Простой крестьянский сын Вальтер Годель с 1941 года сражался в составе 10-го мотострелкового батальона на северном участке Восточного фронта. В своих письмах с фронта он описывал осаду Ленинграда и рассказывал, что ему пришлось пережить в Холмском котле
Весть, которую Вальтер Годель прислал домой в сентябре 1941 года, была несколько необычной: «У меня все всегда замечательно. Вчера состоялось мое первое боевое крещение».
Событие, которое Годель счел «неплохим», произошло в северной части Восточного фронта, на подступах к Ленинграду. Подойдя вплотную к городу на Неве, группа армий «Север» на долгих три года взяла его в осаду, и эта блокада стоила жизни почти миллиону жителей города.
Вальтер Годель был уроженцем городка Вайлимдорф неподалеку от Штутгарта. Когда его призвали в ряды вермахта, ему еще не исполнилось и 20 лет. Несколько его писем с фронта дошли до наших дней — их проанализировал его внучатый племянник, адвокат и историк Штефан Зауэр (Stefan Sauer) из Гейдельберга. Подробный анализ опубликован в последнем выпуске журнала Militärgeschichte («Военная история»), издаваемого Центром военной истории и социальных наук бундесвера.
Хотя солдатская переписка подвергалась цензуре и поэтому ее трудно оценивать критически, письма Годеля иллюстрируют изменения, происходившие в сознании простых солдат в мрачной военной жизни.
Годель не просто был одним из бойцов частей, непосредственно участвовавших в нападении на Советский Союз 22 июня 1941 года. Он числился в запасном составе 10-го мотострелкового батальона (М-10). Это соединение из примерно 1 тысячи солдат, сформированное в городке Пирмазенс на юго-западе Германии, было своего рода «пожарной частью», которую командование задействовало в качестве мобильного подкрепления для основных сил.
Такие мотострелковые батальоны состояли из трех рот, в распоряжении каждой из которых было по 16 пулеметов (как правило, типа MG34). В 1943 году М-10 получил трофейные советские гранатометы в качестве основного оружия и современные гусеничные тягачи в качестве транспортного средства. В момент боевого крещения Годеля его часть входила в состав 18-й армии Группы армий «Север».
Первый восторг Годеля по поводу войны вполне разделяли многие из его боевых товарищей. По его собственному признанию, двухнедельный путь на фронт стал его «лучшим впечатлением за всю жизнь», прежде не выходившей за пределы родной деревни в Швабии. Но вскоре ему, сыну простых крестьян, пришлось познакомиться с другой стороной путешествия: «Тут уже два дня лежит снег, а еще очень холодно. (…) Тут нет ни сена, ни соломы — вообще ничего, потому что людям пришлось отправиться в путь во время сбора урожая».
Когда Годель констатировал, что «75% всего имущества сожжено», ему, вероятно, пришлось осознать, что блокада Ленинграда означает для его простых жителей. В последующие месяцы от холода, достигавшего —40 градусов, погибли сотни тысяч человек. Гитлер и его генералы добивались, чтобы город в буквальном смысле вымер от голода. Осознавал ли простой крестьянский сын, что участвует в этих военных преступлениях?
По поводу боев зимой 1941-1942 года он писал: «Ты не представляешь себе, как упорны эти русские. Они сотнями валяются на льду и все равно ежедневно атакуют нас. Они хотят выбраться. Но мимо нас никто не пройдет».
Когда Красной Армии удалось прорвать немецкий фронт южнее Ленинграда, и несколько тысяч солдат вермахта попали в Холмский котел, на выручку им отправился батальон М-10. «Мы шесть раз шли в атаку и так и не смогли пробиться, — писал Годель. — На седьмой раз нам это, наконец, удалось — ценой тяжелых боев и больших потерь… Но русские сумели вновь сжать тиски и заперли нас».
В отличие от Сталинградской битвы год спустя, в ходе битвы за Холм немецким ВВС («люфтваффе») удалось наладить минимальное снабжение своих войск. Тем не менее множество солдат погибли от голода, холода и болезней. Годель тоже получил обморожение и в конце февраля был эвакуирован танковыми войсками. А тяжелые бои продолжались до самого мая.
Один только батальон М-10 потерял 383 человека убитыми и ранеными. Некий старший сержант писал: «По одним только развалинам можно понять, что когда-то это был город. Прямо у наших позиций лежат тысячи мертвых русских. Потеплело, и воздух днем и ночью наполнен ужасной вонью».
Теперь от «замечательного» настроения Годеля не осталось и следа. Сестре Марии он писал о ее маленьком сыне: «Если он когда-нибудь вздумает играть в войну, я его выпорю и лучше научу его танцевать». О том, что автору письма к тому моменту было плевать на цензуру, говорит другой фрагмент: «Все проходит, и после всего этого сумасшествия мы когда-нибудь увидимся в Вайле» — перефразируя одну из известных песен певицы Лале Андерсен (Lale Andersen).
В заключение Штефан Зауэр приводит еще одно письмо своего дядьки сестре Марии, написанное «в какой-то дыре» в ноябре 1943 года: «Мы попали в критическую ситуацию, и что с нами станет, решит само будущее. Во всяком случае я пока здоров и, несмотря ни на что, надеюсь, что мы еще увидимся!»
Этой надежде не суждено было сбыться. 27 февраля 1944 года, через месяц после окончательного прорыва блокады Ленинграда Красной Армией, Годель в бою под Невелем был тяжело ранен осколками взорвавшейся гранаты и в тот же вечер умер. «Семье на память осталось небольшое фото его могилы, которое она получила через несколько месяцев», — сообщает Зауэр.