Грязный секрет зеленой энергии – это острая потребность в африканских ресурсах

Кобус ван Штаден (Cobus van Staden)

В июне Европарламент проголосовал за то, чтобы фактически полностью запретить продажу новых автомобилей, работающих на бензине и дизельном топливе, уже к 2035 году. Если этот закон получит одобрение Евросоюза, это обернется настоящей революцией на третьем крупнейшем в мире автомобильном рынке после Китая и Соединенных Штатов и ускорит глобальный переход всей автомобильной индустрии к технологиям аккумуляторных батарей.

Однако Европарламент не учел одну важную деталь: мир попросту не может добывать и обрабатывать огромные объемы минералов, которые используются при производстве аккумуляторов – лития, никеля, кобальта, марганца, палладия и так далее, – чтобы обеспечить этот стремительный переход на автомобили с электрическими двигателями. Грязный секрет зеленой революции заключается в ее неутолимой потребности в ресурсах, которые добываются в Африке и других регионах с применением самых грязных технологий в мире. Более того, ускорение перехода на аккумуляторные батареи сейчас угрожает повторением одного из самых разрушительных процессов в истории глобальной экономики, а именно систематической добычи сырья на Глобальном Юге, которая ведется таким образом, что развитые страны становятся невообразимо богатыми, а множество стран развивающегося мира вынуждены мириться с ухудшением состояния окружающей среды, нарушениями прав человека и неизменно низким уровнем экономического развития.

Некоторые страны пытаются сломать эту тенденцию и получить более весомую долю богатств, которые им сулит энергетический переход. К примеру, в 2020 году Индонезия ввела запрет на экспорт необработанной никелевой руды, фактически заставив иностранные компании перенести обработку никеля на территорию Индонезии. Но многие экономисты сомневаются в том, что подобные запреты действительно могут подстегнуть развитие. В условиях конкурентного глобального рынка реализацию таких инициатив очень часто тормозят отсутствие у местных жителей нужных навыков и неразвитость логистических цепочек. Боливия тоже попыталась извлечь дополнительную выгоду из своих запасов лития, однако пока результаты этих ее усилий остаются довольно посредственными.

И дело не только в экономике. Поскольку металлы, используемые в производстве аккумуляторных батарей, приобретают все больше стратегического значения, начиная во многих смыслах играть такую же центральную роль, которую долгое время играла нефть, развивающимся странам, обладающим значительными ресурсами, будет очень трудно защитить свои траектории развития от грубого вмешательства геополитики. И лучшим примером, иллюстрирующим эту проблему, является Демократическая Республика Конго, контролирующая крупнейшие в мире разведанные месторождения кобальта – металла, который играет ключевую роль в "зеленом переходе", поскольку аккумуляторы для электромобилей, произведенные с использованием кобальта, позволяют проезжать более значительные расстояния между зарядками.

И здесь в игру вступает Китай, чье правительство уже давно окрестило аккумуляторы электромобилей и их цепочки поставок стратегически важной промышленной нишей. В 2016 году, когда цена на кобальт была относительно низкой, Пекин резко увеличил объемы его закупок. Китайский горнодобывающий гигант China Molybdenum купил у американской компании Freeport-McMoRan одно из крупнейших в мире кобальтовых месторождений – "Тенке Фунгуруме" (Tenke Fungurume), – расположенное на юго-востоке Конго. Сегодня китайские компании контролируют 60% глобальных кобальтовых резервов и 80% мощностей по переработке кобальта, что позволило Китаю получить значительное преимущество в качестве производителя аккумуляторов для электрокаров. Всего она китайская компания – CATL – контролирует треть глобального рынка аккумуляторных батарей.

Тот факт, что Китай сделал аккумуляторные батареи частью своего стратегического промышленного планирования, вызвал тревогу в Соединенных Штатах. В мае администрация Байдена объявила о программе стоимостью в 3 миллиарда долларов по развитию производства аккумуляторов для электромобилей в Соединенных Штатах. Но, чтобы попытки забрать у Китая более весомую долю цепочки поставок батарей увенчались успехом, американским производителям потребуется расширить свой доступ к таким минералам, как кобальт. Именно поэтому Вашингтон переключил свое внимание на Конго – и действия китайцев в этой стране.

Конго нельзя назвать обычной африканской страной. Занимая территорию, примерно равную по площади территории всей Западной Европы, эта богатая ресурсами республика во многих смыслах играет ключевую роль в экономической судьбе всего африканского континента. Любому потенциальному партнеру, нацелившемуся на минеральное богатство Конго, придется преодолеть те же самые препятствия, которые сдерживают развитие всего континента. Из-за огромных размеров, внутриконтинентального положения и изолированности от морских путей, а также из-за крайне ограниченного доступа к транспортным узлам систематическая разработка месторождений Конго неизбежно коснется соседних стран и создаст прецеденты – как хорошие, так и плохие – для всего континента.

Одним из важнейших вопросов является трансграничная инфраструктура, в частности железные дороги, и доступ к морским портам. Это не только необходимое условие для того, чтобы доставлять сырье для производства аккумуляторов на рынок. Острая нехватка трансграничной инфраструктуры на большей части территории Африки привела к тому, что усилия по интеграции экономик африканских стран так никогда всерьез и не прикладывались, хотя Африканская континентальная зона свободной торговли (African Continental Free Trade Area), созданная в 2018 году, является крупнейшей зоной свободной торговли в мире – как минимум на бумаге, – объединяя 43 государства. И здесь Китай намного опережает всех остальных игроков, поскольку китайские компании активно строят железнодорожную и портовую инфраструктуру, позволяющую трансформировать африканскую логистику. В 2019 году Центр стратегических и международных исследований посчитал, что 46 портов в Африке к югу от Сахары были построены, расширены или управляются китайскими компаниями.

Сочетание железнодорожной и портовой инфраструктуры несет в себе огромный потенциал. К примеру, атлантический порт Лобито в Анголе недавно был соединен с южной границей Конго посредством железнодорожной линии длиной в 830 миль. Несколько восточноафриканских стран уже соперничают друг с другом за финансирование проектов, которые позволят связать их порты на побережье Индийского океана с востоком Конго. Однако, поскольку различные китайские компании, преследующие различные коммерческие и политические интересы, сосредоточились на том, чтобы связать богатые ресурсами районы с побережьем, чтобы отправлять сырье в Китай, в конечно итоге – в более широком смысле – они воспроизводят в Африке модель ресурсодобывающей экономики колониальной эпохи, в рамках которой такие страны, как Конго, рискуют застрять в состоянии экономической отсталости. Согласно более оптимистичной точке зрения, как только будет построена трансграничная инфраструктура, это откроет альтернативные пути для развития, в том числе подстегнет торговлю и производство внутри африканского континента.

Многие обвиняют китайские добывающие компании в том, что они еще больше понижают и без того низкие стандарты по охране окружающей среды и по защите трудовых прав, и есть масса доказательств недобросовестности китайцев, работающих в Африке. Кроме того, китайские компании сознательно затягивают реализацию обещанных инфраструктурных проектов, которые являются частью крупных сделок по добыче минеральных ресурсов, но не имеют непосредственного отношения к добывающей экономике, – то есть строительство школ, больниц и других объектов социальной инфраструктуры.

Некоторые видят в этом удобную возможность для западных компаний вытеснить их китайских конкурентов, заключив с Конго сделки с более значительным упором на развитие. Последние несколько лет Конго регулярно посещают совместные делегации американских правительственных чиновников и руководителей компаний, а также делегации из Европы, однако публичные сообщения о подписании конкретных соглашений о сотрудничестве звучат редко.

Но даже если Китай столкнется с более активной конкуренцией за право работать с Конго, нет никаких гарантий, что энергетический переход не спровоцирует очередную схватку за африканские ресурсы, которая не принесет большинству жителей этого континента никакой выгоды. Западные гиганты, работающие в Конго, такие как швейцарская добывающая и торговая компания Glencore, имеют далеко не лучшую репутацию в смысле нарушений прав человека и коррупции. Достаточно всего одного быстрого взгляда на историю Конго – от ужасающего колониального правления Бельгии до той поддержки, которую Соединенные Штаты оказывали жестокому и коррумпированному режиму Мобуту Сесе Секо (Mobutu Sese Seko), – чтобы понять, что китайские инвесторы – далеко не единственные иностранные субъекты, которые не слишком добросовестно ведут себя в Конго.

Кроме того, Китаю и Западу порой приходится действовать в Конго заодно: в 2018 году китайская компания Molybdenum объединила силы с западными корпорациями, такими ка Glencore и Ivanhoe Mines, чтобы противостоять принятию новых стандартов добычи, которые увеличивали долю конголезского правительства в разработке недр. Развернувшаяся тогда борьба между правительством страны и компаниями даже вылилась во временную приостановку операций китайской Molybdenum. Однако у этой компании есть влиятельные союзники внутри конголезского правительства, которые старательно препятствуют любым попыткам реформировать добывающий сектор страны – если правительство вообще к этому стремится, что тоже вызывает сомнения, поскольку конголезская политика крайне коррумпирована и непрозрачна.

Даже если соперничество Соединенных Штатов и Китая сможет поднять авторитет Конго, вызвать интерес у большего числа американских компаний может быть довольно трудно. Поскольку сейчас инвесторы уделяют все больше внимания соблюдению требований в области защиты окружающей среды, социального обеспечения и стандартов управления, многие компании попросту не хотят связываться с такой откровенно коррумпированной страной, как Конго. Существуют также и ограничения правового характера, такие как Закон о борьбе с коррупцией во внешнеторговой деятельности, у которого нет эквивалента в Китае.

В своих заявлениях Вашингтон часто делает акцент на том, что будущее процветание Африки зависит от выбора партнеров, и Соединенные Штаты позиционируются в качестве более ответственного в плане экологии, более прозрачного и ориентированного на развитие субъекта. В действительности же Соединенные Штаты и Китай, возможно, гораздо ближе друг к другу, чем кажется. Обе страны стремятся добывать железорудное сырье и предпочитают перерабатывать его на своей территории. Хотя они могут развернуть больше перерабатывающих мощностей в Конго, если от них этого потребуют, – таким образом оставив африканцам более весомую долю доходов от добычи минералов, – этого все равно окажется крайне мало для того, чтобы Африка могла процветать благодаря своему минеральному богатству. Суть гонки за металлами для аккумуляторных батарей сводится к тому, чтобы обеспечить собственное национальное процветание, а не процветание Африки. Священный грааль экономического развития Африки – это строительство ее собственной производственной базы, даже если для этого потребуется принудительная передача интеллектуальной собственности, чтобы компании могли не только добывать и обрабатывать сырье, но и самостоятельно производить аккумуляторные батареи. В настоящее время это остается несбыточной мечтой – не в последнюю очередь потому, что производство требует стабильной подачи электричества, а это является серьезной проблемой для таких стран, как Конго.

В конечном счете соперничество между Вашингтоном и Пекином за минералы для аккумуляторов скрывает от нас глубокий и фундаментальный разрыв не между Китаем и Соединенными Штатами, а между Севером и Югом. Чтобы Глобальный Юг действительно смог всеобъемлющим образом извлечь выгоду из своего огромного минерального богатства – из ресурсов, которые играют важнейшую роль в реализации современной климатической политики, – потребуются такие масштабные изменения в глобальных цепочках поставок и экономических отношениях, что о них предпочитают вообще не говорить.