Йоахим Краус, эксперт в области политики безопасности, ждет от будущего немецкого правительства более чуткого отношения к странам Центральной и Восточной Европы.
— Lidovky.cz: Как изменится внешняя политика после ухода канцлера Ангелы Меркель?
— Йоахим Краус: Я надеюсь, что изменится сильно, но я не уверен, что это возможно. Меркель символизировала определенную неизменность. У нее не было целенаправленной программы, возможно, за исключением области защиты климата. Ее сильной стороной было умение достигать компромиссов между противоречащими друг другу интересами.
Во внешней политике она выглядела сторонницей тесных связей с Соединенными Штатами, но на самом деле это лишь поверхностное впечатление. Что касается ее политики в отношении России, то в некоторых аспектах, на мой взгляд, она проблематична. Вероятно, ее связывают хорошие тесные отношения с российским президентом Владимиром Путиным, и поэтому она отказывается признавать, что Россия сегодня опять представляет для Европы военную угрозу.
Изменения могут произойти, если в результате выборов канцлером станет Армин Лашет (кандидат от христианских демократов — прим. авт.), который уже пообещал укрепить трансатлантические связи благодаря тому, что Германия выполнит данные в прошлом обещания и поспособствует росту боеспособности Европы. Если же возникнет коалиция Зеленых, социал-демократов и посткоммунистических левых, внешняя политика Германии двинется в совершенно другом направлении. Тогда я не исключаю полного распада трансатлантического союза.
— Однако в ключевом вопросе, который долгое время разделял Вашингтон и Берлин (я говорю о газопроводе «Северный поток — 2»), Лашет тоже отстаивал его завершение…
— Если Лашет будет что-то менять, то будет делать это шаг за шагом. Насколько мне известно от людей из его окружения, Лашет мыслит очень «по-атлантически». Более того, по «Северному потоку — 2» достигнута договоренность, и будущему немецкому правительству, кто бы его ни возглавил, уже не придется этим заниматься.
— Чего ждать от нового правительства Центральной и Восточной Европе? Благодаря своему восточногерманскому происхождению Меркель пользовалась в этом регионе определенной популярностью, а все ее потенциальные преемники — из Западной Германии…
— Меня удивляет, когда вы говорите, что канцлер популярна в Центральной и Восточной Европе. У меня сложилось скорее противоположное впечатление. Я бы даже сказал, что при ней когда-то очень хорошие отношения с этим регионом пострадали. Я хорошо помню времена канцлера Гельмута Коля, который всегда прислушивался к восточным европейцам, и Германия выражала их мнение в самых разных случаях. За последние 16 лет ситуация очень изменилась. Думаю, что в глазах жителей этого региона Меркель со временем утратила свой первоначальный «восточногерманский бонус».
— В последние годы между некоторыми из этих государств и остальными странами Европейского Союза обострились противоречия. Скажем, в понимании правового государства. Как должна вести себя Германия?
— Я бы сказал, что Германия в определенном смысле задолжала некоторым из этих государств, в том числе потому, что в течение прошедших лет она выстраивала свои отношения с Россией без оглядки на них. В современной Германии существуют политические силы, которые хотели бы еще больше укрепить связи с Россией, что, на мой взгляд, очень опасно, и поэтому я очень хорошо понимаю опасения многих жителей Центральной и Восточной Европы.
Если говорить о Польше или Венгрии, то в их случае мы должны настаивать на соблюдении правил. В первую очередь это касается Венгрии, которая ступила на путь, напоминающий тот, который выбрала Россия 20 лет назад. Предполагаю, что в обозримом будущем наступит момент, когда перед Венгрией встанет выбор — оставаться частью Европейского Союза или пойти собственным путем.
С другой стороны, я понимаю настроения в Венгрии и Польше, которые не хотят подчиняться либеральному мировоззрению. В ЕС нам нужен, в том числе, и политический консерватизм, который будет оппонировать главному либеральному идейному течению. Для нас, европейцев, это означает, что мы должны проявлять толерантность и к тому, и к другому направлению.
— В будущее немецкое правительство, по всей видимости, войдут Зеленые, которые однажды уже формировали внешнюю политику. Но тогда они действовали весьма прагматично и, в частности, поддержали войну в Косово. Поступили бы они так и теперь?
— Думаю, нет. Тогда их министром иностранных дел был Йошка Фишер, который за это натерпелся от своих коллег по партии. Пацифизм Зеленых за прошедшие годы не изменился. Что касается России, то к преимуществам Зеленых стоит причислить тот факт, что сегодня они являются единственной партией, которая последовательно осуждает нарушение прав человека. Вообще же у них нет стратегической концепции и понимания, как быть с Россией дальше.
Если говорить о Косово, то в 1999 году вооруженное вмешательство можно было обосновать с «зеленых позиций», и Фишер как раз это подчеркивал: «Кто не хочет повторения ужасов Аушвица, должен вмешаться». Он повторял это постоянно. Но если сейчас мы хотим противостоять военной угрозе, исходящей от России и Китая, то нельзя оперировать только правами человека. Нужно еще и увеличить оборонные расходы. Но для Зеленых это неприемлемо.
— Почему некоторые высокопоставленные немецкие политики проявляют особую симпатию к России?
— Я бы тоже хотел это знать. Первая причина, вероятно, в том, что они получают за это деньги, хотя доказать это трудно. Второй возможный мотив связан с нашими согражданами, которые выросли в бывшей коммунистической Восточной Германии. Их поведение я сравнил бы со «стокгольмским синдромом». У заложников (в данном случае заложников советской оккупации после Второй мировой войны) появляется симпатия к тому, кто их удерживает.
Третья вероятная причина — традиционная политика, уходящая корнями еще во времена канцлера Отто фон Бисмарка в XIX веке. Тогда господствовала идея о том, что сотрудничество России и Германии обеспечит мир в Европе. Но достаточно вспомнить историю и пакт Молотова — Риббентропа от 23 августа 1939 года. «Мир» тогда продлился ровно неделю, а затем началась Вторая мировая война.
Последняя возможная причина — благодарность за то, что Россия, а точнее Советский Союз, согласилась в 1990 году на объединение Германии. Таким образом, в Германии есть довольно сильная часть общества, которая отстаивает отношения с Россией, несмотря на то, что наше процветание и безопасность до сих пор были и остаются следствием тесного сотрудничества с Соединенными Штатами.
— Задолго до президента Дональда Трампа в Германии росла неприязнь к США. Как вы это объясняете?
— Причины уходят корнями во времена Вьетнамской войны и связаны с деятельностью радикальной левой, так называемой непарламентской оппозиции около 1968 года. Но часть немецкого общества сразу после возникновения Федеративной Республики в 1949 году отвергла ее прозападную ориентацию и нашла поддержку у ряда влиятельных СМИ, в том числе издания «Шпигель». Все, что возникло потом (несогласие Берлина с американской кампанией в Ираке в 2003 году и отношение к Трампу), это только последствия первоначального настроя.
Хорошо, что нынешний американский президент Джо Байден старается улучшить отношения, но ему нужен кто-то с немецкой стороны, кто мыслит так же, как и он. Меня это беспокоит, поскольку Германия, которая отстранилась от трансатлантических связей и встала на странный путь одиночки, пугает, несмотря на то, что такая Германия окажется в изоляции.
— Разделяете ли вы мнение администрации Байдена, что Китай представляет сегодня большую опасность, чем Россия?
— Конечно, ведь если Россия — держава в упадке, то Китай переживает подъем. Но проблема в том, что чем больше Соединенные Штаты будут сосредотачиваться на Китае, тем опаснее будет Россия для Европы.