Среди главных новостей минувшей недели — возобновление в Вене переговоров по иранской ядерной сделке, известной как СВПД (Совместного всеобъемлющего плана действий). Это соглашение было подписано в 2015 году США, Россией, Францией, Британией, Германией, Китаем и Ираном, а в 2018 году президент Трамп вышел из него и ввел против Тегерана суровые финансовые и экономические санкции. Власти Ирана затем отказались в значительной мере от соблюдения своих обязательств по СВПД, увеличили степень обогащения урана и ограничили доступ инспекторов МАГАТЭ на ядерные объекты.

Каково место России в этом процессе и как можно определить ее интересы?

Обычно иранско-российские взаимоотношение рассматривают в узких рамках того или иного события. Попытка синтеза этого сложного узла интересов и идейных притязаний не может быть выверенной математически, ибо весьма трудно суммировать вместе основные факторы, влияющие на климат между Москвой и Тегераном. Однако сама попытка сделать это расширит рамки нашего понимания.

На сегодняшний день главной российской озабоченностью можно считать приближение Ирана к вхождению в клуб ядерных держав. Эта страна граничит с Россией в Каспийском море и имеет прямое влияние на зоны интересов Москвы на Ближнем Востоке и в Средней Азии. После начала вооружения иранской армии ракетами с ядерными боеголовками ее примеру не могут не последовать Турция и Саудовская Аравия, что приведет к непредсказуемому уровню напряженности с возможными конфликтами.

Не менее важное значение имеет положение Ирана в регионе как страны, препятствующей распространению американского влияния. Иран стал несомненным козырем для Москвы из-за неугасающего пыла американской администрации оказывать давление на Россию.

Здесь немаловажен и психологический климат. На обе страны были наложены американские санкции. Не обсуждая меру их справедливости и эффективности в каждом отдельном случае, мы отметим это как существенный сближающий фактор.

Весьма показательным может быть поведение аятолл по отношению к России девяностых. Мы помним их поддержку в усилиях по предотвращению захвата власти в Афганистане талибами в начале девяностых. Тегеран также проявил сдержанность в пору кровавого сепаратизма на Северном Кавказе. Можно сказать, что Иран почти никак не участвовал в той попытке поджечь Россию, в отличие от Турции и Саудовской Аравии, например. Некоторые наработки поддерживаемого Ираном ХАМАСа были использованы террористами при взрывах домов в Москве и других городах, но нет оснований считать, что это было сделано с ведома Тегерана.

В то же время Корпус стражей Исламской революции Ирана отличился в Югославии в войне против сербов. Интересы Москвы и Тегерана разошлись и в восьмидесятых, когда режим Саддама Хуссейна, с которым Иран вел многолетнюю войну, был более пригодным для Кремля, нежели режим аятолл. Также трудно не вспомнить, как вскормленная Ираном Хезболла захватила в Ливане в сентябре 1985 году троих советских дипломатов. Один из них, Аркадий Катков, был убит главарем организации Имадом Мугнией. Решительные действия советских структур привели к скорому освобождению двух оставшихся в живых. Позже Мугния был ликвидирован израильтянами.

Особого внимания заслуживает российско-иранское пересечение в Сирии. Вплоть до начала там российской операции иранская помощь правительству Асада была ценным вкладом в тамошние дела, с точки зрения России. После расширения российского военного присутствия в Сирии мы наблюдаем и некоторый взаимный дискомфорт. Уже говорят о проиранских и пророссийских силах среди солдат Асада. О собственно военном взаимодействии между российскими и иранскими военными мнения российских экспертов разделились. Глава Центра анализа стратегий и технологий Руслан Пухов высказывался удовлетворительно об уровне иранских военных в Сирии и об их координации действий с российскими ВКС. Однако его опытнейший коллега, в прошлом начальник группы 1 направления 1 управления Главного оперативного управления Генерального штаба, полковник Михаил Ходаренок открыто говорит о низком профессиональном и моральном уровне иранских коллег.

Если коснуться экономики, то Иран является прямым конкурентом России в сфере нефти и газа. В этом смысле Москва выиграла от санкций, но с существенной оговоркой. В случае ужесточения американских и западных санкций против России Иран становится важным потенциальным партнером. Но тут же уместна еще одна оговорка: после сделки 2015 года Иран проявил пренебрежительно дискриминационное отношение по отношению к российским компаниям, отдав предпочтение западным.

Не претендуя на полноту приведенных умозаключений, готов к дискуссии о сложившейся ситуации.