Foreign Policy (США): Россия не смогла бы оккупировать Украину, даже если бы захотела

Многие американские и европейские аналитики заключили, что самый вероятный исход переброски российских войск к украинским границам — это вторжение. Некоторые пошли еще дальше и сделали вывод, что президент Владимир Путин рассчитывает навязать военную оккупацию всей Украине или, по крайней мере, ее части. Они считают, что российские военные попытаются установить на Украине новый режим и заменят правительство президента Владимира Зеленского марионеточной администрацией.

Нет никаких сомнений, что переброска порядка 80 батальонных тактических групп с танками, артиллерией и 130 тысяч человек личного состава, представляет для Украины серьезную угрозу. Зримое присутствие частей ВДВ и средств для высадки десанта говорит о том, насколько многогранным может стать грядущее наступление. Пожалуй, наибольшее беспокойство вызывает переброска подразделений Росгвардии или войск Национальной гвардии — им предстоит обеспечивать безопасность на территории за линией фронта, надзирать за военнопленными и заниматься тыловым обеспечением. Все это потенциальные сигналы, что может иметь место комплексный план оккупации.

Однако обсуждая возможные действия России нельзя не учитывать доступные российскому государству ресурсы, а также историю прошлых военных оккупаций — будь то со стороны России, Советского Союза и других великих держав. И здесь картина становится менее однозначной, чем представляется в ряде спекуляций.

Масштабные действия по захвату и удержанию крупных городов, в том числе Киева, Харькова и Одессы, потребуют достаточного количества войск, чтобы уничтожить украинскую армию, подавить повстанческое движение и поддержать постоянные силы безопасности из числа местных коллаборационистов либо нанятых извне. В одном только Киеве в условиях плотной городской застройки проживает 3 миллиона человек, в Харькове — полтора миллиона, а в Одессе — миллион. Население чуть меньших городов к востоку от Днепра — например, Днепра или Запорожья — исчисляется сотнями тысяч. Если исключить Крым и оккупированные Россией части Донбасса, то население Украины официально составляет 41 миллион человек, хотя по последним оценкам национальной статистической службы, с учетом массовой эмиграции оно снизилось до 37 миллионов.

Численность личного состава, задействованного в предыдущих оккупациях такого масштаба, дает нам представление о проблемах, с которыми неизбежно столкнется Россия, оккупировав всю Украину или бóльшую ее часть. В не встретившей особого сопротивления оккупации Чехословакии в 1968 году участвовали почти 250 тысяч советских солдат и других стран Варшавского договора. За несколько недель численность контингента выросла до почти полумиллиона — чтобы сдержать 14-миллионное население. С 1999 по 2003 год в ходе Второй чеченской войны российская армия бросила более 90 тысяч солдат на территорию с населением менее 1 миллиона человек, чтобы жестоко подавить вооруженное восстание.

Примерно в то же время, в 2003 году, США вторглись в Ирак с населением 26 миллионов человек. Всего американский и союзнический контингент в Ираке составил 190 000 солдат плюс 60 тысяч вспомогательных курдских отрядов "Пешмерга". Аналитики предостерегали, что этих сил для стабилизации Ирака не хватит — и оказались правы, поскольку за быстрой победой над режимом Саддама Хусейна на поле боя последовала череда мятежей, которые в итоге подорвали контроль США. Несмотря на усиление российских вооруженных сил за последнее десятилетие и различия между приведенными примерами, созданные прецеденты не дают представления, как 130 тысяч российских солдат, сконцентрированных на сегодняшний день у границ Украины, смогут поддержать стабильный оккупационный режим, если их численность не будет существенно увеличена.

Любые потенциальные политические выгоды для российского государства от оккупации Украины уравновесятся давлением на российские вооруженные силы — ведь им придется удерживать значительные земли. Параллельно в долгосрочной перспективе придется финансировать экономическое восстановление оккупированных территорий. Даже за умеренное сопротивление при таком сценарии украинскому обществу придется заплатить высокую цену, — не говоря уже о полномасштабном мятеже, как в Сирии — и США и Европейскому Союзу следует продумать эти варианты более тщательно. Однако при таком количестве враждебно настроенных ветеранов практически во всех областях Украины некоторая степень сопротивления все же ожидаема.

В Сирии российские военные полагались на наемников из ЧВК "Вагнер" и проиранских ополченцев, которые были готовы умирать за свое дело. На Украине это бремя придется нести профессиональным солдатам и даже призывникам — пока не появятся местные марионеточные силы. Как Советский Союз выяснил в Афганистане, а американцы — во Вьетнаме и Ираке, поспешно взятые на себя обязательства могут вопреки всем тактическим победам вылиться в тяжелую борьбу за стабильный результат. К тому же Россия в 2022 году лишена той военной и экономической мощи, которая все еще есть у Соединенных Штатов и некогда была у Советского Союза.

Разумеется, важно не сбрасывать со счетов такие наихудшие сценарии. От Вьетнама до Афганистана сверхдержавы регулярно сулили быстрые достижения, но неизбежно выясняли, что реалии на местах не соответствуют их геополитическим фантазиям. В своей прошлогодней статье об отношениях между Россией и Украиной Путин уже не просто принимает желаемое за действительное, а откровенно бредит.

Однако даже если закрыть глаза на президентское блогерство, нельзя сбрасывать со счетов интеллектуальное мастерство и оперативный реализм российских военных. От катастрофического броска Бориса Ельцина и Павла Грачева на Грозный в 1994 году и хаотичной грузинской кампании 2008 года и до ловкого управления рисками и экономного использования ресурсов в Сирии в 2015 году — российские генералы всю свою карьеру решают эти дилеммы. Вопрос, неужели российский офицерский корпус со своим глубоким опытом столь же одержим манией имперского величия, остается открытым. Военные вполне могут рассматривать и менее рискованные варианты, как вернуть Украину обратно в свою сферу влияния.

И одно то, что российские генералы могут рассмотреть и другие пути, вызывает тревогу. Сугубо с военной точки зрения, уничтожение украинских вооруженных сил, а также основ ее военной промышленности устранит угрозу безопасности вдоль российских границ, ведь тогда украинскому правительству предстоят годы работы по восстановлению обороноспособности даже при поддержке НАТО. Хотя политическая выгода от операции с сугубо военными целями будет более сомнительной, нестабильность, которую она за собой повлечет, серьезно подорвет попытки Украины построить сильное государство.

Еще один подход, не предусматривающий полной оккупации страны, подразумевает затяжную дестабилизацию украинского государства. В таком случае военные атаки станут кульминацией, чтобы заставить Зеленского согласиться с московской трактовкой Минского протокола, подписанного в 2015 году при посредничестве Франции и Германии. Наращивание российской военной мощи и угроза нападения — шанс предотвратить реинтеграцию оккупированного Донбасса в украинское государство. Едва ли структура, где за доверенными лицами Москвы в Донбассе будет закреплено конституционное права вето, окажется устойчивой в долгосрочной перспективе, но это будет крупный успех Путина на ближайшие несколько лет. А возможные последствия предстоит расхлебывать уже его преемнику.

Каждый из этих сценариев предполагает крупномасштабную военную кампанию — наряду с более локальными военными действиями вплоть до ограниченной политической или экономической дестабилизации — и в любом случае подорвет украинское общество. Любой военный шаг неизбежно нанесет гигантский ущерб инфраструктуре, а также приведет к трагическим жертвам среди гражданского населения. Даже не доводя до войны, операции по дестабилизации ослабят и без того уязвимые институты на страже верховенства закона, а эскалация упрочит поддержку враждебных демократии националистов-экстремистов. Украинская экономика уже и так испытывает такой системный стресс, что Зеленский даже попросил американских коллег поумерить предостережения о "неизбежности" конфликта.

На данный момент система западных альянсов имеет ясность лишь в том, что касается масштабов наращивания российской военной мощи и ущерба, который Россия может нанести на начальном этапе военного вторжения. Это само по себе оправдывает нынешние шаги НАТО, чтобы поддержать Украину и нащупать верный баланс между сдерживанием и дипломатией и не допустить дестабилизирующих действий Путина, которые могут отразиться и на самой России. Вместо того, чтобы увлекаться конкретными спекулятивными сроками, Запад должен сосредоточиться на действительно важной информации и сохранять дисциплину в течение тех недель или месяцев, пока не будет найден путь к деэскалации.

Эти шаги позволят членам НАТО поближе узнать слабые стороны российской армии. Когда Путин выложит все карты на стол, западные аналитики и ученые узнают, каких в его колоде не хватает. Так, переброска столь значительных сил и средств из Восточного военного округа уже свела обороноспособность России в восточных регионах к минимуму.

Столь беспрецедентное наращивание может свидетельствовать об ограничениях российских вооруженных сил — особенно если речь идет о некой точке, за которой для путинского режима последуют разрушительные политические и экономические последствия. Если Украине, США и Европейскому союзу удастся выйти из этого кризиса невредимыми, эта информация поможет западным политикам разработать более точные политические меры, где давление будет уравновешено положительными стимулами, чтобы подтолкнуть российское государство к отказу от очередного витка эскалации.

Российский вызов не является непреодолимым ни для Украины, ни для ее друзей в США и Европе. Кризис, вставший перед партнерством, вступает в острую стадию с огромными рисками для стабильности и безопасности Украины, однако ограниченный характер российской мощи открывает пространство для поиска путей деэскалации. Хотя в военном планировании все решает оценка наихудшего из сценариев, чрезмерное политическое внимание к этой якобы неизбежности чревато фатализмом вместо мобилизации и координации, которые бы позволили до этого не доводить. Возможно, осознав свои сильные стороны, Запад со временем откроет послепутинской России дверь в общий европейский дом, и она станет партнером Украины, ЕС и Великобритании.