Постамериканский мир вернется к истокам

На протяжении более 70 лет, начиная с середины Второй мировой войны, Соединенные Штаты правили миром, не зная равных себе. Их экономику и вооруженные силы война не только не разрушила, но и усилила. Институты управления (объединенное Министерство обороны, система разветвленных военных командований, Совет национальной безопасности, специализированные агентства по международному развитию и т.д.) указывали на статус действующего мирового гегемона. В руках Вашингтона было сосредоточено максимальное количество выигрышных карт даже во время смертельной борьбы с чуждой и враждебной идеологией коммунизма. И, разумеется, все это вызвало негодование среди тех, кто не хотел жить в тени колосса.

У всех, кто не замечал растущих вызовов американскому доминированию, сомнения должны были отпасть после начала российской спецоперации на Украине в феврале этого года. Международная политика явно вступила в новую эру, возродившую старые формы хищнического поведения государств, чему предполагаемый глобальный гегемон оказался неспособен помешать. Колоссу не удалось добиться своего.

По многим показателям относительный упадок могущества Соединенных Штатов наблюдался задолго до российско-украинского конфликта. Экономика США в настоящее время производит менее четверти мирового ВВП по сравнению с 40% в 1960 году. Военные расходы страны по-прежнему огромны и составляют до 40% от общемирового объема, но перестали обеспечивать некогда существенное превосходство. Соединенные Штаты противостоят противникам, которые быстрее осваивают новые технологии и способы ведения войны. Американская идеология свободных умов и свободных рынков сталкивается как с вызовами зарубежных моделей авторитарной эффективности и этнонационализма, так и с ослаблением доверия к собственным институтам. Как показал один из проведенных в 2021 году опросов Pew Research, здоровое большинство граждан 14 стран-союзниц США придерживается мнения о том, что в последние годы американская демократия перестала быть достойным примером для подражания. Восстание, в ходе которого 6 января 2021 года толпа глумливых, жестоких вандалов ворвалась в здание Капитолия, чтобы опротестовать поражение Дональда Трампа на выборах, нанесло по репутации Соединенных Штатов больший удар, чем атаки на Нью-Йорк и Вашингтон двадцатилетней давности.

В обозримом будущем Вашингтон сохранит могущество. И хотя на фоне подъема Китая страна, вероятно, потеряет статус крупнейшей экономики мира, удержать второе место ей, безусловно, под силу, наравне с динамичностью экономики и ее прочной системой взаимосвязей. У США одна из крупнейших и опытнейших армий на Земле, а также множество союзников. С первых дней существования Соединенные Штаты демонстрируют устойчивость, а после всех невзгод и серьезных экономических неудач неизменно приходят в норму.

Тем не менее, относительный упадок могущества налицо. Историкам предстоит проанализировать причины и время окончания эпохи американского господства, а также ответить на вопрос, можно ли было отсрочить или смягчить неизбежное. Однако сейчас главная проблема заключается в том, как приспособиться к новому статусу. Сюда войдет множество элементов, важнейшим из которых будет вопрос отношения. После многолетней зависимости от масштабных стратегических идей, воплощение которых происходило посредством сложных бюрократических процессов, правительство США должно вернуться к серьезному государственному подходу. Он воплощает в себе скрупулезное понимание мира, способность быстро обнаруживать и реагировать на вызовы, использование возможностей по мере их возникновения и, конечно, наличие эффективно организованных структур для формулирования и проведения гибкой внешней политики.

В прежние годы Соединенные Штаты были достаточно сильны, чтобы позволить себе не вполне совершенную реализацию своих великих идей. Непревзойденная мощь предоставляла широчайшие пределы погрешности для получения желаемого вне зависимости от уровня компетенции. Сегодня, когда диктовать условия Вашингтону гораздо труднее, проблемы, с которыми он сталкивается, требуют не мудреных стратегий, а чего-то гораздо более приземленного. Мастерства.

Опция приуменьшения значимости выработки масштабной формальной стратегии в пользу сноровки, силы и проворства противоречит тенденции нынешнего времени. Российская спецоперация на Украине началась, предположительно, в период разработки новой великой стратегии США. Ее суть заключалась в том, чтобы сделать акцент на соперничестве с Китаем, предоставив Европу и Ближний Восток по большей части самим себе. Российско-украинский конфликт повлиял, среди прочего, и на эту схему. Еще до его начала представители интеллигенции выступали за возрождение великой стратегии, сиречь всеобъемлющей концепции ведения внешней политики. Авторы один за другим призывали к подготовке новой "Статьи Икс" вроде той, что была написана в 1947 году дипломатом Джорджем Кеннаном (George Kennan) и излагала доктрину сдерживания времен холодной войны. На сегодняшний день некоторые ностальгирующие по вильсоновскому идеализму ученые полагают, что Соединенным Штатам следует ориентировать политику на создание нового "международного порядка, основанного на правилах". Другие выступают за ослабление влияния и прагматичную политику принятие упадка и снижения роли Соединенных Штатов на мировой арене. Есть и другие варианты, и всем им присуще желание свести хитросплетения внешней политики к нескольким четким тезисам. Их сторонники утверждают, что главным является наличие правильной концептуальной основы; остальное — лирика.

Данная точка зрения ошибочна. Конечно, важно иметь некие сформированные представления о мире, такие как необходимость преследовать интересы и отстаивать идеалы, а также решать проблемы, связанные с усилением конкурентов, глобальным потеплением и тому подобным. Представители власти могут при желании называть эти идеи "великой стратегией", но не стóит придавать им чрезмерное значение, поскольку при формулировании конкретной политики подобные общие принципы особой пользы не приносят. Великая стратегия зиждется на упрощенном подходе, и все же мир — штука сложная.

Как и сами Соединенные Штаты, если уж на то пошло. Во-первых, они сохраняют одновременно статус-кво и стремятся к его изменению. Желая сохранить ключевые элементы мирового порядка — верховенство закона, свободу потоков торговли, свободу личности, — а также из-за преданности этим идеалам они настроены враждебно по отношению к тем режимам, которым такое не свойственно, и зачастую стремятся преобразовать их. С другой стороны, внешняя политика США формируется благодаря сложному сочетанию идеалов и интересов, которые варьируются в зависимости от времени и места. Когда-то они объединились с Советским Союзом против нацистской Германии, а сегодня поддерживают Саудовскую Аравию против Ирана, а Вьетнам — против Китая. Идеалисты, утверждающие, что Соединенные Штаты должны отказаться от связей с сомнительными партнерами, игнорируют сложноструктурность в пользу безапелляционного упрощения.

Этим занимаются и те, кто отвергает фактор ценностей во внешней политике. Страны, которые жестоко обращаются с населением, убивают диссидентов, ниспровергают законные правительства и предаются параноидальным фантазиям о внешних врагах, очевидно опаснее остальных. В XIX веке Соединенные Штаты и Соединенное Королевство оказались по разные стороны различных территориальных споров, но ни одна из стран никогда не считала другую столь опасной, сколь обе считали тоталитарные диктатуры ХХ века.

Великая стратегия уводит политику от череды случайных деятелей и непредвиденных событий. В доктрина сдерживания, к примеру, не было конкретных указаний относительно того, как справиться с кризисами в Берлине и на Кубе или войнами в Корее и Вьетнаме. Однако история выявила огромное значение непредсказуемых персонажей и событий. Политика США в отношении Китая должна соответствовать личности председателя КНР Си Цзиньпина, чьи методы и цели выходят далеко за рамки его непосредственных предшественников. Непредвиденная пандемия мирового масштаба привела к тому, что Соединенные Штаты выглядят либо жалкими и слабыми (потому что не смогли остановить распространение болезни и вакцинировать достаточное количество граждан), либо удивительно сильными (поскольку их более свободный подход позволяет открывать экономику быстрее Китая). А иностранные лидеры могут застать всех врасплох. Перефразируя высказывание бывшего чемпиона в супертяжелом весе Майка Тайсона о боксе, что у всех есть план до первого удара в челюсть, можно сказать, что до начала спецоперации России на Украине великая стратегия была у всех.

Идеи имеют значение, но не столь важное, как считают представители интеллигенции и политики. Гораздо важнее политическая прозорливость, которая заключается в том, чтобы чувствовать, приспосабливаться, использовать и действовать, а не планировать и усложнять. Она сродни мастерству дзюдоиста, у которого может быть план, но важнейшей характеристикой все равно остается ловкость. Философ Исайя Берлин называл это "пониманием, а не знанием", способностью "определять, что соответствует чему: что можно сделать в данных обстоятельствах, а что — нет, какие средства будут работать в каких ситуациях и в какой степени".

Акцент на искусстве управления государством (а не на общей стратегии) особенно актуален с учетом скорости и непредсказуемости современных задач. В ближайшем будущем Соединенным Штатам предстоит конфронтация с тремя противниками: Китаем, Ираном и Россией. Каждое из этих государств стремится к изменению статуса-кво, жаждет приобретения новых территорий или возвращения старых в непосредственной близости от своих границ. Каждое опасается долгосрочного демографического спада и экономической стагнации. Каждое отточило свой стиль боевых операций — будь то гибридная война или "серая зона", — который охватывает такие сложные инструменты, как кулуарные битвы, кибервойна, недорогостоящие технологии, избирательные репрессии и даже убийства. Каждым управляет возрастной лидер, который перед уходом со сцены захочет, вероятно, в течение следующих нескольких лет увидеть крупные достижения своей страны. Каждое готово сотрудничать с другими на чисто транзакционной основе. И каждому угрожает экзистенциальный вызов свободной политики, верховенства закона и уважения свободы личности. Все это способно повлечь внезапные, глупые и, безусловно, опасные решения, которые не сможет предсказать ни один великий стратег. За примером далеко ходить не надо: взять хотя бы безрассудную спецоперацию президента России Владимира Путина на Украине.

Очередная сложность заключается в том, что кризис в одной области может отразиться на других. Хаос на границе НАТО, например, может лишить США ресурсов в Азии, и уже вернул внимание Соединенных Штатов к старому очагу борьбы времен холодной войны. Некоторые из более значимых факторов — изменение климата, упадок демократии, исламистский терроризм — создадут дополнительную почву для непредсказуемых кризисов. Цель Соединенных Штатов должна состоять в том, чтобы справиться с этой хаотичной реальностью, а не выстраивать архитектуру для глобальной политики.

Однако слишком часто Вашингтон проводил внешнюю политику не особенно профессионально, лишая смысла всякое стремление к созданию великой стратегии. Наиболее ярким примером служит катастрофический вывод войск США из Афганистана летом 2021 года. Исходя из общих стратегических соображений, можно было бы обосновать решение следующим образом: сокращение потерь США и устранение отвлекающего фактора Афганистана для акцента на более важных интересах в Восточной Азии, или же поддержание малозатратного присутствия в стране для сохранения авторитета и подрыва радикальных исламистских движений в Южной Азии. Как и в большинстве внешнеполитических решений, веские аргументы были у обеих сторон. Однако результатом стал ужасающий провал государственного управления, что в итоге имело первостепенное значение.

В результате хаотичного вывода войск в стране остались десятки, если не сотни тысяч афганцев, работавших с американскими военными. Появились унизительные карикатуры на победу исламистов над единственной в мире сверхдержавой. Пострадали рейтинги президента, стремящегося восстановить престиж Америки. А ведь вывод войск можно было запланировать на конец периода боевых действий, Госдепартамент мог заранее подготовить специальные визы для сотрудничавших с Соединенными Штатами афганцев, можно было оставить более многочисленные временные силы для сохранения контроля над крупнейшей воздушной базой страны, а союзники США могли получить своевременные предупреждения и избежать борьбы за безопасность своих граждан.

Провал вывода войск из Афганистана стал лишь одним из множества увечий, нанесенных США самими себе в последние годы. В 2003 году администрация Джорджа Буша-младшего приняла решение о вторжении в Ирак без полноценного плана последующей оккупации. В 2012 году президент Барак Обама заявил, что применение Сирией химического оружия станет "красной линией", но так и не довел дело до конца, когда лидер страны Башар Асад пересек ее. Администрация Трампа, со своей стороны, не только отвергла важность внешнеполитических ценностей; президент чуть ли не радовался отношениям с Путиным и фактически (по словам бывшего советника по национальной безопасности Джона Болтона) подготовил почву для потенциально катастрофического выхода из НАТО. Даже учреждение оборонного альянса AUKUS с Австралией и Соединенным Королевством, которое ознаменовало долгосрочный успех внешней политики США, омрачилось неумелым обращением администрации Байдена с ключевым союзником в лице Франции, униженной разрывом контракта на строительство подводных лодок для Канберры.

Ничто из этого не означает, что политики США не должны придерживаться определенных ключевых идей, а именно готовности играть активную роль за рубежом, заинтересованности в свободном потоке товаров и идей и предпочтению демократии диктатуре. Американские политики ХХ века пришли к правильному выводу, что агрессивные наклонности ревизионистских диктатур в конечном счете отразятся на Соединенных Штатах и что с большой долей вероятности репрессивные по отношению к собственным гражданам режимы станут применять силу за рубежом, причем в злонамеренных целях. Эту связь еще предстоит разорвать. Тем не менее, базовое понимание необходимости активного участия в мировых событиях на основе как ценностей, так и интересов обеспечивает лишь ограниченные ориентиры для проведения политики. Это особенно актуально на фоне неспособности Соединенных Штатов создать новый мировой порядок (как в 40-х) или качественно управлять существующим (как это было после холодной войны). После Второй мировой войны глобальный порядок действительно потребовал грандиозных идей, сгенерировать которые было под силу только США с их уникальной нетронутой экономикой. Сегодня Соединенные Штаты оказались окружены агрессивными автократиями, неустойчивыми демократиями и непредсказуемыми глобальными явлениями и попросту не в состоянии придумать схемы под стать тем, что имели место в послевоенный период. В качестве альтернативы им следует обратиться к искусству управления государством.

Одним из элементов возрождения государственного управления должен стать выбор политических и интеллектуальных кругов в пользу эмпирического подхода, а не генерализации. Точная оценка окружающих условий — задача непростая. Например, за последние два десятилетия американские политики не смогли оценить скорость роста Китая и исходящую от него потенциальную угрозу положению Соединенных Штатов, хотя своих амбиций китайцы практически не скрывали. Вашингтон проигнорировал наращивание Пекином военной мощи и мало что сделал для противодействия его агрессивной тактике в Южно-Китайском море. Администрации Обамы и Трампа не смогли обеспечить принятие конгрессом Транстихоокеанского партнерства — торгового блока для противопоставления Китаю. Упуская из виду китайскую угрозу, политики позволяют априорным убеждениям (характерным для большинства великих стратегических доктрин) мешать политическому здравомыслию. Они придерживались такой теории развития, которая рассматривала глобальную экономическую интеграцию в качестве пути к политической либерализации, однако в случае с Китаем данная гипотеза оказалась в корне неверной.

Понимание окружающих условий означает постоянный поиск взаимосвязей. Многие американские аналитики допустили ошибку, рассматривая, к примеру, подъем реваншистской России не в совокупности, а как отдельные эпизоды. Военные операции Москвы в Грузии в 2008 г. и на Украине в 2014 г. сочли отдельными проблемами, а не отражением нового опасного курса российской политики, которому не смогла бы противостоять ни "перезагрузка" американо-российских отношений администрацией Обамы, ни личные связи Трампа с Путиным. В результате Соединенным Штатам более десяти лет не удавалось развить и развернуть необходимую для сдерживания России военную мощь.

Решения США по Афганистану, Сирии и другим горячим точкам также считались локальными и самостоятельными, а их глобальные последствия мало кто осознавал. Неслучаен тот факт, что присоединение Крыма к России последовало менее чем через год после провала администрации Обамы в контексте проведения "красной линии" относительно применения Сирией химического оружия. И вряд ли начало российской спецоперации на Украине случайно совпало с унизительным бегством США из Афганистана.

Политическая прозорливость также предполагает скорость. Действовать быстро — вопрос не доктрины, а мышления, культуры и подготовки. В своих посмертно опубликованных мемуарах о падении Франции в 1940 году историк и мученик Сопротивления Марк Блох сделал обличительное замечание: "С начала и до конца войны метроном в штаб-квартире всегда работал в чересчур медленном ритме". Проблема заключалась не в великой стратегии Франции, а в неповоротливости властной верхушки. В этом заключается еще один вызов Соединенным Штатам в современном мире — их искушение следовать изречению, якобы произнесенному премьер-министром Великобритании Уинстоном Черчиллем: "Американцы всегда находят единственное верное решение, но сначала перепробуют все остальные". Но в современном стремительно движущемся мире Соединенные Штаты, возможно, больше не могут позволить себе подобную роскошь.

Совершенствование американского государственного управления должно начинаться с аудита тех институтов, которые формулируют и осуществляют политику. Из всех составляющих истеблишмента национальной безопасности США только одна занялась поистине суровым самоанализом: Корпус морской пехоты США, который после двух десятилетий противоповстанческой деятельности переориентировался на экспедиционную войну в Индо-Тихоокеанском регионе. Другие виды вооруженных сил ничего подобного даже близко не проделывали, не говоря уже о правительственной разведке, учреждениях по оказанию международной помощи и агентствах общественной дипломатии. Неудачи в Афганистане и Ираке отражали не только конкретные политические решения, но и организационно-штатные промахи, которые препятствовали развитию квалифицированных местных формирований и наводняли эти страны экономической помощью, которая наряду с пользой отличалась и определенной степенью контрпродуктивности. Например, дорогостоящие проекты развития способствовали росту коррупции и вытеснили англоговорящих афганцев из областей педагогической и государственной деятельности, а для создания надежной армии и полиции сделали ничтожно мало. Тем не менее, существует не так много свидетельств заинтересованности институтов национальной безопасности США в проведении утомительного самоанализа или реформ.

Комплексный институциональный аудит предполагает не только реформирование или даже упразднение некоторых организаций, но также возрождение старых и создание новых. Поскольку на сегодняшний день преобладают гибридные войны, Соединенным Штатам нужно поработать над игрой в нападении. С этой целью они могли бы возродить ликвидированное в конце 90-х Информационное агентство США, которое распространяло проамериканскую пропаганду во время холодной войны. Также можно мобилизовать гражданские кибер-ополчения, которые могут дискредитировать враждебные страны посредством наиболее мощного оружия в мире — правды. Одним из примеров является спонтанная мобилизация украинским правительством антироссийских хакеров после начала российской спецоперации. Также Соединенным Штатам следует превратить защиту гражданских свобод в дело принципа и инструмент ослабления оппонентов. Россиян, например, следует завалить сообщениями, разоблачающими ту ложь, что скармливает им режим, правду о человеческих и экономических потерях, которые они понесли в ходе конфликта с Украиной и из-за него, а также о катастрофических последствиях превращения в отвергнутое Западом государство-вассала Китая.

В некоторых случаях проблема заключается не в институтах, а в мышлении, а именно — в неспособности лидеров справляться с несколькими кризисами одновременно. Нет причин, по которым США не могут улаживать больше одной проблемы за раз; в конце концов, в ходе той же Второй мировой они успешно сражались в рамках двух совершенно разных театров военных действий. Но для этого требуется дисциплина, которую продемонстрировало целое поколение лидеров благодаря адекватному распределению времени и энергии между множеством проблем, вместо требований от себя и своих подчиненных максимальной отдачи по какому-то одному вопросу на фоне нескончаемого кризиса. Сцена сбора всей команды Обамы в Зале оперативных совещаний для отслеживания операции 2011 года, в результате которой был убит Усама бен Ладен — операции, на которую они не способны были повлиять с первых ее минут, — резко контрастирует с поведением американских лидеров накануне "Дня Д" (высадки союзных войск в Европе). Президент Франклин Рузвельт смотрел кино, а генерал Дуайт Эйзенхауэр читал ковбойский роман. Согласно одному очерку в New York Times, во время вывода войск из Афганистана советник по национальной безопасности Джейк Салливан спал всего по два часа в сутки, что было тревожным знаком отсутствия дисциплины в процессе принятии решений.

Некоторые из необходимых улучшений вполне обыденны. Разумная разработка внешнеполитического курса в значительной степени опирается на основы бюрократического поведения, а именно логичные и краткие меморандумы, четко организованные встречи, умение донести до окружающих свои выводы, а также на поступающие сверху краткие и недвусмысленные указания. Налаженный процесс не гарантирует адекватной политики, но повышает ее вероятность. Исходя из этих соображений, правительству США следует уделять больше внимания обучению и карьерному росту специалистов в области безопасности. Многие молодые люди хотят стать членами правительства, но профессиональные школы международных отношений зачастую не способны подготовить их к тем обязанностям, с которыми им придется столкнуться в реальности.

Вашингтону давно пора начать вкладываться в профессиональное образование и развитие. Внедрение в университетах хорошо проработанных кратких курсов и даже создание государственной академии для специалистов по внешней политике из разных правительственных учреждений обойдется США в мизерную долю тех средств, что выделяются на национальную безопасность, а результаты может принести несоразмерно масштабные. Учебная программа должна делать акцент на механизме эффективного законодательного процесса в противоположность традиционному вузовскому сочетанию общественных наук, актуальной проблематики и теории организации бизнес-школ.

Для восстановления служебной грамотности требуется реконструкция изломанной кадровой системы. Процесс назначения людей на руководящие посты в Госдепартаменте и Пентагоне уже давно оставляет желать лучшего, и эта проблема лишь усугубляется. По данным Washington Post, за год президентства Джо Байдена администрация проверила, выдвинула и получила одобрение Сената всего на одну треть из примерно 800 отслеживавшихся должностей. Многие важнейшие посты остались вакантными, включая должности послов в Южной Корее и на Украине, помощника госсекретаря по делам Ближнего Востока и помощника министра обороны по вопросам международной безопасности. Белому дому и Конгрессу, которые несут ответственность за эти задержки, необходимо быстрее рассматривать заявления политических назначенцев, чьи ряды, кстати, тоже стóит проредить. Да, они привносят свежий взгляд актуальной повестке, но даже если сократить их количество вдвое, высшие эшелоны правительства по-прежнему будут заполнены в основном непрофессиональными чиновниками. Каким бы болезненным это ни показалось, демократам и республиканцам нужно сделать шаг к сокращению числа политических назначенцев, и это принесет плоды быстрее, чем очередной документ по вопросам национальной безопасности.

Политическая прозорливость также предполагает мотивированный выбор, к примеру, активные усилия по разделению врагов. Во время Вашингтонской конференции по ограничению морских вооружений 1921-22 гг. Соединенные Штаты ловкостью добились разрыва англо-японского союза, который более других угрожал международным отношениям того времени. В 60-х и 70-х годах они использовали китайско-советский раскол с целью ослабления коммунистического мира. Сегодня Вашингтону необходимо вбить клин между Китаем и Россией — задача хоть и трудная ввиду антиамериканских и антидемократических настроений лидеров обеих стран, но в долгосрочной перспективе вполне реализуемая. Пекин и Москва крайне настороженно относятся к попыткам внести между ними разлад, но внешнеполитические цели у них при этом абсолютно разные: там, где Россия стремится нарушить международный порядок, Китай хочет его себе подчинить. Конечно, Соединенные Штаты могут найти способы сыграть на российских страхах перед китайской активностью, с одной стороны, и на китайском презрении к российским промахам, с другой. Разделить Китай и Россию в ближайшей перспективе не получится, зато вполне возможно максимально увеличить количество спорных вопросов в их отношениях.

Грамотный оппортунизм особенно ценен в эпоху неформальных союзов и негласных отношений. Вашингтон склонен преуменьшать подобные связи, считая тот же Афганистан проблемой талибов, игнорируя пакистанский фактор, а Ирак — проблемой Аль-Каиды*, а не Ирана. Решение проблемы начинается с открытого и решительного выявления этих связей. Опять же, у Вашингтона есть возможность сыграть от противного, усилив конкуренцию между Россией и Турцией за влияние в Центральной Азии посредством принятия стороны Азербайджана (который поддерживает Турция) в карабахском территориальном конфликте.

Наконец, искусство управления государством должно иметь и внутренний компонент. На протяжении десятилетий внешнеполитические элиты США привыкли принимать решения без оглядки на общественное мнение. Например, они открыли торговлю с Китаем, не подумав о сопутствующих этому сокращениях рабочих мест в американской промышленности. Сегодня они говорят о неких абстрактных целях вроде "усиленных средств сдерживания", которые имеют смысл в Вашингтоне, но никогда не получат поддержки американского народа. У американцев нет особых причин доверять внешнеполитическим экспертам, они слабо представляют, на что правительство их "подписало" и почему. Политики должны четко увязывать события в кризисных зонах с интересами США, например, четко изложить, как именно независимость Тайваня отражает американские ценности (самоопределение и свободу) и служит американским интересам (предотвращение попадания одной из самых производительных экономик мира в китайские руки).

Кризис 2022 года на Украине — яркий пример необходимости замены великой стратегии искусством государственного управления. Члены администрации Байдена, как и их предшественники, правильно сочли Китай главным конкурентом Соединенных Штатов. Решение Путина начать спецоперацию на Украине стало неожиданным толчком, который потребовал быстроты и находчивости — и администрация Байдена, к ее чести, проявила не только гибкость, но и хитрость, обнародовав разведданные за несколько недель до конфликта, чтобы подорвать попытки России создать необходимую базу для действий и разобщить Европу.

Кризис, конечно, на этом не закончился. Надвигается опасное время, в ходе которого Москва подвергнет решимость Запада испытанию. Она может, например, потребовать права на защиту русскоязычных граждан в странах Балтии или настаивать на роспуске НАТО в Восточной Европе. Что еще хуже, она может бросить вызов принципу коллективной обороны, запустив пару ракет по местам перегрузки направляемого Украине оружия. Для противостояния подобным угрозам Соединенным Штатам потребуется не великая стратегия, а стойкость в противостоянии России, изобретательность в снабжении Украины и передовых союзников по НАТО с параллельным "выключением" российской экономики, а также изощренность в руководстве перевооружением Европы.

Соединенные Штаты уникальны в силу многих вещей: основанной на ценностях национальной идентичности, размера территорий, выгодного географического положения, непреодолимой мощи и 250-летней истории успешной, хоть и не без изъянов, демократии. Однако сегодня они вступают в период амбициозных задач, для решения которых великая стратегия со склонностью к максимально упрощенному подходу особой пользы не принесет. Страна должна прокладывать себе путь в этом сложном мире и справляться с кризисами, помогая по мере продвижения там, где это возможно, и борясь со злом там, где это необходимо.

Будущая внешняя политика Соединенных Штатов не станет следовать громкому призыву "нести любое бремя и проходить любые испытания", который озвучил в инаугурационной речи 1961 года президент Джон Кеннеди. Пожалуй, Соединенным Штатам лучше следовать одновременно принципиальной и прагматичной рекомендации, которую в своей инаугурационной речи 1905 года предложил президент Теодор Рузвельт: "Нам многое дано, и от нас много ожидается. У нас есть обязанности перед другими людьми и перед собой; и ни одной из этих обязанностей мы не в праве пренебречь. Мы стали великой нацией, вынужденной лицом своего величия вступить в отношения с другими народами земли, и мы должны вести себя так, как подобает людям с такой ответственностью".

Рузвельт, который на протяжении всей карьеры скрупулезно изучал внешнюю политику и старался разъяснять ее американцам за пределами многонациональных городов Северо-Востока, был проницателен и практичен. Будучи заместителем министра ВМФ, а затем президентом, он помог оживить как армию, так и военно-морской флот, сделав их пригодными для нужд формирующейся мировой державы. В 1905 году он воспользовался возможностью стать посредником в мирном урегулировании между Японией и Россией с пользой для Соединенных Штатов. Он предвидел главные проблемы Первой мировой войны задолго до большинства американцев и выступал за скорейшее вмешательство США, которое вполне могло способствовать смягчению конфликта. Он находил баланс между идеалами и интересами, неустанно интересовался окружающим миром, читал на иностранных языках и много путешествовал. При нем Соединенные Штаты были могущественны, но едва ли доминировали, и помимо них было задействовано множество других сил. Его основанный на принципах прагматизм хоть и не был великой стратегией, но приносил все необходимые плоды.

*террористическая организация, запрещенная в России