Соответственно, умиротворяющие общество и предотвращающие восстания щедрые социальные программы могут потребовать сокращений государственных расходов, что разозлит приближенных лидера и сделает более вероятным дворцовый переворот. В общем, Путину приходится лавировать, позволяя приближенным заниматься коррупцией и нечестными сделками ради сохранения их лояльности, и обеспечивая достаточно обширный экономический рост, чтобы удержать общество от протестов.
В первое десятилетие президентского правления Путина высокие цены на энергоресурсы и здравая макроэкономическая политика затушевывали эту балансировку издержек и выгод, позволяя ему вознаграждать и элиту, и массы существенным увеличением доходов. Но те дни, когда нефть стоила 100 долларов за баррель, а уровень жизни быстро рос, давно уже миновали, и теперь Путину приходится выбирать: вознаграждать свое окружение или реформировать экономику. Междоусобную борьбу в рядах элиты всегда трудно измерить, но похоже, она усиливается, поскольку экономических щедрот от государства становится все меньше. За последние четыре года действующего министра экономики посадили за взятки, сенатора арестовали прямо в Федеральном Собрании за убийство, а видного американского бизнесмена бросили за решетку почти на два года. Количество арестов за экономические преступления, которые часто являются просто жестоким рейдерским захватом, в 2019 году выросло на треть. Кроме того, в 2018 и 2019 годах усилились разногласия между российскими службами безопасности, пока не началась пандемия сovid-19.
Общество тоже волнуется. Реальные доходы населения с 2013 по 2019 годы неизменно снижались. Пенсионная реформа за 2018 год лишила Путина 15% популярности по рейтингам, а россияне все чаще называют экономические трудности своей самой серьезной проблемой. Январские протесты в поддержку Навального, прошедшие более чем в 100 городах, были вызваны не только недовольством Путиным, но и экономической неудовлетворенностью.
Во внешней политике Путин сталкивается с аналогичной дилеммой. Меры, обеспечивающую динамичное экономическое развитие — а это открытие экономики для внешней торговли, преодоление коррупции, укрепление власти закона — трудно согласовать с его агрессивной внешней политикой, которая выгодна сторонникам жесткой линии из силовых структур и зиждется на отраслях, конкурирующих с импортом. Более конфронтационная политика Кремля по отношению к Западу снова сделала Москву силой глобального масштаба и обеспечила Путину место в российской истории. Однако она препятствует остро необходимым экономическим реформам, которые в перспективе могли бы усилить позиции России за рубежом и дать удовлетворение российским гражданам — ведь согласно опросам общественного мнения, большинство из них чаще думает о собственном уровне жизни, нежели о статусе России как великой державы.
Аннексия Крыма и интервенция на востоке Украины привели к американским и европейским санкциям, которые еще больше замедлили экономический рост. Эти меры отпугнули иностранных инвесторов, а также лишили Россию доступа к зарубежным технологиям и финансированию. Кремлевская элита часто призывает к отмене этих санкций, а это свидетельствует о том, что они пусть лишь периодически, но все равно причиняют боль некоторым олигархам.
Наверное, Путин знает, что может ускорить экономический рост, проводя менее агрессивную внешнюю политику. Его давний советник Алексей Кудрин, занимавший с 2000 по 2011 год пост российского министра финансов, а сейчас являющийся главным государственным аудитором, рассказал в 2018 году на Петербургском международном экономическом форуме, что успех российской экономической политики зависит от снижения напряженности в отношениях с Западом. Такое заявления вызвало мгновенную отповедь российского Министерства иностранных дел. Путин продолжает бросать вызов Западу, особенно США, чтобы сохранить свою популярность среди националистически настроенных избирателей. Но разжигание патриотических настроений чревато издержками, как и любая путинская стратегия по устранению угроз своей власти. В данном случае страдает экономический рост, отражающийся на благосостоянии населения.
Риски репрессий
Как и у всех диктаторов-персоналистов, у Путина довольно грубые средства реализации компромиссов, необходимых для сохранения власти. Он сумел взять под свой контроль средства массовой информации, но не может мастерски манипулировать ими. Если бы умел, общественное мнение следовало бы кремлевской линии во внешней политике более неотрывно. Аннексия Крыма была дико популярна, но население гораздо меньше поддерживает использование российских войск на востоке Украины и в Сирии. Несмотря на резкие высказывания Кремля в адрес Киева, большинство россиян положительно относятся к Украине, и всего 15% поддерживают объединение с этой страной. Кремль в последние годы также проводит шумную антиамериканскую кампанию, однако число россиян, позитивно оценивающих США, примерно равно числу тех, кто относится к этой стране негативно. По данным проведенного в январе 2020 года социологического опроса, две трети россиян считают, что их государство должно видеть в Западе партнера, а не соперника или врага. Попытки Кремля возложить вину за экономические беды России на зарубежные страны обычно не находят отклика среди населения, и мало кто из россиян верит, что их правительство способно улучшить экономическое положение. В «битве между телевизором и холодильником», как выражаются россияне, побеждает последний.
Отчасти проблема Кремля в том, что манипулирование информацией иногда дает обратный эффект. Если люди считают, что полученная ими информация искажена, они утрачивают доверие к источнику. Российское телевидение за последнее десятилетие становится все более политизированным, и зрители сегодня относятся к нему с большим недоверием. По данным опросов общественного мнения, степень доверия к телепрограммам снизилась с 79% в 2009 году до 48% в 2018-м. Между тем, доля россиян, считающих телевидение главным источником новостей, с 2009 по 2020 год уменьшилась с 94% до 69%.
У Путина в руках остается козырная карта силы, и он пользуется этим козырем все чаще, поскольку экономика в застое, а восторженная реакция на аннексию Крыма постепенно угасает. После 2018 года Кремль обходится с политической оппозицией намного суровее, чем прежде, из-за чего независимым кандидатам труднее выставлять свои кандидатуры даже на выборах в местные органы власти. Применение силы против протестующих стало правилом, а не исключением. В конце 2020 и начале 2021 года Кремль еще больше ограничил протестную активность, серьезно ужесточив наказания за несанкционированные протесты, расширив понятие «иностранный агент» и введя правило, по которому клевета в интернете карается двумя годами лишения свободы. Арест Навального, вынесенный ему приговор — почти три года колонии, и жестокое обращение с поддержавшими его протестующими — все это логичное продолжение и развитие данной репрессивной тенденции.
Путин все чаще делает ставку на репрессии, а это признак того, что другие инструменты у него не работают. Опасность для Кремля заключается в том, что маховик репрессий раскручивается, и они становятся самоусиливающимися. Как утверждает политолог Кристиан Дэвенпорт (Christian Davenport), прибегающие к репрессиям авторитарные режимы обычно начинают полагаться на них все больше и больше, так как они имеют тенденцию усиливать проблемы, вызывающие противодействие и выступления оппозиции. Подавление протестов против снижения уровня жизни лишь усиливает недовольство обездоленных и укрепляет позиции тех, кому выгодно сохранение статус-кво. А еще репрессии усиливают зависимость правителя от сил безопасности, лишая его возможности использовать другие средства против оппозиции.
Умело осуществляемые репрессии помогают Путину сохранять власть и выталкивают политическую оппозицию на обочину. Но они никак не способствуют решению тех фундаментальных проблем, которые угрожают его власти. Репрессии не содействуют росту экономики, укреплению имущественных прав и снижению коррупции. Напротив, они еще больше усугубляют существующие проблемы, давая власть силам безопасности и коррумпированным государственным чиновникам, которым очень выгодно такое положение вещей. А еще репрессии усиливают отток человеческого и экономического капитала, который исключительно важен для экономического роста и ответственного государственного управления. Характерным показателем этой проблемы стало то обстоятельство, что в 2018 году Россия потратила больше средств на тюрьмы и меньше на заключенных, чем любая другая страна в Европе.
Если в будущем поднимутся цены на энергоресурсы, то увеличатся рентные доходы элиты и повысится благосостояние населения, что даст Путину определенную передышку. Но если цены останутся на нынешнем уровне, ему грозит неспокойное будущее. Поскольку манипулирование средствами массовой информации становится все менее результативным, Путин может посчитать, что усиление репрессий и дальнейшие ограничения политических прав — это верный выбор. Ограничив электоральное пространство для оппозиции, и резко усилив наказания за протестную деятельность, Кремль перешел в наступление на социальные сети, которыми пользуются оппоненты Путина для привлечения внимания и усиления собственного влияния. В марте Кремль предъявил обвинения Facebook, Twitter, YouTube, TikTok и отечественным сайтам ВКонтакте и Одноклассники под предлогом того, что они не удаляют вредный для детей контент. Это вряд ли усилит популярность Путина среди российской молодежи, которая все чаще выступает против его правления.
Назначенные на сентябрь парламентские выборы будут очень непростыми. Рейтинги правящей партии «Единая Россия» низки как никогда. Поэтому Кремлю придется закручивать гайки оппозиции, одновременно приближая к себе дружащие с режимом коммунистическую и либерально-демократическую партию. Делать ставку на массовые подтасовки на выборах весьма рискованно. Когда в прошлом году в Белоруссии были сфальсифицированы результаты голосования, там начались многомесячные протесты. Кремлю хотелось бы избежать такой перспективы.
Если взглянуть дальше, то получается следующая картина. Ожидание того, что Путин останется президентом и после 2024 года, будет только усиливать экономический застой в России и народное недовольство неспособностью Кремля повысить уровень жизни и улучшить деятельность органов власти. В результате давление на режим, скорее всего, будет все больше усиливаться, а он будет отвечать репрессиями против оппонентов.
Великая, но ослабленная
Россия остается великой державой, хотя и ослабевшей. Леонид Брежнев, руководивший Советским Союзом на пике его мирового могущества, пришел бы в ужас от сегодняшнего военного потенциала страны и ее геополитического положения. Но Борис Ельцин, унаследовавший страну в состоянии распада, сейчас смотрел бы на нее с завистью. Ядерная мощь России, ее география и место в Совете Безопасности ООН делают ее великой державой — равно как и образовательный потенциал, научные достижения и успехи в энергетике. Выпускников вузов в этой стране в соотношении с численностью населения больше, чем почти в любом государстве, входящем в состав Организации экономического сотрудничества и развития (ОЭСР). Менее чем за год Россия создала эффективную вакцину от сovid-19. Она еще много лет будет поставлять в Европу дешевые энергоресурсы и останется важным игроком на глобальных энергетических рынках. Ошибаются те, кто пренебрежительно называет Россию региональной державой.
Непосредственной угрозы власти Путина нет. Он умелый тактик, обладающий значительными финансовыми ресурсами. Противостоящая ему оппозиция дезорганизована. Но не хватит никакой проницательности и изворотливости, чтобы преодолеть мучительные проблемы управления Россией теми методами, которыми он пользуется. Обманывать на выборах, чтобы не проиграть, но не очень сильно, потому что это станет показателем слабости. Взвинчивать электорат антизападными мерами, но не очень активно, чтобы не спровоцировать реальный конфликт с Западом. Вознаграждать приближенных посредством коррупции, но не до такой степени, чтобы рухнула экономика. Манипулировать новостями, но не слишком, потому что люди перестанут доверять СМИ. Давить политических оппонентов, но не чрезмерно, потому что это может вызвать негативную реакцию населения. Укреплять силы безопасности, но не до такой степени, чтобы они могли выступить против тебя. То, как Кремлю удастся обеспечить баланс этих компромиссов, определит ближайшее будущее России. Но курс последних четырех лет на усиление репрессий и его вероятное продолжение не предвещают ничего хорошего ни России, ни ее лидеру.