Шанхай — В апреле Комитет по международным отношениям Сената США официально поддержал законопроект «О стратегической конкуренции», в котором Китай назван стратегическим конкурентом Америки в целом ряде сфер, включая внешнюю торговлю, технологии и безопасность. Учитывая поддержку обеих партий (что в наши дни в США большая редкость), Конгресс почти несомненно одобрит этот закон, а президент Джо Байден его подпишет. Тем самым антагонизм Америки и Китая будет фактически закреплен законодательно.
Закон «О стратегической конкуренции» призван подчеркнуть предполагаемое «враждебное поведение» Китая, желающего добиться «нечестных экономических преимуществ» и «подчинить» другие страны «своим политическим и стратегическим целям». В реальности же этот закон говорит намного больше о самих Соединенных Штатах (причем крайне нелестно), чем о Китае.
Раньше Америка позитивно воспринимала экономическое развитие Китая, понимая, какие прибыльные возможности открывает перед ней это развитие. И даже после того, как Китай превратился в крупный политический и экономический центр, сменявшие друг друга администрации США обычно считали Китай стратегическим партнером, а не конкурентом. Но в последние годы отношение к Китаю как к стратегическому сопернику вышло на первый план в американской политике, а лидеры страны, как правило, выбирают конфронтацию вместо сотрудничества. Две особенности этого сдвига бросаются в глаза: скорость произошедших изменений и степень единства американцев (и американских лидеров) в их поддержке.
Ирония в том, что отчасти корни этой проблемы лежат в крайней идеологической поляризации, не позволяющей американским политическим лидерам эффективно управлять страной и минимизировать социальные издержки структурной трансформации в эпоху глобализации и дигитализации. Эти провалы усиливают народное недовольство и социальную напряженность, что создало благоприятную почву для избирательной кампании бывшего президента Дональда Трампа под популистским лозунгом «Америка прежде всего». В этой предвыборной кампании важнейшую роль сыграло очернение Китая, страны, которая, в отличие от США, благоразумно управляла рисками экономической глобализации для минимизации издержек структурных изменений. И, наверное, это самый важный элемент из доктрины Трампа, который сохранился даже после перехода власти к администрации Джо Байдена.
Тем самым антикитайские рассуждения помогли найти некую общую почву в американской политической жизни. К сожалению, американцы соглашаются с идеей, которая принесет им намного больше вреда, чем пользы. Америке следовало бы сосредоточиться на поиске способов получения выгод от глобализации и технологического прогресса, а также на управлении рисками, возникающими из-за сопутствующих структурных сбоев. И здесь невероятно полезным было бы эффективное сотрудничество с Китаем, а также более широкая поддержка свободной торговли и экономической открытости.
Более того, по мнению бывшего госсекретаря Генри Киссинджера, который выступал в марте на специальной сессии Китайского форума развития в Пекине, позитивные двусторонние отношения в духе сотрудничества необходимы для мира и процветания во всем мире. Ни один из живущих сегодня американцев не имеет большего, чем Киссинджер, авторитета в оценке китайско-американских отношений: его секретная миссия в Пекин 50 лет назад привела к восстановлению дипломатических связей между двумя странами.
В своем выступлении Киссинджер признал, что выстроить китайско-американские отношения, в которых сегодня нуждается мир, будет очень трудно, и отметил, что различия в истории и культуре двух «великих обществ» естественным образом приводят к различиям во мнениях. Современные технологии, глобальные коммуникации и экономическая глобализация еще больше усложняют путь к достижению консенсуса.
Но современные технологии фрагментировали медиа-ландшафт и ослабили контролирующую роль традиционных СМИ. Неточная, вводящая в заблуждение и ненадежная информация сегодня может мгновенно распространяться среди огромной аудитории. Кроме того, она может быть целевым образом направлена на тех, кто с наибольшей вероятностью будет с ней согласен, и скрываться от тех, кто с ней будет не согласен. Такой подход усиливает рост интереса к «персонализации» информации — и радикально меняет стратегию конкуренции между СМИ. В подобной среде нейтральные репортажи уже не привлекают столько же внимания, сколько подстрекательские или идеологически мотивированные сообщения, особенно если алгоритмы показывают их аудитории, которой они потенциально интересны. В результате постепенно теряется роль СМИ в формировании единого фундамента из фактов, а вместе с ней отходит на второй план и стратегия обращения к медианному избирателю.
Поскольку американские СМИ переключились на все более пристрастную и узкоцелевую стратегию конкуренции, глубокая политическая поляризация стала совершенно неизбежной. А это, наряду с появлением у американских политиков новых стимулов для обращения к идеологическим крайностям, разорвало ткань американского общества, усиливая нестабильность и конфликты, лишая лидеров возможности реагировать на срочные вызовы, подрывая позиции Америки как глобального лидера.
Китай в целом избежал этой ловушки современных технологий (хотя не обошлось без издержек и критики), ограничив экстремистские высказывания в онлайне и сдерживая атаки популистов на базовые ценности. Но ему не удалось избежать ярости Америки, которую усилили медиа страны. Всего за несколько лет американо-китайские отношения серьёзно откатились назад, а глобальная система свободной торговли оказалась на грани краха. Киссинджер ясно высказался: трудности восстановления китайско-американских отношений не должны отпугивать лидеров от попыток их восстановления. Напротив, эти трудности означают, что обе стороны должны приложить «все усилия» для того, чтобы начать работать вместе. Но для США эти усилия должны начаться внутри страны. Реальная угроза для США исходит не от Китая, находящегося на подъеме; ее создает неспособность самой же Америки ответить на вызовы современных технологий.